Горо произнес одно слово на языке, который я не узнала. Шоковая волна разнеслась в вагоне, отталкивая мотыльков от нас. Они напоминали осенние листья, которые носил ветер.
Металл заскрежетал, звук резко оборвался. Я подняла голову, едва видела Горо в паре футов от меня, сжимая ладонями клинок катаны.
Меч держала женщина в белом кимоно.
«Не женщина, а шинигами», — и бабочек у нее было больше, чем у всех шинигами, которых я видела в Токио. Ее волосы были собраны в простой шиньон. Ее красота была как острие меча — лучше смотреть издалека.
Широ толкнул меня за себя, заслоняя меня от меча шинигами. Они-чан рычал у моих ног. Он бил когтями по стенкам переноски, и она тряслась и гремела. Ронин прошел в ряд за женщиной, ладонь лежала на мече в ножнах.
— Отойди, — сказала она. — Мне приказано убить девчонку, — ее взгляд ударил меня как меч между ребер. Я чуть не охнула, но не могла вдохнуть. Казалось, легкие лопнули.
— Кто ты? — спросил Горо. — Я знаю многих шинигами Ёми, но я еще не видел твое лицо.
Белая шинигами прищурилась.
— Не важно, кто я.
— Вот уж нет, — сказал Горо. — Я слышал истории о шинигами, которая служит Шутен-доджи как убийца, и она надевает белое, чтобы кровь ее жертв запятнала ее одежду. Говорят, она сохраняет каждое кимоно.
Уголок рта Белой шинигами приподнялся.
— Они говорят, что она украшает дом лучшими узорами с убийств?
— Нет, — Горо ответил на ее ухмылку гримасой. — Но я не сомневаюсь в этом.
— Вы окружены, леди, — Ронин вытащил меч. — Сегодня кимоно запятнает только ваша кровь.
— Да? — сказала Белая шинигами, издав смешок. Она подняла руку, маня мотыльков, покрывших почти все поверхности в вагоне. Они захлопали крыльями и взлетели. — Попробуй напасть на меня, дитя.
Мотыльки окружили ее циклоном, а потом разлетелись быстрым облаком. Звенели клинки. Горо выругался и охнул от боли. Широ пошел по ряду, крича:
— Нет!
Я упала между сидений. Мотыльки пронеслись сверху, а я открыла дверцу Они-чана. Кот вырвался с воем. Справа звуки боя доносились сквозь хлопанье крылышек. Еще крик сотряс вагон, убирая мотыльков, но в этот раз голос принадлежал Белой шинигами. Я встала, белая пыльца усеивала плечи и все остальное в вагоне. Мои союзники были в коконах из белого шелка. Один извивался перед шинигами. Ладони давили на стенку изнутри, и я точно слышала крик Широ:
— Беги, Кира!
«Куда? — спросила я в голове, а Белая шинигами повернулась ко мне. — Тут некуда бежать!».
Я пыталась вспомнить заклинания, которые показывал Широ, но могла думать лишь о катане шинигами в моем животе, или как клинок остановит мое сердце. Страх прогнал все, что я узнала, в темные уголки мозга.
Белая шинигами была теперь с тремя глубокими порезами на щеке. Капли черно-красной крови падали на плечо ее белого кимоно, оставляя розочки.
— Твои мелкие звери доставили больше хлопот, чем ты стоишь, — она прищурилась. Она направила меч на мою грудь. — Теперь замри, если хочешь умереть без боли. Даже моя меткость имеет пределы… как и мое терпение.
Она напряглась для атаки, но не успела броситься, ее глаза расширились. Отражение огромного кота появилось в затемненных окнах поезда.
Даже я вздрогнула, когда Они-чан взревел, звук взорвался в вагоне, словно божество ударило по барабану. Белая шинигами отпрянула на шаг.
Это мне и требовалось.
Я вспомнила движения. Упав на колено, я изобразила символ Рин. Мой страх поднялся в сердце, и пальцы покалывало. Я направила руки вперед. Огонь вырвался из моих ладоней, терзая воздух алыми языками. Жар ударил меня по лицу. Мотыльки горели, и, если бы я не была так потрясена, я бы поразилась тому, как они кружили в воздухе на опаленных крыльях. Огонь поглощал коконы на Широ, Горо и Ронине.
Серый пепел и черный дым задержались после огня.
