Подруга орала. На крик примчались другие фрейлины и завизжали так, будто к ним в купальню ворвалась банда насильников. Не утратив способности видеть и слышать, я не ощущала ничего: ни дуновения, ни аромата, ни боли.
Сбежались охранники. Они подхватили мое тело и суетливо поволокли его во дворец. Я, как магически привязанный фитр, летела следом. Вмешаться в происходящее не могла, лишь наблюдала, как стражники уводят фрейлин, как лекари осматривают мое тело, как матушка раздает приказы. Вскоре суета прекратилась, меня оставили одну в сумрачной комнате у выхода на задний двор. По-прежнему паря на расстоянии распахнутых рук от себя самой, я попыталась собраться с мыслями. Это смерть? Диин меня отравила? Это я могла заключить из обрывков подслушанных рассуждений. Верная подруга, единственная, кому я могла поведать свои горести, кто мог меня утешить, предала? Поступила подло и коварно? Злость закипала во мне. Все! Все люди такие! Недаром отец подался в чужие края! Тело мое вытянулось на жестком топчане: бледная, будто обескровленная кожа, платье для прогулок, стянутое шнуровкой на груди, любимые сапожки — я собиралась покататься на фитре до того как мне сообщили о назначенной дате отбора. «Нимфа Грозовых утесов, — беззвучно шептала я. — Так ты выполнила мою просьбу, Праматерь?»
Уловив шорох осторожно открываемой двери, я посмотрела в проем. В комнату протиснулся Элих. Парень завернул меня в меховую накидку и подхватил на руки. Куда? Элих поспешил прочь, меня потянуло за ним. На выходе к нам присоединилась матушка, одетая в просторный коричневый балахон, что свидетельствовал о скрытности ее поездки. Да. Они крались к ожидавшему за оградой экипажу. «Тело везут к шаману, — догадалась я. Нежели правительница решилась на запрещенный обряд?»
Глава 1 Первый сон Джулии
«Давно такого не было и вот опять», — долбилась в мозгу надоедливая фраза.
Юлька часто ссорилась с матерью. Причина всегда одна. Замаскированная, но очевидная. Сегодня мать говорила прямо, и перепалка выросла в реальный скандал. Поводом стал айпад, подаренный отцом достигшей совершеннолетия Юле.
— Ты должна отказаться!
Кому такое понравится? Ладно бы это было всегдашним требованием. Прежние подарки — роликовые коньки, лыжи, велосипед, диски с компьютерными играми — принимались без возражений. Хотя мать критиковала вкус бывшего супруга — маленькие розовые гантели вообще вызвали у нее приступ гомерического хохота, — никогда не запрещала брать «отцовские подношения». Юлька из принципа пользовалась всем, что дарил папа. Каталась, бегала, играла в волейбол, даже занималась гантельной гимнастикой, скачав упражнения из интернета. Мать подозревала, что любовь к спорту дочь демонстрирует лишь из-за подросткового стремления противостоять давящей силе. Тем не менее, продолжала давить, в тайне гордясь тем, как Юлька выглядит. Стройная, подтянутая, выносливая. Девушку можно было принять за профессиональную спортсменку или балерину, если б не мягкость ее улыбки — улыбки человека, не знающего ограничений в еде и ежедневных изматывающих тренировок. Юля занималась в удовольствие.
Сегодня, когда курьер доставил папин сюрприз, именинница была в невозможном восторге. Она кружила по комнате в обнимку с айпадом и пела. Петь Юлька любила, получалось это у нее очень хорошо. На сборищах одноклассников, где ни один концерт не обходился без Юлькиного соло под гитару, она обязательно исполняла пять шесть хитов на заказ. Увлеченная внутренней музыкой и переполнявшей грудь радостью, девушка не сразу заметила подпиравшую притолоку маму. Та стояла каменным изваянием — кариатидой красивой, но холодной.
Услышав требование вернуть отцу подарок, Юлька перестала танцевать, замолчала и сильнее прижала к груди айпад. Пришлось внимать много раз слышанным жалобам на бывшего мужа. Ветров оставил родную дочь и ушел воспитывать чужого сына. Ей — матери — невыносимо тяжело было растить ребенка одной. Но она не принимала предложения других мужчин, опасаясь, что отчим не сможет любить Юлю по-отечески. Теперь ей обидно видеть, как предавший их человек заискивает перед дочерью и покупает расположение подачками.
