Стихи я начал записывать практически сразу, как овладел грамотой. Но никому их не показывал, считая это чем-то постыдным. Складывал я строфы интуитивно, ориентируясь на внутренние мелодии, откуда-то приходившие ко мне. Я пытался как мог выразить в словах сильные эмоции, которые постоянно овладевали мной, мешали спать, работать и попросту жить. Когда я оформлял их в предложения, пусть поначалу и неуклюжие, мне становилось легче. Так я жил до семнадцати лет. Сейчас мне кажется, что это были самые безмятежные годы. Грамоту я освоил быстро, писал чисто и уже приносил в дом копейку, составляя для односельчан прошения и прочие нужные документы. Все заработанное мной забирал отец.
И вот как-то в церковь заглянула девушка. Было утро, недавно закончилась служба, я остался и помогал привести храм в порядок, обирал оплывшие остатки свечей, протирал нацелованные стекла икон, затем набрал воду в ведро и принялся отмывать каменные плиты пола. Дверь раскрылась, солнечный поток хлынул на мокрые плиты, я машинально сощурился и опустил голову. Звонкий, но робкий голосок заставил меня открыть глаза.
– День добрый! – пропел голосок. – Вы не подскажете, где мне найти господина Хольца?
В проеме двери, словно бы оплавленная золотыми лучами солнца, замерла стройная девичья фигурка. Кудри, выбивающиеся из-под косынки, шевелились на легком ветерке и казались живым ореолом, пронизанным солнечными искорками. Я застыл и на миг потерял дар речи. Мне показалось, что это ангел слетел с небес.
– Мне нужен господин Хольц, – робко повторил «ангел».
– Но здесь такого нет, – растерянно ответил я, даже мысли не допуская, что кто-то может меня, сына плотника, назвать господином.
– Простите, – сказал «ангел». – Но меня направили именно сюда. Мне нужно составить письмо моей матушке, которая живет в Госларе. Но я совсем не знаю грамоты, – застенчиво добавил «ангел».
– Ах да! – наконец пришел я в себя. – Вам нужно письмо! Это ко мне!
– Значит, вы и есть господин Хольц? – расцвел «ангел» милой улыбкой и сделал пару шагов ко мне.
– Меня зовут Альберт, можно просто Берт, – не в силах преодолеть смущение, ответил я.
– А меня Агнешка, – сообщил «ангел» и зарделся.
– Агнешка? – удивился я странному звучанию имени.
– Мы из Польши, – сказала она. – Моя мама актриса.
– Разве в Госларе есть театр? – удивился я и тут же прикусил язык от своей несдержанности.
– Маму пригласил один знатный господин, – пояснила девушка и покраснела еще больше. – Он видел ее выступление, а мама поет и танцует в Варшаве. И предложил ей весьма выгодный контракт. У него в этих местах огромное поместье, он очень богат и даже имеет свой домашний театр.
– Но как ты оказалась в нашей деревне? – удивился я.
Смущаясь все больше, я тщательно отжал тряпку и покинул церковь. Агнешка следовала за мной. Я прошел дворик, спустился с небольшого холма, вымыл ведро в ручье, опрокинул его на пень, аккуратно развесил тряпку на ближайшем кусте шиповника. Было начало июня, и куст только начал цвести яркими розовыми цветами.
– Ой, что вы сделали? – испуганно проговорила Агнешка и осторожно сняла тряпку, расстелив ее на траве.
– Что? – глупо переспросил я, не сводя глаз с девушки.
Никогда я не видел никого прекраснее. Нежная юная блондинка с русыми воздушными кудряшками с тонкой, почти прозрачной кожей, с огромными синими глазами, опушенными длинными ресницами, – Агнешка и правда казалась неземным существом. И вдруг она своими нежными ручками взяла половую тряпку. Это показалось мне вопиющим недоразумением, мир словно рухнул к ее ногам, чтобы попросить прощения за такую несправедливость. Подобная девушка могла касаться только цветов.
– Вы закрыли тряпкой розочки шиповника, – тихо ответила Агнешка. – А они так прелестны! И какой волшебный аромат!
