несчастная Ириита не услышала его, и он вытащил пистолет, огромный, украшенный узорами, и направил на женщину.
— Хладвиг! — в отчаянии воскликнула Атанаис. — Хладвиг, прошу тебя!
Хладвиг услышал ее голос сквозь крики своих товарищей, сквозь вопли Ирииты, сквозь плач фавнских женщин. Он стоял далеко от нее, в противоположном конце длинной вереницы и пронзительно поглядел на Атанаис. Рука его с пистолетом застыла, а девушка умоляюще глядела на него.
— Прошу тебя, пощади ее, — одними губами шептала Атанаис, и Хладвиг опустил руку, не отводя глаз от ее просиявшего лица.
Но Ириита не пожелала быть благодарной за его пощады. Она повернулась к Хладвигу. Замученное лицо ее исказила судорога торжественного гнева, спина трагично выпрямилась, а голос зазвенел мрачно и грозно:
— Ты — самое шалкое ис всех сосданий, которое мог сосдать твой бог! Ты отнимаешь шисни, но не ты сосдавал их! Ты вершишь судьбы, но право это принадлешит не тебе, человек! Тебя сосдал твой бог, но да ушаснется он от твоих деяний, ибо не для этого он сосдал тебя, убийтса!
— Ириита! Ириита! Опамятуйся! — уговаривали ее женщины, но она не слушала, покрываясь краской ярости и боли.
— Ты мошешь притворяться, что не урасуметь тебе слов моих, но сердсе твое и бог твой поймут меня! Убей меня, но истина останется со мною: ты убийтса, а убийтсам не стать свесдою на ночном небе, не восседать им рядом с серебряным троном Атаргаты! И тело твое, и душа твоя станут прахом после смерти, а я ше буду жить вечно!
Хладвиг вновь поднял пистолет, женщины дружно охнули, а Атанаис закричала мольбы.
— Убей меня, — зловеще прошипела Ириита, — будь ты проклят…
Раздался грохот, и Ириита рухнула на телегу, разливая по ней свою кровь. Женщины заплакали, Атанаис мучительно выдохнула и без сил опустилась на место. Хладвиг же хладнокровно убрал свой пистолет, что-то коротко приказал своим товарищам, и те, отковав убитую пленницу, отнесли ее в кусты, где быстро заработали лопатами.
— Теперь ты видишь?! — горестно выдохнула одна из женщин со слезами на глазах, повернувшись к девушке. — У него нет души! Он никогда не отпустит ни тебя, ни нас! Если ты будешь шдать еще, ты увидишь, как он убивает всех нас, а тебя делает своей рабыней.
— А если он увидит Свесду Благодати на ее шее, — сказала другая фавна, — он убьет ее первой.
— Я освобожу вас, — мрачно ответила Атанаис, поглядев на Хладвига с ненавистью и закипающей злостью. — Сегодня же ночью…
Зловещая тьма опустилась на лес, накрывая звуки густым туманом ночи. Хладвиг приказал накормить пленных, но Атанаис к своей еде не притронулась вовсе. Тогда Хладвиг сам подошел к ней и начал что-то тихо говорить, понижай голос до нежных и мягких глубин. Атанаис не понимала ни слова и лишь скорбно глядела на него, гордо приподняв голову. Крики Ирииты все еще гремели в её памяти, сердце разваливалось на части от мысли, что она могла не допустить этого, если бы отважилась противостоять врагам раньше. Ириита была бы жива.
«Сегодня должно всё решиться», — подумала Атанас, грустно глядя в глаза Хладвигу, принимая смиренный вид. И от ее смирения лицо Хладвига покрывалось опасным румянцем.
Он вдруг отковал ее от телеги, снял с нее цепи и помог спуститься на землю. Девушка, обменявшись с фавнами напряженным многозначительным взглядом, направилась к ярко сиявшему костру, позволяя Хладвигу вести себя. Девушка не показывала своего мрачного восторга — освободить пленниц, будучи не плененной самой, было куда легче. Она не показывала своего волнения — лишь долю страха, нужную для того, чтобы внушить этим головорезам, что она никогда не пойдет наперекор их воле из-за своего безмерного страха перед их силой и свирепостью.
Они прошли мимо телеги, где усталые и бледные пленницы тихо молились за погибшую Ирииту, кровь которой впиталась в доски и сохранила свой страшный аромат. Все они, как одна, поглядели на девушку косо, но эта молчаливая враждебность лишь придала ей решимости.
— Атанаис, — мягко произнёс Хладвиг, указав ей на место ближе к костру, рядом со своими приближенными, которые явно не испытывали к девушке ничего хорошего, особенно после того, как Хладвиг наказал их товарищей за то, что они посмели задрать ей юбку.
— Благодарю, — прошелестела она, осторожно усаживаясь на покрывало, стараясь не морщиться от острой боли в груди.
Мужчины пили вино, но ужин их был безрадостным. Они недоверчиво косились на своего предводителя и на его хорошо помятую любимицу. Он предлагал ей вина, мяса, но девушка отведала лишь немного хлеба, чтобы у неё были силы.
Атанаис знала, что из всего отряда ей стоило опасаться лишь его одного. Он был проницателен, умен и безраздельно жесток. Его внезапная к ней милость могла обернуться бездушием в любую минуту, и ей следовало быть с ним очень осторожной. Она не могла не заметить, с каким уважением глядел он на крест ее и с какой брезгливой ненавистью на фавнов.
— Куда мы едем? — наконец, через некоторое время молчания осведомилась Атанаис.
Хладвиг внимательно поглядел на нее, ничего не ответив. Тогда Атанаис повторила свой вопрос, указав на дорогу.
— Шонгау, — коротко бросил он.
— Шонгау? — прошептала Атанаис. — Но что это?
— Город, — ответил Хладвиг, сделав глоток из простой пиалы — он не пил вина, как остальные, и это удивило девушку. То была вода.
— Но что в этом городе? — спросила она.
Хладвиг не ответил. Он задумчиво любовался ею, ее глазами и длинными густыми волосами. Он трогал ее волнистые пряди, и ему явно нравилась их мягкость. Он пропускал их меж пальцами и дивился их переливчатой красоте.
— Хекс, — буркнул один из его приближенных, презрительно наблюдая за тем, как Хладвиг трогает ее волосы.
Тогда Атанаис решила начать. И тихо запела.
Она не нуждалась в музыкальных инструментах — голос леса был ее музыкой, шелест ветра аккомпанировал ей множеством стройных голосов, а костёр треском своим отбивал такт и разгорался жарче: огонь весело танцевал под песнь её и озарял лицо Певицы невиданной красотою.
Как только голос Атанаис взвился ввысь стремительной крепкой стрелой, мужчины восторженно раскрыли рты, и песнь полилась мощным потоком, с небес проливаясь на
