— Я сама способна сделать бакалаврскую работу, — поёжилась Котэсса.
— Да, вне всяких сомнений, и профессор Куоки с удовольствием воспользуется этим. Ты хочешь заниматься его инновационными часами, что уже много лет никому даже даром не нужны? — она улыбнулась. — Нет, я же вижу, что нет. А он хочет взять тебя к себе. Потому, если хочешь, выбирай уж лучше Сагрона.
— Даже не подумаю!
— Хотя бы не сопротивляйся моим советом, — хмыкнула женщина. — Я знаю, о чём я говорю. Не натвори глупостей, милая, в конце концов, эти инновационные часы устарели уже лет на двадцать!
Котэсса вздохнула. Разговор получался странным, ломанным, а она уже минут пять ловила себя на том, что старательно отводит взгляд и делает вид, будто бы ей интересны какие-то узоры на белой плитке, которой были выложены стены. Хелена тоже не могла не чувствовать этого, о чём явственно свидетельствовала застывшая на губах весёлая улыбка.
Удивительно, но факт — глаза её сверкали, словно у игрока за карточным столом, и она, кажется, уже мысленно плела про себя какие-то планы.
— Знаешь, — протянула она, — там рядом с тобой грифель… Да-да, этот. Дай его мне.
Котэсса, удивлённая переменой в поведении и в настроении, протянула желанный предмет, и Хелена схватила его с такой охотой, что даже стало как-то не по себе. Удивительнее же могло быть только то, что она повернулась к стене и теперь поспешно вычерчивала на ней какие-то умопомрачительные знаки.
Девушка улыбнулась. Да, она прежде не видела, чтобы на профессора Хелену накатывало что-то подобное — такая бесконечная жажда науки, — но от Элеанор знала, что подобное случалось.
— Я пойду?
— Да, иди, иди, — кивнула женщина. — Иди…
Она замерла у какого-то знака, потом зачеркнула его, даже зарисовала — и белая поверхность стены поспешно пополнялась всё новыми и новыми заклинательными рунами. Трудно было разобрать — почерк у женщины был просто отвратительный, — что именно она имела в виду, что пыталась сотворить, но само пламя идеи даровало чары начертанным знакам.
Котэссе всегда хотелось самой так дышать тем, чем она занималась. Но это уж точно должны быть не инновационные часы, которые ей прочил профессор Толин. Заведующий кафедрой — что может быть хуже в качестве научного руководителя, если речь шла именно об их господине Куоки, страшном параноике, что всегда заваливал в первую очередь собственных студентов?
…Об этом она прежде даже как-то не задумывалась. Полагала, что, может быть, не так уж и радикально — выберет после. Она знала, разумеется, что профессор Хелена уже никого почти не может взять, но ведь был ещё доцент Ролан, был…
Сагрон.
Конечно, с ним можно было работать. Можно — если только вы не связаны страшным, неадекватным проклятием, если не придётся параллельно с изучением научной тематики и отбиваться от всех его странных, неприятных для неё намёков.
И эта пламенная цепочка! Как? Как он умудрился, при доценте-то Ойтко, отыскать какую-то очередную барышню? Испытывал проклятие на крепость? Да Котэсса была бы просто счастлива, окажись оно фикцией, не сработай, но всё равно, увы, убедилась в том, что всё работало более чем реально.
А Сагрон, может быть, не поверил до конца, вот и поплатился. Но снимать с него следы глупости не хотелось — сколько б мужчина не рассказывал ей о том, что желает добра, что может помочь, в подобного рода помощи Котэсса не нуждалась. По крайней мере, не такой ценой.
…Увы, но мысли о Сагроне упрямо лезли в голову. Ей хотелось прежде спать, она даже легла раньше, потому что завтра собиралась явиться в университет ещё до Ойтко, снять несколько блокировок и магией заполнить последующие личные дела. Не так уж и трудно, она уже поймала ниточку формулы, так что оставалось лишь разобраться с тем, как она причудливо, странными вывертами крючков и заковырок, цеплялась за бумагу.
