Илья
Поклонники твоего творчества — это никогда не надоедает. Те, кто утверждают иное — откровенно лукавят, потому что достаточно лишиться этого внимания — и можно послушать, как они заговорят. Я никогда себе не врал: я хочу внимания, хочу признания, славы. Обидно, когда какие-то проекты становятся практически некоммерческими, а именно их я считаю своими самыми удачными. Обидно, когда любимые и выстраданные мною песни не находят такого отклика, как я ожидал. Впрочем, я привык писать «в стол», поэтому нынешняя популярность — это заслуженно. Пожалуй, прибедняться я тоже не буду — это итог моей колоссальной работы; но и везение, конечно, было, как и случайные судьбоносные встречи с потрясающими людьми.
Вообще, мне везло с людьми, которых я встречал: с педагогами, с друзьями, с которыми мы оказались «на одной волне», со старшими и более опытными коллегами, не считавшими за труд давать мне бесценные уроки.
Ошибся я, похоже, только один раз, в личной жизни. Ошибся, как сапер в старых книгах о войне: один раз, и на всю жизнь… Редко, но метко. Я запомнил это навсегда.
Впрочем, с себя я вины не снимаю — начиналось все красиво, романтично, и вряд ли моя бывшая девушка, практически жена, с первых дней нашей совместной жизни лелеяла этот план — продать меня работорговцам на Венгу. Видно, я сам что-то делал не то, раз довел ее до таких поступков.
Новизна чувств проходила, мы оба были заняты своими карьерами… в какой-то момент у меня вдруг пошли проекты один за другим, появилась надежда, что я пробьюсь к широкой аудитории. Да, это была моя заветная мечта с детства. В тот момент мне показалось, что я могу пожертвовать семьей, точнее, немного подвинуть ее; мне казалось, что требуется совсем немного времени, а потом все у нас будет по-старому. Хотя, конечно, я знаю за собой эту привычку — полностью уходить в себя, не замечать ничего и никого вокруг; все время казалось, что я не успею дописать, потеряю вдохновение, а осталось совсем немного…
Да, перед шоу, а, особенно, перед первыми сольниками я был как оголенный провод под напряжением… Когда вспоминаю, понимаю, что поводов к разрыву я давал предостаточно, правда, не думал, что обида Леры будет так велика.
То, что на самом деле произошло, выяснила Анита по своим каналам. А я, узнав правду, в какой-то момент подумал, что лучше бы и не знал… Так тяжело и страшно разочаровываться в людях, бывших самыми близкими, любимыми… и знать, что сам тому виной.
Анита — та, кто вытащил меня с того света. И в прямом, и в переносном смысле. Я смутно помню сам перелет на Венгу, потому что находился под действием каких-то препаратов, а вот потом очень ярко — весь тот ужас, который начался уже на планете. Меня воспитывали, ломали… я даже не понимал цели, мне кажется, им просто очень нравился сам процесс. И, кажется, я начал постепенно сходить с ума, по крайней мере, потом Анита рассказывала, что первое время я не разговаривал и людей практически не воспринимал. Она сказала это деликатно, а я как раз помню это свое состояние — всех, кого видел, я считал новыми мучителями. И женщин, и мужчин.
Она вытащила меня из этого состояния, она и ее семья. Госпожа с Венги и два ее мужа — и самые страшные воспоминания связаны у меня с этой планетой, и самые теплые… Как она осторожно «ставила мою голову на место»; как здоровенный парень, очень напоминавший местных не внешне, а по повадкам, вдруг, вместо того, чтобы в очередной раз меня избить и указать место в их иерархии, возился со своим полусумасшедшим соперником, внушая тому, что бояться нечего… А меня он воспринимал именно как соперника, потому что его жене я был не безразличен.
Я и сам тогда думал, что останусь рядом с Анитой хоть кем, хотя бы и тем, кого там называют «наложником». Мне было тогда банально страшно видеть других людей, кажется, я припоминаю, что в прямом смысле забивался в угол в первые дни своего пребывания у них.
А они меня отогрели. Я почувствовал, что хотя бы могу снова держать лицо, общаться с незнакомыми людьми, не сжимаясь от страха в ожидании боли.
То, как мы вернулись на Землю — это такое светлое, веселое воспоминание. Я вспоминаю это как костюмированный бал, как вечеринку.
