Судорога накатила, как всегда, внезапно, выгнув спину и выбив дыхание. Голова запрокинулась, потолок завертелся водоворотом балок, кубок выскользнул из сведенных пальцев и где-то далеко катился по плитам с неестественным грохотом. Мир, а вместе с ними и два потрясенных женских лица, начал осыпаться цветным песком, утопая в жгучей боли. Лава перерождения неслась по телу, опаляя жилы, разрывая мышцы, выламывая кости, переплавляя меня в более совершенную форму. Ноги подкосились, и я со стоном рухнула на четвереньки. В упавшей на лицо завесе смоляных волос потянулись светлые дорожки, множась, пока голова не выцвела целиком.
В процессе «туда» волосы всегда обращаются в последнюю очередь, значит ещё чуть-чуть потерпеть. Стискивая зубы, царапая пол…
Наконец, я обессиленно повалилась на бок, мелко дрожа и обнимая себя за плечи, чувствуя сползающую по подбородку нитку слюны.
Вот отступало это всегда волнами… И все равно теперь переносить много легче, чем ещё несколько лет назад, когда я теряла сознание во время и после, уже от отдачи.
Никто не шевельнулся, чтобы помочь. Совершенно разные мать и дочь рассматривали меня с абсолютно одинаковым выражением омерзения и восторга. Поднялась я сама, покачиваясь на подламывающихся ногах. Зала перестала кружиться, но тошнота не торопилась отступать.
Я вытянула перед собой руки, поиграв тонкими белыми пальчиками с ухоженными ногтями, оправила котту, ощутимо приподнявшуюся над лодыжками и ставшую тесной в груди, и откинула назад копну белокурых волос.
— Праматерь Покровителей, да вы совсем, как я! — воскликнула леди Йоса, хлопнув в ладоши, и звонко рассмеялась.
***
Пока я смотрелась в полированное серебро подноса, леди Йоса и её мать изучали меня. Девушка, не церемонясь, ощупывала мои брови, волосы, тыкала в щеки. Мы не были похожи на сестер. Мы были неотличимы. Мне передалась даже тонкая свежая царапина повыше ключицы. Полные груди, высокий чистый голос, нежные без единой мозоли пальцы… Но чувствовала я себя в чужом теле, даже столь совершенном, как обычно, премерзко.
Леди Катарина обошла меня кругом, окидывая придирчивым взглядом, и осталась довольна.
— Сколько держится личина?
— На вечер достанет, госпожа, дольше не проверяла.
— Дольше и не понадобится. Обменяетесь прямо перед праздничным пиром, а сразу после консуммации отлучишься из опочивальни под каким-нибудь предлогом, и леди Йоса тебя заменит. А теперь ещё раз посмотри мне в глаза и ответь, — она остановилась напротив, буравя меня своими рыбьими глазами, — тебя касался мужчина? Только не смей лгать, там все равно проверят. Доводилось слышать про «каменный суд»?
— Да, госпожа. Его проходила моя мать.
Она явно удивилась: ещё бы, каким-то полукровкам камни со Священной горы.
— Что ж, значит, понимаешь, что никакие трюки не пройдут, иначе тебя бы здесь не было.
— Понимаю, госпожа. И я целомудренна.
Складка меж её бровей разгладилась, но тут же вновь пролегла:
— Ты ведь будешь в её теле, а значит…
— Это не тело вашей дочери, лишь его видимость. Суть осталась моя, я пройду проверку, госпожа.
То был правильный ответ. С учетом всего, что мы с Людо теперь знали, при другом нас бы не выпустили отсюда живыми.
— Значит, решено. Отправляетесь в дорогу завтра. Поедешь в качестве фрейлины и личной камеристки леди Йосы. Скажи… у твоего брата такой же дар?
— Нет, госпожа, это передается только по женской линии.
Вспыхнувший было в её глазах огонёк сменился холодной деловитостью.
— Значит, поедешь одна.
— А Людо?
— Дождется твоего возвращения. Ему там нечего делать.
— Прошу, дозвольте ему тоже ехать! — Голос дрогнул. — Мы с братом никогда не разлучались…
Зала колыхнулась от сдерживаемых слез. Я шмыгнула и опустила голову, по-простолюдински промакивая глаза ладонью.
— Ну же, матушка, такое ценное приобретение, — усмехнулась леди Йоса. — Вы же не хотите, чтобы тоска по брату помешала леди Лорелее радовать моего супруга на брачном ложе?
