Одна из фигур склонилась ко мне, загораживая свет, и я наконец различила женское лицо, круглое, немолодое, обрамлённое тёмными с проседью волосами, выбивающимися из-под белого чепца… подобный которому я видела разве что в исторических фильмах да на картинках.
– Чего желает благородная фрайнэ? – осведомилась она с заискивающей улыбкой и я поняла главное.
Я ещё не очнулась. И вижу престранный, причудливый то ли сон, то ли галлюцинацию.
Надо очнуться. Попробовать прийти в себя, выбраться из бредовых этих игр воспалённого разума.
Я отвернулась, зажмурилась крепко-крепко. Голоса смолкли как по команде. А теперь я открою глаза и увижу свою квартиру, слегка поблёкшие обои, потолок, люстру…
– Фрайнэ? – повторила женщина, и не думая никуда исчезать.
Что за имя дурацкое – Фрайнэ?
Или это обращение такое?
Я опустила руку, огляделась. Ещё с полдюжины женщин и девушек окружали и впрямь широкую кровать, рассматривали меня с настороженным, опасливым любопытством. На каждой такой же чепец и закрытое чёрное платье, наверняка длинное, пусть из нынешнего моего положения этого и не видно. По углам кровати резные столбики с подвязанными белыми занавесками, сверху балдахин. Взгляд скользнул ниже, на контуры собственного тела под одеялом, на обнажённую руку, лежащую поверх его вышитого края, на длинную светлую прядь, спускавшуюся с плеча на грудь.
Никогда в жизни мои волосы не отрастали на такую длину, да я и не стремилась к косе до пояса.
И нынешний цвет их не похож на платиновый блонд.
Двумя пальцами подцепив прядь, я поднесла её к самым глазам, повернула так и этак, дёрнула и ойкнула от боли.
Они… мои?!
С трудом приподнявшись на локтях, я перебралась выше по подушке, вновь оглядела незнакомые лица вокруг. Открыла рот, но выдавить смогла лишь жалкий бессвязный сип. Попыталась прочистить горло – лучше не стало. В нарастающей панике осмотрела руки, видимую часть длинных волос тёплого пшеничного оттенка, провела кончиками пальцев по собственному лицу. Наверное, в том странность и заключалась – руки казались похожими, но они не мои, по крайней мере, не те, что были с утра. Волосы другие – у меня они отпущены чуть ниже плеч, к тому же крашеные. И лицо… я не могла сказать, что оно собой ныне представляло, просто понимала с пугающей ясностью, что и оно отличалось от того, что я привыкла видеть в зеркале.
– Чегой это с ней? – шёпотом вопросила совсем молоденькая девушка, фактически подросток.
– Никак, умом повредилась, бедняжечка…
– Али вселился кто… сказывают, на островах есть такие одержимые, что демонов в себя добровольно впускают…
Мне нужно зеркало.
Срочно.
И ещё очнуться вот прямо сейчас, что было бы и вовсе идеально.
Откинув одеяло, я попыталась слезть с кровати. Площадь её виделась бесконечной, я физически ощущала, с какой неохотой повинуется неповоротливое, непослушное тело, превращая путь до края постели в подъём на Эверест без специального снаряжения. Кровать неожиданно высока и, ко всему прочему, водружена на покрытый ковром помост.
С кровати я чуть не упала.
На краю помоста запнулась и не полетела кубарем на пол сугубо благодаря столбику, в который успела вцепиться обеими дрожащими руками.
Тело упрямо не желало подчиняться. Слабое, одеревеневшее словно, оно и двигалось так же, будто кукла на перепутавшихся верёвочках, рвано, вяло и бессистемно. Голова кружилась, мир поплыл, как только я попробовала утвердиться на своих – или не вполне своих – двоих, меня качало, заносило и мотало из стороны в сторону, точно алкоголика из соседнего подъезда, коего я за всё время и трезвым-то ни разу не видела. Женщины помогать не спешили. Наоборот, едва я кое-как, неровно ставя босые ступни, на подгибающихся ногах спустилась с помоста, шарахнулись от меня, словно от чумной, охая, ахая, причитая и делая непонятные жесты.
