Я подчинилась. Безропотной серой мышью прошмыгнула к барной стойке и спряталась за Ленку. Взгляд уткнула в стену.
– Ну нифига себе… – выдохнула подруга. А у меня в глазах защипало. – Не волнуйся. Тут и ёжику понятно, что ты не виновата. Артём разберётся.
И он действительно… разобрался.
Блондинка подхватила дрожащую пёську и, гордо задрав подбородок, вышла вон. Роскошный автомобиль мигнул фарами, лихо сорвался с места.
– Чтоб тебе гаишник за поворотом встретился! – прошипела Ленка. – Гадина крашеная, уродка, ду…
Жаркие проклятья оборвал подскочивший Артём. Лицо администратора пылало нездоровым румянцем, на щеках вздулись уродливые желваки, в глазах адское пламя. Но голос гнева не выдал, прозвучал строго и холодно:
– Настя. Ты отдаёшь себе отчёт? По твоей вине мы потеряли хорошего клиента.
Я потупилась. Не наигранно, по – настоящему. Пристыженный язык прилип к нёбу, колени задрожали. Ну что ответить Артёму? Он прав. Наша задача – удовлетворить клиента, каким бы он ни был. А я… не удовлетворила. И обидела вдобавок.
– Убери тот стол. Немедленно! – приказал Артём. И, грозно сверкнув глазами, скрылся за служебной дверью.
– Что это было? – потрясённо выдохнула Ленка.
– Какая разница? – тихо ответила я. – Всё равно ж накосячила.
Никогда не думала, что уборка может вызывать такое отвращение.
Злополучная собачья лужа растеклась по столешнице, с одно края уже капало. Брызги разлетались по полу, в воздухе висел запах, способный убить даже зверский аппетит. Я осторожно вытерла «произведение» несчастной животинки, тряпку выбросила. Тщательно вымыла стол, протёрла дезинфицирующим средством. А когда поднимала опрокинутый стул, обнаружила на полу связку ключей с брелоком в виде фигурки тойтерьера.
Машинально сунула находку в карман – нужно отдать ключи Артёму, всегда так делаем, если клиенты что‑то теряют. А едва закончила, рядом возникла Ленка. Голос прозвучал печальней похоронной музыки:
– Настя… Артём просил передать, что ты уволена.
– Как это? – ошарашено выдохнула я. И только теперь заметила, в руках Ленки свою куртку и сумочку. – А как же… расчёт?
Ленка не ответила, только головой покачала.
Всё ясно. Артём решил прикарманить мои деньги. Конечно, я же без «трудовой» работала, сама не захотела оформляться, чтобы не портить биографию этим эпизодом. Теперь требовать справедливости бесполезно.
Вариант только один – упасть в ноги и разрыдаться. Потом вытерпеть получасовую лекцию на тему «как обслужить клиента» и… Чёрт, кому я вру? Я слишком хорошо изучила этого гада, ему плевать на чужие трудности! У меня нет шансов. Никаких.
– Пусть подавится, – прошептала я.
Ленка поняла, горестно поджала губы.
– Настюш, всё образуется. Ты не расстраивайся.
– Конечно.
Одним движением накинула куртку, выхватила сумочку из пальцев подруги и метнулась на улицу. В лицо дохнуло свежестью, хрупкие иголочки весенней мороси упали на щёки.
– Ну и пусть! Чтоб тебе эти деньги поперёк горла встали! А мне плевать! И на тебя, и на вашу грязную забегаловку!
Только слёзы на глаза навернулись, горькие и злые.
Когда спустилась в Метро, стало совсем тоскливо.
Ну что я за человек? Совсем не умею за себя постоять. Если бы на моём месте оказалась Ленка, она бы и блондинку за пояс заткнула, и Артёма по стеночке размазала. А я… за всю жизнь только один раз взбрыкнуть посмела. И то… до сих пор жалею.
Как назло, деловитый голос диктора объявил мою станцию. Я нехотя вышла из вагона и поплелась домой.
Мой дом почти в центре Москвы, но глядя на фасад поверить в это сложно. Крошечное трёхэтажное здание построено в допотопные времена, с таким явлением как «капитальный ремонт» даже не сталкивалось. Штукатурка и краска давно облупились, в стенах зияет несколько довольно широких трещин, крыша того и гляди скатится вниз. Зато окна большинства квартир гордятся новыми стеклопакетами и красивыми занавесками.
Наш двор – тоже убогое зрелище: небольшая площадка, несколько поваленных деревьев, вечно переполненные мусорные баки и кружащие над ними вороны. Иногда приходят стаи бродячих собак, устраивают разборки с воронами и друг другом. Летом, когда махины окрестных высоток скрыты листвой, кажется, будто очутился в деревне. Но до лета ещё далеко.
Я живу в двухкомнатных «хоромах» на первом этаже. Одна. Квартира досталась от прабабушки, но вместо отличного подарка любимой внучке стала яблоком раздора. Родители настаивали, чтобы я отказалась от наследства в пользу старшей сестры, и это был единственный случай, когда решила настоять на своём. Глупая. Зачем нужна квартира, если родители и сестра знать меня больше не хотят?
Переехала, и мгновенно лишилась родительской помощи, пришлось искать работу. И почти так же быстро вылетела из института – работать и учиться на дневном невозможно. Надеялась за этот год скопить денег и восстановиться, хотя бы на вечернем, но и здесь ничего не получается. Неудачница.
Я вошла в подъезд, преодолела три лестничные ступеньки. Ключ в замке повернулся неохотно, пришлось как следует надавить. С чего бы это? Раньше никогда не заедал. Открыла дверь и замерла в ужасе.
– Что это?!
Одна, просторная комната с единственным малюсеньким окном, сквозь которое сочится тусклый свет. Стены из серых потрескавшихся досок. Слева железная кровать, справа покосившийся шкаф для посуды. Аккурат посередине комнаты сидит здоровенная крыса и деловито чистит шубку.
Зверюга почуяла новый запах, лениво повела носом и зыркнула на меня. Злобный крысиный взгляд вывел из ступора – я с визгом отскочила и захлопнула дверь. Сердце подпрыгнуло к горлу, ноги начали подкашиваться.
– Этого не может быть!
Мрачные стены старого дома подхватили крик, эхом разнесли по подъезду.
Я развернулась и внимательно посмотрела на дверь. Тёмно – синий дермантин советского производства, золочёная цифра «два» над глазком, затёртая ручка с остатками штампованного узора. В общем, дверь моя. Совершенно точно.
И подъезд тоже мой, родимый: стены, покрытые масляной краской ядрёного цвета, сверху пожелтевшая, местами вздутая штукатурка. По левую руку металлическая громадина – дверь Марии Петровны. Справа – серая, такая же неприметная, как и моя. За ней обитает тихий алкоголик, имени которого не знаю. И знать, если честно, не хочу.
Остаётся только один вопрос – куда подевалась моя квартира?
Я поднесла к глазам связку ключей и ахнула. Маленький тойтерьер радостно улыбался нарисованным ртом. Показалось, ещё немного, и эта скотинка тявкнет.