— Придержи язык, девчонка! Впрочем… — Леди Катарина машинально погладила свой талисман-покровитель в виде ласки, — так даже лучше. Что твой брат умеет?
— Чистить оружие, ходить за лошадьми, помогать с надеванием доспеха. Он может что угодно!
— А драться?
— Немного, госпожа.
— Позови его.
Залу, от которой слугам велели держаться подальше, я покинула уже в своем обличье. Голову вело, как после бессонной ночи, ноги заплетались, и приходилось то и дело приваливаться ладонью к стене, чтоб отдышаться. Отдача переносилось бы много легче, не бренчи в желудке пустота. В коридоре недавно пронесли что-то жареное, и повисший в воздухе шлейф сводил с ума. Последние деньги ушли на средство от вшей.
Людо дожидался меня под присмотром двух рыцарей из личной охраны. Светлобородый развлекался, разбивая носком сапога угли в камине, а второй, тот, что забрал у нас при входе кинжал, трепал борзую. На обоих были хауберки [2]с холщовыми табарами поверх, сбоку висели поясные мечи. Людо в своей поддоспешной стеганке смотрелся на их фоне совсем тонким и легким. Первым услышав мои шаги, он вскинул голову и зачесал назад пятерней отросшие черные кудри. Стражники тоже отвлеклись от своих занятий. Я взяла брата за руки и громко с радостной улыбкой сообщила:
— Леди Катарина желает тебя видеть!
Он быстро обнял меня, шепнув на ухо:
— Старуха поверила?
— Да, — так же едва слышно ответила я и повела его в зал.
Позади забряцали тяжелые шаги рыцарей.
2
Её светлостьвстретила нас в своем кресле-троне. Леди Йоса теперь стояла одесную [3], очищая для неё ножом яблоко и кидая кожуру на поднос.
Глаза хозяйки замка оценивающе скользнули по Людо. Когда он был в нескольких шагах от кресла, она сделала ему знак остановиться. Брат послушно замер и чуть поклонился:
— Моя госпожа.
Леди Йоса тоже внимательно изучала его, не переставая ловко снимать красную стружку. Её мать беспрерывно поглаживала круговыми движениями свой талисман.
— Сестра сказала, что ты умеешь обращаться с оружием.
— Да, но ваши люди забрали мой кинжал при входе.
— Покажи, чего стоишь без него. Марлант, Эйк, — кивнула она рыцарям, — проверьте-ка его.
Те шагнули вперед, вытаскивая мечи, и ухмыльнулись, когда безоружный Людо попятился. Я до боли прикусила изнутри щеку, а брат пятился и пятился, пока не уперся в стену, а там светлобородый сделал замах и… Людо уклонился, нырок, перекат к креслу, и в следующий миг мелькнувший у него в руках поднос обрушился резным краем на шею Марланта, вырвав вместе с хриплым воплем фонтанчик крови. Он выплеснулся на светлую бороду и парой брызг — на леди Катарину, а Людо уже пнул подоспевшего Эйка в грудь и с разворота всадил ему в разрез кольчуги на бедре фруктовый нож леди Йосы. Рыцарь рухнул, как подкошенный, с воем катаясь по полу и пытаясь выдернуть лезвие, пока Марлант, зажимая шею, полз к выпавшему мечу.
Людо с хрустом впечатал башмак в протянутые пальцы и, наклонившись, подхватил клинок. Описал восьмерку, восхищенно оглядел от рукояти до острия, и я почти ощутила пронзивший его разряд удовольствия. Глаза вспыхнули, тело шевельнулось, подстраиваясь, и меч заплясал в воздухе, сливаясь с рукой в единое целое… только не это.
— Людо, мне страшно! — жалобно позвала я.
Но он уже не слышал. Не прерывая отточенных, как в танце, движений, загнал пяткой полувыдернутый Эйком нож обратно в бедро и подцепил с пола второй меч, прекрасно легший в левую руку. Ещё несколько взмахов, и оба клинка, со свистом рассекая воздух, сошлись на шее рыцаря «ножницами», чтобы…
— Хватит! — раскатилось по залу.
Этот холодный властный голос остановил лезвия в полудюйме от покрытой испариной кожи. Мгновение-другое Людо боролся с собой и наконец опустил руки, разжав пальцы. Мечи со звоном скользнули на пол, а сам он сделал шаг в сторону бледной леди Катарины и припал на одно колено.