её позвал, увёл от меня? И видеть, как встречают и провожают меня полным надежды взглядом, я не хотела. Я тогда решила, что не приму этого дара. И пила настой тень-травы, чтобы дар больше не проявлялся.
Ранним утром, в туманном сумраке я сбегала из нашего домика, спрятанного в ветвях могучего кедра. И пряталась среди ветвей других лесных исполинов.
— Уютно у тебя тут, — опустился рядом со мной на ветку брат.
— Это моё место, я тебя сюда не звала! — буркнула я, пряча нос в коленях.
— Неужели у младшей сестрёнки не найдётся места для усталого брата? — приподнял в изумлении бровь Буреслав.
На брата я всегда смотрела с восхищением. Высокий, стройный, с каменными мышцами, что жгутами покрывали его тело. Он был гибок и ловок, двигался бесшумно и стремительно, а его удары были смертоносны. Да и сам он был подстать своему имени, как росчерк молнии в небе. И ярко-голубые глаза, под чёрными, словно углëм подведëнными бровями, лишали покоя ни одну девку в Гнездовище.
Вот только выглядел он старше, чем был на самом деле. Да и несколько борозд тонких шрамов от уголка губ через весь подбородок, словно намекали, как давно он ходит по краю. Разве могла я оставить его без тепла?
Ворча, что раз спряталась, то наверное хочу, чтоб меня никто не находил, полезла в дупло, за бутылью с горячим отваром липового цвета и небольшим туеском. Внутри было наше, лесное лакомство. Подмороженная брусника, ядра кедрового ореха и мёд. Сок брусники смешивался с мёдом и наполнялся смолисто-масленной сладостью орешков. Ничего сложного и замысловатого, но мы с братом обожали это угощение. Эх, знал бы кто какой на самом деле сладкоежка мой брат, военный князь Буреслав Сумрачный!
По привычке влезли ложками в один туесок. И отрывались от уничтожения лакомства только чтобы сделать глоток другой отвара.
— Всё? Точно больше нет? — с тяжёлым вздохом и надеждой во взгляде спросил брат.
— Держи! — протянула я ему второй. — Этот точно последний. Больше с собой не брала.
— Говорят, ты дар не привечаешь. Тень-траву на лунной воде настаиваешь. — Начал брат, облизывая ложку. Теперь, когда первый голод утолëн, он явно собирался кушать смакуя, с удовольствием.
— Ни к чему он мне! — резко махнула рукой я, напугав Гаруна. — Из-за него…
— Мама погибла? — договорил за меня брат.
— Да, она сказала, что дар её зовёт! — уставилась я на брата. — Этот дар только беды приносит!
— Ты права, — важно кивнул брат, соглашаясь со мной. — И не права тоже.
— Зачем? — удивилась я, наблюдая, как брат одним махом руки разметал полянку уже побелевших одуванчиков.
— Сила вырвалась, — пожал плечами он. — Вот и навредил. Была полянка, а остались комья перевёрнутой земли. И это дар. А вот смотри, и это тоже дар.
Зонтики одуванчика запорхали вокруг моей головы, превращая меня саму в большой одуванчик.
— Красиво! — улыбнулся брат. — А вон, смотри туда. Видишь, птенцы замерли? Родители, наверное, за добычей полетели. А вон хорёк. Учуял гнездо, похоже, и собирается напасть.
Брат подмигнул мне, а хорёк остановился в недоумении, покрутился на одном месте и быстрой молнией метнулся по веткам и убежал.
— Ты защитил их! — засмеялась я.
— Да, Саяна, и это тоже дар. И дан он нам не просто так. Что могут птицы против пламени драконов без помощи дара, без защиты шаманов? — уже серьёзно ответил брат. — Я не буду тебя неволить, и приму твоё решение, как своё. Только вот на той поляне выжили почти четыре десятка раненых. Потому что твой дар пробудился и позвал тебя на защиту.
Брат тогда исчез так же незаметно, как и появился, оставил после себя только пустой туесок. Вот только привычка появилась осыпать мою голову при встрече зонтиками одуванчиков. А я, спустившись с дерева, решительно направилась в Гнездовище, и постучала в дверь самой старой нашей травницы.
— Учи меня, Нивелла, всему, что сама ведаешь. Осенью в обитель пойду, мало времени у меня осталось. — Решила примириться со своим даром я.
— Уггг, угуг! — Гарун на плече нахохлился, словно у него внезапно горб вырос, чем вызвал у меня улыбку.
Так он всегда изображал, любящего сидеть на корточках среди веток или камней Буреслава.
— По здорову, брат! Не покажешься ли? — громко сказала я и увидела летящие ко мне пушинки.
— Выдал меня пернатый! А что же ты сама лицо под капюшоном прячешь, сестрица? — в голосе брата я слышала улыбку.
— Десять лет не виделись… Боюсь, кроме как по вязи по краю плаща и посоху, ты меня и не признаешь. — Ответила я, сдергивая с головы капюшон.
— Ох, ты ж… Надо срочно из охраны всех молодых и неженатых домой отправить! — вышел на дорогу Буреслав.
Глава 2.
— Что, Буреслав, конец твоей вольной жизни? — улыбнулась я, делая шаг вперёд и прижимаясь к груди брата. — За женой тебе пойдём?
— Не пойдём, а поедем. И далеко не сразу. — Ухмыляясь ответил брат. — Дай посмотрю на тебя. Совсем птенцом тебя помню, а встречаю красавицу. Очень ты на маму похожа! Только юная-юная… Её такой, наверное, только мой отец и знал. Помню, как ворковал рядом с ней, совушкой называл.
— Ты тоже от мамы многое взял. Никто не спутает на нас глядя, сразу скажет, что из одного гнезда яйца. — Подставила я макушку под братову ладонь.
Волос у меня был густой, тяжёлый. От того и кожа у корней иной раз к вечеру болела. Поэтому я очень любила, когда макушку пальцами гладят.
— Два отца у нас было, а тебе ни от одного ласки не досталось, — вздохнул брат. — А теперь и вовсе за змеюку замуж идëшь.
— Уверен, что мне там тепла не найдётся? — нахмурилась я.
— Надеюсь, что ошибаюсь. Только… Живут змеи в каменных домах. Вечно лишь война да богатство на уме. Стянуть побольше, запрятать поглубже и бояться, что кто-то стащит. Весь смысл жизни! Вон, послушай, что Филька и Онриком рассказывают. Я б от такой жизни сбежал на четыре стороны! — сказал брат.
Филька и Онрик, верные братовы оруженосцы. И разведчики. Странно, но и их я видела в тех воспоминаниях, что мне показала обитель.
В середине лета, когда я усиленно училась, к дозорной заставе вышел паренёк. Земли наши были в глуши, да и болото с топкой трясиной надёжно прикрывало нас от драконов. А тут, мальчишка совсем, и явно из драконьих земель, просто так пришёл и встал на виду у дозорных.
Брат как раз на стенах был. Болото-болотом, но и потайная засека у нас была. С неба её не видно было. Так-то даже когда