Хотя уже тогда я тосковал в преддверии расставания с женщиной, которую, единственную, я не боялся.
Зачем себе лгать — я влюбился, настолько, насколько это было возможно в моем состоянии. И сам же понимал, что я ей не нужен, буду просто обузой. Но, все равно, такого душевного тепла, которое они мне дали, я ни от кого еще не видел. Анита и оба ее мужа, которых я до сих пор воспринимаю как лучших друзей, тех, кто понимает меня гораздо лучше всяческих психотерапевтов… О насилии они знали не меньше моего, а, скорее всего, и больше.
Именно поэтому, вернувшись на Землю, я не обращался ни к одному врачу. Физически… физически меня вылечили еще на Венге — там очень хорошая медицина, а проблемы с психикой останутся до конца жизни, это я и сам знаю. Все-таки я проконсультировался анонимно в сети, и это только подтвердило мои догадки. А личного общения с врачом я не вынесу.
Боязнь прикосновений останется на всю жизнь, это мне не нужно объяснять; может быть, уже став дряхлым стариком — если доживу, конечно — я посмеюсь над своими страхами, но пока они не проходят. Ненавижу и не терплю ничьих прикосновений, кроме прикосновений самых близких людей; а эти люди, получается, опять Анита и ее семья.
Конечно, это очень сложно — постоянно за собой следить, не дать страху или отвращению отразиться на лице, но я привык.
Я однажды спросил Криса, первого мужа Аниты: «Пройдет ли это, забуду ли я все, что со мной было?». У него опыт выживания в таких жутких условиях, которые мне даже и не снились, поэтому его мнению я доверял. Он ответил: «Нет, ты никогда не забудешь. Может быть, когда-нибудь ты научишься с этим жить». Что же, я благодарен ему за правду. Сам знаю, что в жизни сказки редко случаются.
А личная жизнь… нет никакой личной жизни. Если бы Анита была свободна… хотя даже тогда я бы понимал, что сам ничего не могу ей дать, только тяну силы, как энергетический вампир. Не привык я чувствовать себя обузой.
Поэтому, вернувшись на Землю, я загрузил себя работой, и постепенно снова втянулся в привычную жизнь.
Никаких сколько-нибудь серьезных отношений ни с кем у меня нет. То, что происходит достаточно редко, в перерывах между проектами, когда я выныриваю из своих мыслей и бесконечных организационных забот — и отношениями назвать нельзя, более честно и правильно назвать это оплаченными услугами. Никому больше морочить голову и обещать, что смогу измениться ради любви и семьи, я не буду.
Глава 3
Марина
Ольге я выскажу все, что думаю о ее поступке. Хотя нет, конечно, я ее поблагодарю: когда еще в следующий раз попаду на подобное мероприятие.
— Ой, там Илья был, — огорчилась она, прослушав мой отчет об увиденном, — как жаль, что я не смогла пойти, очень его люблю. Но хорошо, что ты пошла — хотя бы пригласительный не пропал.
Я уже не стала ей говорить, что я Илью теперь тоже люблю… Причем, почти как самая сумасшедшая фанатка. Нет, по галловидению я его сто раз видела, и он мне очень нравился, но вживую… вживую совсем другое. Его обаяние не рассеялось в большом зале, среди сотен пришедших зрителей; или, может, это я такая ненормальная, так на него отреагировала.
Вот теперь и не знаю, лучше ли было вяло выходить из зимней депрессии и ничегонеделания, или, как сейчас, с лихорадочной активностью заниматься всякими посторонними вещами. Сейчас, например, я высмотрела в новостях на сайте, что скоро будет концерт Ильи, вот только не в моем городе, а в соседнем. Правильно, это же его родной город, так что вполне логично, что там он чаще выступает.
После этого известия что-то мне не сидится спокойно, так захотелось повторить это волшебство, свидетельницей которого недавно была. Если звезда не едет к нам… то почему бы мне не съездить к нему? Я покрутила эту идею так и эдак, и с каждым разом она нравилась мне все больше. Почему бы и нет? Почему бы мне не съездить в столицу, заодно посмотрю какие-нибудь достопримечательности… будет у меня заодно небольшой экскурсионный тур. Уж подобное путешествие я смогу себе позволить и по деньгам, и по времени.