Зеркало, зеркало…
Зеркало не находилось. Зато обнаружилась дверь, и я по безумной кривой траектории рванулась к ней. Массивная створка распахнулась лишь раза с третьего… а может, и четвёртого… меня мотануло назад, но возвращаться в постель не хотелось, и я с упорством, достойным, подозреваю, лучшего применения, бросилась вперёд, не иначе как чудом вписавшись в двоящийся проём. По ту сторону порога тянулся коридор, широкий, длинный, более сумрачный, с каменными стенами и стражами в железных доспехах слева и справа от двери. Я проскочила к противоположной стене, опасливо оглянулась на стражу с пиками, однако те, подобно женщинам из спальни, даже не дёрнулись в мою сторону.
Зеркало…
Нет, к чёрту зеркало, мне нужен выход из этого кошмара! Какая-нибудь условная дверь, открыв которую, я очнусь, и всё-всё будет по-прежнему.
Требующая ремонта квартира.
Новые трубы.
Не самая высокооплачиваемая работа.
Сестра, которая звонит только тогда, когда ей что-то требуется.
И моя жизнь. Какая ни есть, но моя!
Повернувшись, я пошла. Не знаю, куда, лишь бы идти, лишь бы двигаться, лишь бы сбежать… плевать, что шатает и к полу кренит, аки берёзку на ветру. Плевать, что стены плывут и ощущение такое нехорошее, что я вот-вот рухну прямо здесь… Непривычно длинные, спутавшиеся волосы лезли в лицо, подол тонкой белой сорочки до пят мешался, пол неприятно холодил ступни.
Затем я во что-то врезалась.
Столкновение оказалось фатальным. Ноги немедля подкосились, и я поняла, что всё-таки падаю.
– Фрайнэ? – произнёс мужской голос где-то над моей макушкой.
Нет, не упала, но зависла в воздухе…
И не зависла.
Чёрный силуэт, так некстати возникший на моём пути, удерживал меня, не позволяя распластаться на полу. Я запрокинула голову, однако рассмотреть лицо мужчины не удалось, оно растеклось в бледное неидентифицируемое пятно, обрамлённое тёмной рамкой волос и одежды.
– Что с вами, фрайнэ? – повторил незнакомец обеспокоенно.
Я просипела нечто нечленораздельное и вновь провалилась во тьму.
* * *
На сей раз было тихо.
Тихо настолько, что я даже усомнилась, что очнулась вовсе.
Но вместе с сознанием вернулось и ощущение тела, по-прежнему слабого, неповоротливого, словно после длительной болезни.
Я открыла глаза.
Кровать всё та же.
Комната тоже.
И неряшливые лохмы чужих волос на подушке и одеяле.
Только женщины исчезли, оставив вместо себя одну-единственную девушку, сидевшую с шитьём на кушетке возле окна. Она подняла голову на звуки, повернулась ко мне. Одета в то же чёрное платье, светлые вьющиеся прядки выбивались из-под белого чепца. На вид совсем юная, и двадцати ещё нет, поди… Широко распахнутые синие глаза и чуть вздёрнутая верхняя губа, открывавшая немного неровные зубы. Девушка отложила шитьё, вскочила торопливо и, метнувшись к кровати, присела.
– Чего изволит благородная фрайнэ?
Всё-таки обращение.
– Я-а-а… – выдавила я хрипло.
Кхекнула раз-другой в попытке прочистить горло.
– Фрайнэ желает попить? – предположила девушка, выпрямившись.
За неимением лучших идей я кивнула.
Девушка отошла к столику у стены, наполнила чашку без ручки, поднялась на возвышение и подала мне. С трудом сев, я дрожащими руками вцепилась в тару, поднесла к губам и сделала несколько судорожных глотков. Холодная жидкость обожгла горло, и я отчего-то не сразу опознала в ней обычную воду. Девушка предупредительно поддерживала чашу и убрала, едва я отвернула лицо и откинулась на подушку.
– Фрайнэ ещё слаба, – то ли спросила, то ли констатировала девушка.
И фрайнэ вовсе не фрайнэ на самом деле и понятия не имеет, как выбираться из этого затянувшегося кошмара.
– Но фрайн Шевери настаивает на немедленном отправлении…
– Ку… к-куда? – прохрипела я.
Вроде и понимаешь, что произнесла это я, и в то же время не можешь взять в толк, почему собственный голос звучит столь престранно, будто впервые услышанный в записи.
