— Я научу тебя уважать старших! Научу, — удар по рукам, — уважать, — удар в лицо — и что-то хрустнуло. — Старших!
Гость все еще молчал, и только хриплое дыхание срывалось с разбитых губ. И это бесило мужчину. Он хотел слышать мольбе о пощаде, он привык их слышать. Это доставляло удовольствие, охлаждало ярость. Они должны были хныкать и просить. Он здесь хозяин. Он и только он будет решать, когда остановиться. Но упрямый молодчик в черной рубашке продолжал молчать.
— Сопляк! — удар.
Темно-серые глаза встретились с черными, небо с землей. Что они увидели друг в друге? От чего занесенная рука пьяного чуть дрогнула? Неизвестно. Но мужик бы все равно ударил, на этот раз чужая безмолвная боль не приносила удовлетворения.
Из-за спины нападавшего появилось лезвие, поймало искусственный свет телевизора и четким движением прочертило на горле хозяина горизонтальную линию. Кожа разошлась, в стороны, окатив лицо и руки гостя, алой кровью. Булькнуло, челюсть клацнула, и прежде, чем мужик с остановившимся взглядом повалился вперед, пришедший успел подумать лишь об одном: «Почему кровь такая горячая? Разве она может быть такой горячей?»
Макс рывком поднял голову от подушки. Все еще ощущая на коже обжигающее прикосновение чужой смерти. Сердце грохотало в ушах, во рту было сухо, пальцы сжимали край одеяла.
Что было? Сон? Явь? Мечта?
Парень сел и протер лицо руками. День начинался так, что впору совсем не вставать с кровати.
Телефон зазвонил за полчаса до полудня, ровно в тот момент, когда он сидел в палате матери, а человек в серой форме корпуса правопорядка сообщал, что этой ночью в их доме был убит его отец, Грошев Вирон. Не ответить он не мог, пусть мать, едва замечая, что происходит вокруг, цеплялась за руку, как заведенная повторяя одно и тоже:
— Нет! Боги, нет! Макс, нет, пожалуйста!
Парень поднес телефон к уху.
— Серый тенвер на больничной стоянке, — сказал хриплый голос. — Избавься от формы, в ней ты привлекаешь внимания больше, чем клоун в трико, — голос замялся, но все же добавил. — И постарайся не привести «следака», что сидит напротив.
Макс опустил аппарат. Пальцы матери впились в его запястье, из глаз катились слезы, на рвущее грудь дыхание не хватало дыхания. Она мотала головой, не слушая, что говорил офицер. Не желая слушать, и все еще повторяя:
— Нет! Нет! Нет! Максим!
Будто он что-то мог изменить.
Конструкция вокруг ее колена шевельнулась, когда она попыталась приподняться, но парень положил руки на плечи, удерживая на месте, и едва заметно кивнул капитану корпуса. Слава богам, тот все понял.
В палату вошли трое, соседка с напуганным лицом, доктор и медсестра, сменившая Гроша у кровати, и также старающаяся удержать мать на месте.
— Как он умер? — спросил Макс, выходя вместе с офицером из палаты.
— Ему перерезали горло, — ответил мужчина.
Парень до боли стиснул зубы, стараясь отогнать картинку того, как из ровного, словно прочерченного по линейке, разреза толчками выходила кровь. Макс оглянулся, матери как раз делали укол, а она продолжала плакать.
— Один из соседей видел около дома молодого человека в черной форме, — мужчина средних лет демонстративно осмотрел рубашку Макса.
— Я всю ночь был здесь.
— Знаю, — капитан, кад-арт которого был спрятан под форменной рубашкой, жестом предложил студенту пройтись по коридору. — Твоя мать уговорила врачей нарушить правила. Но это не значит, что ты не мог выбраться.
— Не значит, — согласился Макс.
— Сестрички на дежурстве заскучали и решили позвать тебя в свою теплую компанию, живой псионник, и все такое, — мужчина позволил себе легкую улыбку. — И было это в аккурат около двух часов ночи.
— Я не был в сестринской.
— Точно, у них руки не поднялись тебя будить. Но этим своим любопытством они сделали тебе алиби.
— А оно мне нужно?
— Этот же сознательный сосед видел, как пару дней назад Грошев старший спустил свою жену с лестницы. И он же вызвал ей скорую, — они остановились у окна. — Рвать волосы от горя ты вроде не собираешься, так что сам скажи, нужно тебе алиби или нет.
Макс отвернулся.
— Когда ты в последний раз виделся с отцом?
— В прошлом году в августе, приезжал на побывку.
— Не начинай врать, — строго предупредил офицер. — Тебя видели у дома вчера в десять утра, через час после прибытия автобуса из Шоромы.
— А вы многое уже успели, — кивнул Грош. Сквозь оконное стекло была видны часть стоянки и серебристый тенвер, стоящий с правого угла здания. — Видели меня? Или человека в черной форме?
— После того визита Грошев был жив и здоров, он даже успел полаяться с соседкой Ехивановой, — сказал капитан. — Не понимаю, зачем тебе это скрывать.
— Не зачем. Только вот незадача, я там не был и не мог быть. Автобус три часа простоял под Листовцом. Я приехал в начале двенадцатого.
Мужчина крякнул.
— Н-да, успел многое, но не все, — он улыбнулся, только глаза остались цепкими, оглядывая каждый сантиметр черной формы.
— Хотите взять в лабораторию? — предложил парень. — Убийство — грязнее не придумаешь, а всю кровь не смоешь.
— Хочу, — не стал отнекиваться офицер.
В подсобке собранная раскладушка и сумка с вещами все еще соседствовали с оцинкованными ведрами и швабрами. Пока Грошев переодевался в клетчатую рубашку и серые джинсы, капитан внимательно осмотрел вещи.
— У тебя есть нож? — задал он вполне ожидаемый вопрос.
— Конечно, — Макс расстегнул боковой карман, вытащил складной нож, выигранный в споре и, положив поверх стопки черной одежды, передал следователю.
— Теперь все?
— Пока да. Город не покидать.
— Это вряд ли, — Макс достал выданную Арчи бумагу. — Через три дня я вернусь в лагерь, а еще через месяц — в Академию.
— Значит, поторопим лабораторию.
— Меня задержат?
— А что, очень хочется? — на этот раз улыбка офицера была искренней. — Алиби плюс добровольное сотрудничество со следствием, еще кое-какие детали, которые я не вправе раскрывать — все это заставляет меня не торопиться с выводами.
Парень нахмурился, раньше отсутствие доказательств никого не смущало, хватало одного его вида. В резких, почти хищных чертах лица, легко было видеть злодея. И ведь видели, да и он обычно оправдывал ожидания публики.
— Капитан, — окликнул уходящего следователя Грош, может, тот и представлялся, но имя парень успел начисто забыть. — Он вернулся?
— Это ты у коллег спроси, — мужчина обернулся. — Не сегодня-завтра специалисты явятся к твоей матери, и ей придется с ними поговорить.
