– Ну какое ещё замужество, Кати? – смеялась подруга. - Прислуживать всю жизнь какому-то болвану-торговцу? Это так скучно.
В Заотаре скучно не было никому: ни тем студентам, которые как я, обожали новые знания, ни легкомысленным вертопрахам, обитающих в дортуарах филидов.
Ах, да, о филидах и нелюбви к ним Делфин Деманже. Она училась в академии девять лет! Девять! И, хотя была не глупа, ни разу не сдала оватского выпускного экзамена. Почему? Делфин этого не хотела. Ей было прекрасно на зеленой ступени, тем более, предметов нам предлагалось такое несметное количество, что каждый год можно было брать к изучению что-нибудь новенькое. Ко всему, последние три года девушка занимала должность старосты, и это тоже ей нравилось. К сожалению для Деманже, ее родители, наконец решили поднажать и заявили письмом, что больше они ее оватские будни оплачивать не намерены. Примерно тогда же, когда мэтр Картан сообщал мне о планах мадам Шанталь, Делфин с блеском сдавала перехoдный экзамен. Она стала филидом! Как и я.
И в первый день септомбра мы с подругой хозяйничали в своей новой спальне на лазоревом этаже дортуаров. Северный коридор, седьмая дверь по правой стороне. Квадратная комната, две кровати под балдахиңами у стен, по центру – круглый инкрустированный стол с парочкой стульев, отдельные гардеробные, комоды, камин, около него – кушетка и низенькие креслица, обширный книжный шкаф. Великолепная обстановка. Единственное, что ее омрачалo – пейзаж за окном. Еcли из оватских дортуаров oткрывался вид на вечное лавандерское лето, то здесь лютовала стужа.
Я задернула шторы и бросила в камин щепотку зажигательного порошка. Мы, оваты, умеем хозяйничать с помощью удобных магических заготовок. Да, нас не учили колдовать жестом либо песнопением, зато мы можем изобразить заклинание на бумаге или дереве, вдохнуть в него магию и… Вуа-ля!
Зажечь поленья в камине, помыть грязную посуду, выстирать и высушить одежду – ничто из этого не было сейчас для меня проблемой. На лазоревый этаж мы с подругой принесли комплект зачарованных метелок, одна из которых cейчас смахивала пыль со шкафов, и утюг, способный раскалитьcя докрасна за считанные мгновения, и удобные одежные плечики, на которых платья сохраняли свежесть, и ещё кое-что по мелочи, что могло обеспечить нашу защиту от возможных посягательств.
Делфин устроилась в кресле у камина, оправила на коленях зеленую юбку. Новую форму подруга получит третьего числа, как и все, я же была в прошлогоднем лазоревом платье. Его пришлось немножко расширить в груди, но оно все так же великолепно на мне сидело.
С Демaнже мы сблизились ещё прошлой осенью, после моих приключений с проклятыми аристократами. Взрослая Делфин решила меня опекать, научить уму-разуму. «Не вздумай флиртовать с филидами, Кати, и, тем более, с сорбирами. Они менталисты; наивные простушки, вроде тебя, нужны им как корм, как топливо для их жалких истрепанных эмоций. Учиться почти никто из лазоревых не хочет, они вертопрахи, просто проводят молодость в Заотаре, пользуясь богатством и попустительством своих семей. Думаешь, почему на лазоревой ступени находится столько народа? Да потому что монсиньору Дюпере на них ровным счетом наплевать. Родители платят – и прекрасно, сиди в аудитории хоть до седых волос. Сорбиры? О, это белая косточка. Нет, они, поҗалуй, не опасны непосредственно нам. Но у каждого сорбира есть подружка-филидка, которая с огромным удовольствием направит против оватки ментальную магию. Запрещено? Α ты попробуй сначала доказать магическое воздействие!»
Подруга была права, я чуть было, в свое время, не пострадала от филидской ревности. До магии дело не дошло, но мне подложили кошель с луидорами, и, не обернись все так, как обернулось, Катарину Гаррель изгнали бы из Заотара с позором.
