отличие от формы, хотя хотелось бы наоборот.
— Люблю, когда ты такая кровожадная.
Я засопела. Зло и бессильно.
Сложив руки на груди, в полнейшей темноте уставилась в темный же потолок, который разглядеть не могла при всем желании.
Лежим. Я молчу, и веркомандир молчит. Спит, что ли?
И только я хотела осторожно ткнуть в него пальцем, чтобы проверить свои опасения, как прозвучало глухое:
— Откушу.
— Так вы поможете? — прижала я руку к груди, от греха подальше.
— Помогу. Но при одном условии, — произнес он интригующе. — Сейчас мы спим.
— Да мне надо…
— Карамелька, пожалуйста, я полчаса назад вернулся с задания. Имей совесть.
Отчаяние так и сквозило в его голосе. Я даже возмущаться не стала на очередное “карамелька”. Отчего-то сейчас Ирадий казался мне намного человечнее. Устал.
О да! Я прекрасно знала, что ему приходится совмещать две работы. Зачем? Этого, увы, выяснить мне не удалось, но нагрузки были колоссальными при условии, что он и со мной успевал заниматься. Исключительно по этой причине совесть во мне все-таки проснулась, а ровно через час проснулась и я сама.
Не в первый раз рассматривала лицо мужчины. Он частенько утаскивал спать меня к себе в постель, когда я засыпала прямо за столом. Да, упрямо занималась до последнего. По двум причинам. Во-первых, потому, что для меня это было важно, а во-вторых, потому, что по собственной воле никогда бы в его кровать не легла, а вторым так необходимым предметом мебели веркомандир обзаводиться не спешил.
Искренне не понимала, как человек, чье лицо во сне выглядит таким мягким, доброжелательным и иногда чуть хмурым, в один миг может стать безжалостным животным, зверем, чьи черты заостряются в мгновение ока, а эмоции выходят из-под контроля. Нет, лично я не ощущала опасность, но, когда Ирадий был зол, а в его глазах искрилось серебро, вздрагивала даже я.
— Нравлюсь? — спросили у меня, не открывая глаз.
— Нет, — ответила, не думая ни секунды, но довольную улыбку спрятать не смогла. — Так что там с формой?
— Будет, — сел он на постели, поворачиваясь ко мне обнаженной спиной. — Я в душ. Завтрак скоро принесут, открой.
С этими словами Ирадий встал, потянулся как следует, демонстрируя мне великолепную мускулатуру человека, не обремененного совестью. Сверкнул самодовольной усмешкой, поймав мой скептичный взгляд, и ушел, собственно, в душ, а я осталась сидеть, не понимая, то ли приказ исполнить, то ли бежать в общежитие, чтобы проверить своих. Да только в дверь постучали почти тут же.
— Кара? — не смог скрыть удивления Эльдер, оказавшийся за порогом, а после посерел лицом и сделал шаг назад.
Сердце мое пропустило удар.
— Эльдер, я… — хотела было объясниться, но была оборвана ледяным “Молчи”.
Серебро расстилалось в его глазах, затапливало радужку. Дрожь прошла по его телу, плечи будто стали шире, а губы исказились в неприятной усмешке. Видела: он изо всех сил сдерживался, чтобы не лишиться контроля. Это напугало, заставив вспомнить о том, что еще в самом начале обучения произошло в душевых. Боюсь, что такие воспоминания просто не забываются.
— Значит, то, что говорила Эльза, правда.
— Я…
— Молчи! — снова выплюнул он сквозь с силой сжатые зубы, а пальцы его сжались в кулаки.
Его трясло от ярости, а меня — от зарождающегося страха. Успокаивало одно: если я закричу, веркомандир меня обязательно услышит.
Резко развернувшись, парень зашагал по коридору и вскоре скрылся из виду, а я так и осталась стоять, разрываемая противоречиями. С одной стороны, мне нужно было срочно решить вопрос с формой. С другой — было острое желание пойти вслед за Эльдером — объясниться, поговорить, но что я могла ему сказать?
Никак не могла объяснить ни свое часовое нахождение в комнате веркомандира, ни хорошо слышимые звуки льющейся воды.
Могла ли я уйти? Да запросто.
Стоило лишь устроить истерику, бунт, и Ирадий не стал бы меня держать. Возможно, прибил бы, учитывая недосып, язвительно потоптался бы по моей самооценке, что было вполне в его духе, но держать не стал бы. Я осталась сама, потому что…
Да потому что сочувствовала мужчине. Потому что не хотела возвращаться обратно в общежитие. Потому что исполнить просьбу Ирадия мне ничего не стоило. И потому что мне требовалась его помощь, а за нее такая цена великой мне не показалась.
Ошиблась, но все еще могла все исправить, пока обида не засела в Эльдере слишком глубоко.
Не шла, бежала по коридорам и лестницам. Эльдер был тем единственным, кто помогал мне всегда и во всем, даже зная, по какой причине я здесь оказалась. Да, он знал гораздо больше, чем кто-либо, и первые дни после нашей выписки из медкорпуса мы толком не разговаривали, пока парень не поймал меня в душевой после отбоя.
Значительно после отбоя.
Стояла под душем, когда почувствовала прикосновение к плечам чужих рук. Короткие поцелуи жалили шею, щеку, а ладони мягко проходились по коже, гладя спину, руки, талию. Сердце билось испуганной птицей, дрожь волнами расходилась по телу, а дыхание стало громким, обрывистым.
Я не ожидала, даже не слышала его появления, но, к собственному стыду, понимала, что мне нравится. И его смелость, и его нежность, и то, что он подошел ко мне сам.
— Ты так прекрасна… — прошептал Эльдер.
Неосознанно опиралась спиной о его грудь. Мыслей не было абсолютно никаких, но мне нравилось то, что я чувствовала в надежных объятиях. Этот имсит играл на грани, но тем не менее через эту самую грань не переступал.
В ту ночь мы долго говорили — почти до рассвета. Он пытался понять меня, я — его. Сидели прямо на полу в душевой, одетые в пижамные комплекты. Точнее, сидел имсит, а я расположилась у него на коленях, чувствуя босыми ногами холод плитки.
Наверное, впервые в жизни рассказывала, не таясь, все о своей жизни, о прошлом, которое привело меня сюда, и о будущем, которое видела, но не жаловалась. Нет, ни в коей мере, потому что это был тот путь, который выбрала я сама, наплевав на законы, чужие принципы и желания.
Эльдер слушал внимательно, спрашивал, уточнял, а после согласился ответить и на мои вопросы. В первую очередь меня интересовало его отношение к тому, что его лишили капитанства. Увы, но где-то глубоко внутри я чувствовала себя виноватой.
Удивительно, но парень был рад. Ответственность — это то, с чем имситы рождались и умирали, однако каждый из модифицированных в глубине души, оказывается, желал свободы — так сказал Эльдер. Хотя бы толику, так что парень сменой власти разочарован