Надо было смолчать, притвориться что послушалась. Но кто-то другой вместо Юльки выкрикнул:
— Да от тебя кто угодно сбежал бы! Причем тут я? Купишь айпад вместо этого? Купишь? — испугавшись своих слов, девушка бросилась на кровать, подсунув отцовский подарок под себя, зарылась головой в подушки и выла, чтобы заглушить крики матери. Та всерьез разбушевалась.
Когда наступила тишина, Юля поднялась, обвела взглядом комнату: стул опрокинут, толстовка валяется на полу, сложив рукава в умоляющем жесте, джинсы лежат, нарочито выставив разлохмаченные края дизайнерских прорезей, книги и тетради сброшены со стола, листы их замялись. Пришлось наводить порядок. Из комнаты Юлька так и не вышла, проигнорировав ужин. «Пусть сама жует свои котлеты!» Аромат тянулся с кухни, дразня нотами специй и горячего масла.
Отослала папе сообщение с благодарностью за подарок, сопроводив его десятком сердечек и поцелуйчиков. Улеглась спать. Долго лежала с открытыми глазами, наблюдая за отсветами фар на потолке. Машины проезжали по двору, парковались. Люди хлопали дверцами. Звуки, не привлекавшие обычно Юлькиного внимания, сегодня казались особенно значимыми. Ей безумно хотелось, чтобы вот так каждый вечер отец возвращался с работы, выбирался из автомобиля и шел домой. К ним домой, а не туда. Не удивительно ли, что взрослая девушка способна переживать разрыв родителей? Но Юлю огорчало не теперешнее состояние, а пустота, присутствующая в ее жизни уже тринадцать лет. Тринадцать долгих лет она провела рядом с несчастной женщиной, еженощно оплакивающей горькую свою судьбу и то и дело поминающей сбежавшего супруга недобрым словом.
— Заснуть бы поскорее! — сказала Юля вслух. — И пусть приснится хоть что-нибудь!
Обычно она не видела снов. Вернее, изредка снился один: она маленькая бежит по парковой дорожке навстречу отцу. Бежит-бежит и никак не добежит, хотя старается. Но это было, скорее, детское воспоминание, воспроизводимое иногда в отключившемся от дневных забот мозгу. Подруги частенько рассказывали о необычайно ярких и увлекательных сновидениях, Юлька сомневалась в том, что слова их — правда. Если так, почему же она никогда ничего подобного не видит?
Сегодня — то ли стресс повлиял, то ли время настало — ночь отличалась от прежних.
Сначала послышались шумы: шуршание, треск огня и стук — будто кто-то тихонько ударял пальцами в барабан. Потом незнакомый мужской голос — бас — хрипловатый, сдерживающий свою мощь:
— Юлла… Юлла… Юлла…
Тук-тук-тук тук-тук.
— Юлла! Юлла!
Зовут, коверкая имя. Хотелось открыть глаза, но не получалось, веки словно слиплись. Что ж такое! Люди во сне видят, а тут… только звуки! Теперь зашептал женский голос, сначала на непонятном языке, потом:
— Юлла!
Удалось-таки разлепить веки. В щелочку Юлька разглядела темные, хорошо подогнанные доски потолка. Низкого — не дальше полутора метров от нее. Она лежала на бугристой поверхности, совершенно не похожей на привычный ортопедический матрац.
Женщина прошептала еще несколько иностранных слов, в которых угадывалась радость, и громче сказала:
— Юлла!
Тук-тук-тук тук-тук.
— Юлла! Юлла! — отпустил свой голос мужчина.
«В опере бы ему петь», — подумала Юлька. Сон ей не нравился. Нормальные люди летают, чувствуют необыкновенную легкость. У нее же ломило все кости, мышцы будто залили чугуном, в затылке щекотно свербело. Попробовала пошевелиться. Не получалось.
— Юлла! Юлла! — басил невидимка.
— Да заткнись ты! — пробормотала Юлька. — Хорош завывать!
Стук прекратился. Перед Юлькой возникло незнакомое, обрамленное длинными, довольно густыми седыми космами бородатое лицо с лохматыми, такими же седыми бровями над внимательными карими глазами. Из бороды, где едва угадывался рот, раздалась фраза на непонятном языке, звучавшая вопросом. Юля с усилием повернула голову и увидела мать, одетую в длинный балахон из коричневой, похожей на тонкий драп ткани. На голову была накинута бордовая шаль из шерсти крупной вязки. Ну и сон! Мама в жизни бы так не вырядилась! Поймав Юлькин взгляд, мать кинулась к постели, наклонилась низко-низко и заговорила так же непонятно, как и старик до этого.
