Наконец очертания корабля снова слились в крохотную звёздочку. Эльвин отстранённо глянула на выжидающее лицо духа страны, но ничего не ответила. Тогда он продолжил сам:
– М-да, разные сюрпризы преподносит нам жизнь, иногда вынося на наш берег совершенно неожиданных людей, среди которых бывает что оказываются и старые друзья…
Эльвин ясно поняла, что последние слова имеют какой-то скрытый смысл. И не ошиблась, так как повернув голову к Гринмэну, неожиданно увидела, что он стоит уже не один.
– Мистер Глюмус? – Но Эльвин не могла сказать, что сильно удивилась, потому что для сегодняшнего дня удивляться удивительному приходилось слишком часто, и она уже привыкла к потрясениям.
Маленький сухой старичок в жёлтом костюме и с огромной охапкой всклоченных седых волос с радостной улыбкой отвесил девушке низкий поклон. В его цепких руках был крепко зажат большой серебряный ларец, усыпанный многоцветными камнями и украшенный ромбом, вписанным в круг.
– Мисс Эльвин! – Добродушно произнёс старичок. – Как же я рад снова вас видеть!
– И я рада видеть вас… Но что вы здесь делаете?
– Знамение. – Совсем не зловеще, но тоже с лёгкой долей мистики, ответил Мистер Глюмус.
– Знамение? – Переспросила Эльвин.
– Знак. – Подобрал другое слово Глюмус.
– Знак?
– Знак был дан. – Очень серьёзно сказал он. – Поэтому я здесь.
Эльвин была окончательно заинтригована, не зная, что ещё за очередное знамение повисло над её головой.
– Вот именно! Повисло над головой! – Перехватив её мысли, воскликнул Человек с Зелёной тростью, да так неожиданно и пронзительно, что Мистер Глюмус (который, кстати, был ростом как раз с трость) на пол метра подскочил над землёй.
– Что над головой? – Запутываясь всё больше и больше, спросила Эльвин. – О чём вы?
Хотя, сказать по правде, она предпочла бы лучше этого не касаться. Очень хотелось покоя.
– Именно покоя. – Снова напугал Глюмуса Гринмэн, вытащив из головы Эльвин следующую проходящую мысль. Он даже рассмеялся.
– Два Солнца над головой. – Пытаясь не обращать внимание на громкие посмеивания, объяснил Эльвин Мистер Глюмус. – Вы видели их, мне сообщили об этом.
Эльвин опять как нельзя явней ощутила жуткий провал в душе. Она потеряла Лиама. Потеряла.
– Кто сообщил?
– Те, кто только что растворился на синем небосводе, те, кто может быть в нескольких местах одновременно – Светлые Владыки, конечно. – Взмахнул рукой старичок. – Вам дали знак, а Владыки дали знак мне. И я пришёл, чтобы отдать вам кое-что… – Он немного потоптался на месте, желая сделать какое-нибудь более торжественное вступление, но в итоге сказал очень просто. – Помните, как-то у меня в магазине я уже показывал вам этот ларец (кивнул он на старинный ларчик у себя в руках) и сказал вам, что тут хранятся поистине бесценные и уникальные вещи. Одну из них вы знаете – это зеркало Дерлина. А вот две другие…
Мистер Глюмус бережно поставил ларец на землю и, прошептав какие-то непонятные слова, заставил его крышку разделиться на три равные части. Под третьей по счёту частью крышки когда-то хранилось счастливое сокровище Дерлина. Но что же могло скрываться под первой и второй?
Эльвин замерла в ожидании.
Всего один миг, и ларец был полностью открыт. И загадка сразу же обернулась отгадкой. На тёмно-сиреневом бархате спокойно поблёскивали…
– Два золотых кольца. – Улыбнулся Мистер Глюмус. – Обручальных кольца. – Многозначительно поднял он брови. – Хеллюса и Риему.
У Эльвин внутри всё перевернулось. Она неосознанно отступила назад, отодвигаемая величием протянутых ей сокровищ.
– Вам ведь знакомы эти имена? – Спросил Глюмус. – Знакома легенда, связанная с ними? Легенда о них?
– Да. – Ответила девушка не сразу.
– Так вот, – кивнул Гринмэн, вливаясь в разговор, – я дописал легенду о Дерлине, а эту легенду суждено дописать уже другим. Вам.
– Нам? – Не совсем поняла Эльвин. – Кому нам?
– Именно ты видела два Солнца на небе. – Пояснил Гринмэн. – Поэтому одно кольцо принадлежит тебе, Эльвин (Глюмус вложил первое кольцо в правую руку девушки), а второе тому, с кем уже крепко-накрепко сплетена твоя судьба горячей любовью. (Глюмус вложил второе кольцо в левую руку девушки).
– Лиаму? – Еле-еле прошептала Эльвин, выдавив звук сквозь огромный комок в горле.
Сухой старичок Глюмус радостно закивал седой головой. Гринмэн тоже утвердительно подмигнул девушке стеклянным глазом.
– Но… но… – Эльвин почувствовала невыносимую боль в горле. Комок стал таким огромным, что распирал изнутри. «Лиам умер». – Хотела произнести Эльвин, но ничего не получилось.
– Ты же не знаешь точно. – Хитро ухмыляясь, возразил Гринмэн. – И кто сказал, что тот, кто падал, потом не смог подняться? – Он с бесконечным удовольствием проследил за переменой выражения лица Эльвин и таинственно добавил: – А если уж он и вовсе не падал…
Эльвин зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Столько всего перемешалось в ней сразу, столько чувств. Всё внутри было объято огнём. Огнём безграничной любви.
– Пойдём. – Позвал её Человек с Зелёной тростью. – Пойдём со мной.
Он взял Эльвин за руку, и они сделали шаг. Всего один шаг, пронзив и переступив грань реальностей многомерного мира.
Здесь дул совсем другой ветер; здесь небо было вымазано пастелью, а звёзды казались такими большими, что можно было увидеть в них отражение глаз; здесь было бескрайнее поле; здесь была свобода и счастье.
– Это мой мир. – Шепнул на ухо Эльвин Гринмэн, как будто ветерок дыхнул рядом с ней. – А это, – указал он куда-то вправо, – твой.
Гринмэн растворился, как будто его и не было.
Эльвин медленно повернулась, и сердце её вновь вспыхнуло счастьем. Вспыхнуло и не погасло.
Совсем не вдалеке, спиной к ней, живой и невредимый стоял…
– Лиам! – Закричала Эльвин. – Лиам!
Он разом обернулся. Над ними крутились разноцветные планеты, и музыка струилась прямо из самой души. Чудо! Чудо!
Они кинулись навстречу друг другу, и когда крепкие объятья скрепили их, ещё долго-долго стояли, не веря этой волшебной сказке. После всего что произошло, после всех событий, они снова были вместе. Как это вышло, как это получилось – всё неважно. Так суждено. Так суждено.
– Теперь я могу сказать тебе это, Лиам. – Прошептала Эльвин, посмотрев в серые глаза Лиама, и улыбнулась. – Я люблю тебя.
Больше они не расставались. Никогда.