Но уснуть не получалось. Котэсса перебирала в голове и ту, и другую, и третью вариации формулы, подбирала их, словно ключик к двери, казалось, уже практически подобрала нужную, но что-то постоянно ускользало прочь…
Дверь где-то снаружи громко стукнула, но девушка словно не обратила на неё никакого внимания. Она попыталась сосредоточиться на странном гуле, что раздавался у неё в голове, пыталась вытащить на свободу эту тонкую нить повествования проклятий и заклинаний — что-то же должно быть…
Почему-то со снятия блокировки она то и дело перескакивала на то, как её потом придётся восстанавливать. А придётся точно — она ведь не настолько глупа, чтобы оставить открытые документы для магического заполнения! Магистры точно что-то подделают, у них для этого уже есть соответствующие знания, а вот первые-вторые курсы попросту попадутся на такой глупости, да и проблемы будут что у неё, как той, что снимала, что у них, подделывающих бумаги.
Конечно, прежде над снятием блока никто не задумывался, но…
Мысль вновь ускользнула. Сагрон должен был бы знать, как это делается — и теперь она вновь думала о несносном преподавателе.
Девушка щелчком пальцев зажгла огонёк. Тот завис в воздухе рядом с нею, и она как-то невольно потянулась к собственной сумке, словно искренне надеялась в ней отыскать ответы на все свои бессмысленные, бесконечные вопросы. Вряд ли в учебниках они есть, конечно.
Становилось прохладнее. Лето было жарким, как и обычно, но она и не знала, насколько холодные в столице ночи.
Что-то скреблось под дверью. Девушка содрогнулась, но попыталась не обращать никакого внимания, будто бы искренне надеясь на то, что не случится ничего, что могло бы отвлечь её от собственной работы.
Надо сосредоточиться. Просто сосредоточиться на работе, и точка. И ей никто не посмеет помешать — здесь и некому…
Она завернулась в клетчатое одеяло, которое лежало совсем-совсем рядом на кровати, а после тяжело вздохнула. Не помогало. Одеяло оказалось кусючим, обжигало руки, и только сейчас Котэсса обнаружила, что даже платье своё не сняла, так и легла в постель, не озаботившись о том, чтобы привести себя в порядок. Зато волосы теперь торчали в разные стороны — и без того не особо ровные, теперь они вообще вились поразительными кудрями, так, что, наверное, завтра утром она будет снимать не блокировки, а скальп с себя, пытаясь как-нибудь расчесать сей кошмар.
Дверь громко стукнула. Теперь в комнату ворвался поток света — стол, на котором лежала её сумка, узкая гостевая кровать, шторы на окне, — и тут же словно моргнул и погас, потому что в проёме застыла массивная мужская фигура.
Котэсса поднялась. Мужчину этого она видела только несколько раз издалека, но не узнать было трудно. Супруг Хелены Ольи действительно был ей не к лицу. Она — равно как и её дочь, — стройная, высокая, с длинными тёмными волосами, подошла бы кому-то поутончённее, к какому-нибудь аристократу-магу. Этот же мужчина даже на волшебника, а уж тем более на преподавателя походил мало. Широкоплечий, как тот из магов, что на войне предал волшебство в пользу меча…
Она помнила, что преподавал он где-то там в подразделении бытового волшебства. Может быть, был кулинаром, может, ещё кем, Котэсса никогда не вникала в это — незачем было. Она не интересовалась жизнью четы Ольи, знала лишь то, что они практически всё, что имели, вкладывали в родной университет, а самое главное, об этом почти не жалели. Почти.
Даже дочь — и ту отдали на растерзание науки.
Ольи не был толстым или даже полным, но — громадным, и Котэсса почему-то подумала, что, если на нём висят хорошие щиты от боевой магии, будет не так уж и просто отказать этому человеку. Отвращение подкатило к горлу — даже в полумраке она видела довольно наглый, плотоядный, как у дикого зверя, взгляд.
Бытовые маги считались мирными и милыми. Этот — когда-то служил в Правительстве, потом почему-то покинул его, перешёл на факультет Прикладного Волшебства, вот только совершенно не походил на тех толстеньких профессоров, мужчин и женщин, что приходили к ним читать потоковые лекции по основам бытового колдовства.