Она наклонилась к кусту и втянула своим очаровательным носиком воздух. У меня перехватило дыхание от этой прекрасной картины. Эмоции захлестнули, мысли путались, но слова – красивые, тут же возникшие будто ниоткуда, – привычно начали складываться в рифмованные строчки. И мне захотелось их записать.
– Так вам нужно составить письмо? – с трудом взяв себя в руки, уточнил я. – Вы так и не ответили, как оказались в нашей деревне.
– Здесь живет наша дальняя родственница, – пояснила Агнешка. – Мы ее раньше никогда и не видели, потому что постоянно жили в Польше. Но вот сейчас… мама решила, что мне лучше будет побыть у нее какое-то время. Она не хочет, чтобы я оставалась при театре этого господина.
«Это можно понять, – мелькнули мысли. – Такое прелестное создание наверняка вызовет недостойные желания у господ. Ее мать права, услав дочку подальше».
– Сколько вам лет? – машинально спросил я и снова смешался от своей бестактности.
– Месяц назад исполнилось пятнадцать, – сообщила Агнешка. – А вам, господин Хольц? – после паузы с любопытством поинтересовалась она.
– Семнадцать, – сказал я. – Не надо называть меня господином! Я ведь сын плотника, а грамоте меня выучил наш священник, отец Иоахим. Зови меня просто Берт!
– Хорошо, Берт! – смутилась она.
– Так у кого ты живешь? Я тут родился, всех знаю.
– У тетушки Софи, ее домик на самом краю деревни… за речкой, – ответила Агнешка. – Я уж три дня как к ней приехала. И уже сильно соскучилась по матушке, – тихо добавила она.
– Так ты родственница Софии! – удивился я, вспоминая старую женщину, живущую на отшибе.
Ее ветхий домик стоял как бы особняком. Деревня располагалась по высокому берегу реки, одно время решили, что нужно строиться и на другом берегу. София первой поселилась там, но за ней никто не последовал из-за сильного наводнения, которое затопило ее новый дом и огород. Больше таких паводков у нас не было, но жители уже опасались селиться на низком берегу, так София и осталась в одиночестве. Через реку был построен шаткий мостик, его периодически чинили, чтобы старушка не была отрезана от мира. Она ходила за нуждами в деревню, часто посещала церковь. Я вспомнил ее морщинистое добродушное лицо и попытался найти хоть какое-то сходство с ее юной родственницей. Но, на мой взгляд, это было все равно что сравнивать старую высохшую корягу с едва распускающейся розой.
Мы замолчали, мое смущение нарастало. Я никак не мог выровнять дыхание, оно при одном взгляде на нежное лицо Агнешки сбивалось.
– Так вы напишете письмо, госпо… Берт? – после затянувшейся паузы спросила она. – Я заплачу.
И Агнешка начала рыться в кармане юбки. Протянув мне на ладони монету, робко спросила, хватит ли. Но я даже не взглянул на достоинство монетки. Я был готов не то что письмо написать, но и луну с неба достать. Никогда я не видел таких прекрасных воздушных созданий. У нас в деревне было довольно много девушек, но все они отличались коренастыми крепкими фигурами, румяными круглыми лицами и пышными формами. К тому же были громкоголосы и весьма задиристы. И я старался поменьше с ними общаться. Иногда ходил на танцы, которые устраивались на пятачке возле речки, но обычно стоял, подпирая плечом какое-нибудь дерево и наблюдая за танцующими парочками. Девушки особо на меня пока внимания не обращали. К тому же я был очень стеснительным: из-за своей рыжей шевелюры и конопушек считал себя мало привлекательным для противоположного пола. И вот такое прекрасное создание, похожее на небесного ангела, снизошло до меня, разговаривает со мной и даже обращается с просьбой. Я обратил внимание, что и ее одежда разительно отличалась от нарядов наших деревенских девушек. Они тоже носили длинные юбки и блузы, в основном из грубого небеленого полотна, а у Агнешки юбка была светло-серой с кружевными оборками, блузка – голубоватой из какого-то легкого материала, широкий ремень подчеркивал ее тончайшую талию. И этот наряд еще больше придавал ей сходства с неземным существом, так я тогда подумал.