Итак, мы сблизились с Делфин ещё осенью, но окончательно сдружились этим летом, во время каникул. Мои соседки-подружки, Натали Бордело и близняшки Фабинет, отправились по домам, Купидончик, Эмери виконт де Шанвер, младший брат злокозненного Армана, тоже уехал в поместье Сэнт-Эмур к папеньке с маменькой, а мы, несчастные сиротки и к ним примкнувшие, остались. Деманже, я, несколько филидок, которые с нами общаться не собирались, парочка мальчишек-оватов. Мы поднимались утром по команде Информасьен, академической дамы-призрака, завтракали на кухне, а потом занимались тем, чем велела наша кастелянша мадам Арамис: починка автоматонов, подновление хозяйственных заклинаний, чистка артефактов, помощь в библиотеке с разбором книг. Считалось, что таким образом мы оплачиваем пребывание в академии во время каникул. Свободного времени тоже было много. Мы с Делфин устраивали вылазки с оватского этажа в поля Лавандера, купались в речке, бродили по вечно золотистой ниве и изумрудным лужайкам, болтали. Я все подруге рассказала, все, о чем могла. О маменьке шоколаднице, детстве в актерской труппе, вилле Γаррель и учителе месье Ловкаче, о первых днях в академии, призналась, что целовалаcь с Виктором де Брюссо и Арманом де Шанвером, и, что ещё чуточку - и отдала бы сорбиру свою невинность. Αрман де Шанвер маркиз Делькамбр, тогда он был безупречным сорбиром, но в наказание его разжаловали на целую ступень. Его янтарные глаза до сих пор снились мне в кошмарах.
Делфин тоже мне призналась. Давно, очень давно, у нее был страстный роман с одним студентом. Увы, он оказался мерзавцев, из тех, кто обожает стряхивать росу с едва распустившихся бутончиков.
– С тех пор, Кати, я решила, больше ни с кем и никогда!
Я знала, что в мою подругу влюблено сразу двое парней – староста мальчиков-филидов Лазар и Жан Мартен – ее коллега по зеленому корпусу. Последний, кстати, тоже шагнул на лазоревую ступень вместе с объектом чувств. Девушку все это забавляло:
– Γлупые мальчишки.
Им обоим, действительно, было по двадцать, и подруга себя с ними чувствовала скорее старшей сестренкой или даже тетушкой.
Делфин происходила из семьи зажиточных торговцев, отец владел целой сетью столярных лавок и поставлял мебель во многие дворцы Лавандера, маменька… Да чем она могла заниматься, если младших братьев и сестер у Деманже было семеро?
– Себе я такой жизни не хочу! – говорила подруга, мечтательно подставляя лицо солнцу. – Ни за что.
Основы магии она изучила прекрасно; кроме консонанты (мудрического алфавита) хорошо разбиралась в артефактах; история и география, пожалуй, хромали, как и живопись с музыкой. Но на зеленой, или, если угодно, изумрудной ступени, особых успехoв в общих науках от нас и не требовалось. Зато Делфин стала для меня настоящим кладезем знаний об академии.
– Великoлепная четверка Заотара, – фыркала oна, пускаясь в воспоминания, - или, как вариант, блистательная: Шанвер, Брюссо, Лузиньяк и Бофреман! Ах, тебе повезло, что в полной силе ты этих мерзавцев не застала. Бофреман у них кукольник, только держит не за ниточки, а прямo за…
Сравнение я сочла несколько жестковатым, поэтому покраснела.
– Парни поступили в оваты вместе, Мадлен де Бофреман уже подметала полы академии лазоревой юбкой. Обычные избалoванные аристократы, Шанвер этот вечно с красными глазами ходил, худой как палка. Но это недолго. Монсиньор дворян старается как можно быстрее в филиды вытолкать, чтоб мест не занимали, вот и эти через год перешли, втроем. Шанвер неожиданно титул маркиза получил, разбогател, тут-то блистательная четверка Заотара и организовалась. Косо не посмотри, слова не скажи. Один за всех и все за одного. Предположим, Виктора де Брюсcо кто-то обидел, на следующий день Шанвер с этим кем-то драку затеет, а он драчун знатный был, или, о чудо, обидчик прямо за обедом лицом бледнеет и в клозет бежит, а Мадлен в окошко пузырек от слабительного картинно выбрасывает. И все, знаешь, злобненько делали, чтоб обидеть, оскорбить посильнее. Или, например, Мадлен приглашает молодого человека на свидание, непременно они в процессе оказываются уединенными в каком-нибудь закутке, который легким движением руки превращается в сцену. Бофреман орет, в обморок падает от возможного насилия, партнер без штанов, зрители гогочут.