— Ого, — я перевернула ладонь, потрясаясь тому, что плоть была целой. Ладонь пульсировала жаром, была горячее моего тела, словно кровь стала напалмом. Это было… ого.
Белая шинигами выпрямилась. Дым запачкал ее кимоно.
— Они сказали, что ты умная, — сказала она, поднимая меч. — Но не такая умная…
Широ сжал горло Белой шинигами пальцами с когтями. Рубины крови проступили там, где он надавил.
— Опусти его, — прорычал он. — Или посмотрим, сколько крови я пролью на твое кимоно.
Белая шинигами оскалилась.
— Словно ты можешь меня превзойти, мальчишка.
Она прошипела заклинание и стала облаком мотыльков, и они улетели в разбитое окно.
— Проклятье! — Широ ударил по ближайшему подголовнику когтями. Внутренности вылезли из дыр в ткани. Его грудь вздымалась от ярости.
— Что ж, все живы, — Горо вздохнул, убирая шелк с одежды. Они-чан стал своего обычного размера, прыгнул на спинку одного из сидений. Он стал умываться лапой. — Думаю, пока мы посчитаем это победой.
— А поезд? — спросила я, взяв Они-чана на руки. Он сжался, но его хвосты подрагивали, словно он еще злился. Все было почерневшим, обгоревшим, но мои союзники были лишь немного опалены.
— Спишем ущерб на утечку газа, — сказал Ронин. — Или какой-то еще глупый страх смертных.
Я потрясенно покачала головой.
— В этом поезде нет газа…
— Не важно, — Ронин вернул катану в ножны. — Смертные поверят всему, если я так захочу.
Они-чан зашипел на меня, когда я сунула его в переноску. Он словно говорил: «После всего, что я сделал для тебя?».
Путь в Киото будет долгим.
Четырнадцать
Вокзал Киото
Киото, Япония
Я сошла с шинкансена в Киото, ощущая волнение. Я столкнулась с демонами, богами смерти и опасностью, какую и не представляла, но это не пугало меня так, как гнев родителей.
— По шкале от одного до десяти, — сказал Широ, спрыгивая на платформу за мной, — как сильно твои родители будут злиться сегодня?
Вряд ли это можно было оценить. Их ярость не будет как фейерверк, она скорее будет как астероид, падающий на Землю, врезающийся и душащий атмосферу пылью. Их гнев задержится надолго после того, как догорят яркие части, как и их стыд. Им точно было неудобно объяснять мое исчезновение властям, учителям, друзьям или остальной семье. Вмешательство Горо дало мне время, но не купило их прощение.
— Мои родители очень традиционны и консервативны, — я опустила переноску Они-чана на землю, пока мы ждали, чтобы вышли Горо и Ронин. — Для них это выглядит так, словно дочь убежала в Токио с парнем.
— Я не парень. Я — страж храма, кицунэ, — фыркнул Широ.
— Они этого не знают, — сказала я.
Ронин сошел с поезда со смешком.
— И ты можешь звать себя кицунэ, брат, хотя не заслужил ни одного хвоста?
— Лучше быть без хвоста, чем мертвым, — парировал Широ, подняв переноску Они-чана с земли.
Горо присоединился к нам на платформе и вздохнул.
— Вы оба дураки, да? Что сделано, то сделано, и спорить нет толку.
Ронин отвернулся от нас.
— Я забронировал номер в рёкане Нишияма. Доставишь туда мои вещи?
Он пропал в толпе на платформе.
— Боги, я порой его ненавижу, — сказал Широ. Они-чан зарычал в переноске. Я не знала, был ли маленький демон согласен с Широ, или он просто был голоден. Я подозревала, что это было последнее. Он всегда был голоден.
Мы вышли из терминала, нервничая. Тысячи разговоров крутились в голове, и все заканчивались моим смущением и унижением. И выражение лица матери не помогало уверенности.
— Они там, — Широ узнал моих родителей. Он помахал и убрал руку. — Твоя мама… кхм, рада тебя видеть.
Мои родители ждали у входа на вокзал, на их спины светило солнце. Губы матери двигались, но пространство между нами поглощало звук. Отец повернул голову и заметил меня. Он был рад еще меньше. Оба были в рабочей одежде — отец в черном костюме, а мама — в сером кимоно с бледно-розовым оби. По наряду мамы было видно, что я помешала важному делу на работе. Помешала им. Может, сегодня проводили поминки дедушки, я многие пропустила.
