Мы с Дорат вышли у небольшого одноэтажного домика, окруженного крошечным неухоженным, но богатым садом – заросли отцветающего рогожника, высокие елии в беспорядке перемежались с плодоносящими яблонями и вишнями. Стены домика были вишневого цвета. Я вышла, Дорат вынесла вещи – довольно внушительный чемодан платьев, приготовленных Агген для балов и празднеств. Экипаж не уезжал, из чего я сделала вывод, что остановка предназначалась мне одной. Навстречу из домика торопливо вышла пожилая, но крепкая женщина, молча обняла Дорат и кивнула мне.
- Это Синон, моя дальняя родственница, - сухо сказала Дорат, - она немая с рождения, но слух у нее в порядке, и она может читать по губам. Ты будешь жить с ней, она тебе все покажет. Если необходимости в тебе не будет, господа заберут тебя по окончании празднеств. Никуда не выходи, все необходимое принесет Синон.
Замок леди Айвен вон в той стороне. Если что-то нужно будет передать, напиши записку и отдай Синон. Платья и украшения надевай в строгом порядке, вот список по дням. Ясно?
Я молча склонила голову.
- Вот и отлично. – Дорат развернулась, и через четверть горсти об экипаже не напоминал даже стук копыт.
***
Лея Синон доброжелательно улыбнулась мне – зубы у нее, в отличие от многих наших слуг, оказались отменные - и проводила в комнату, небольшую, зато от пола до потолка украшенную вышивкой и прочим рукоделием. На кровати – вязаное покрывало и стопка веселых подушечек, на каждом стуле – мягкая, вышитая цветами накидка, на столике у окна – салфетки… Может быть, рукодельных безделиц было слишком много, но они создавали ощущение уюта и домашнего тепла. На совсем уж крохотной, но столь же щедро украшенной кухне (гостиной в этом маленьком пространстве не предполагалось, так что кухня являлась и гостиной) меня накормили простым ужином – овощное рагу и домашний хлеб. В отличие от Агген никаких предпочтений в еде я не имела и была рада любой. Лея Синон добродушно покивала самым искренним благодарностям и категорически воспротивилась предложению помочь с уборкой посуды. Делать мне было совершенно нечего, и я попросила позволения заняться садом. Лея, казалось бы, была в принципе удивлена, что садом можно «заниматься», но после недолгого сомнения провела меня в сарайчик, где валялись старые, слегка заржавевшие грабли, лопата и ведра, одолжила старый фартук и огромные матерчатые перчатки. Так я до вечера и провозилась в земле, чувствуя приятную и какую-то добрую усталость в мышцах, с некоторым злорадством думая о том, что внезапно напавшие убийцы могли бы быть крайне удивлены, обнаружив, что у беззащитной жертвы внезапно в руках появляются грабли. Или мотыга.
Когда стемнело, лея поднесла мне стакан молока и ломоть хлеба, одобряюще похлопав по плечу. Я помыла руки и лицо тут же, в саду, из небольшого глиняного кувшина, и, перекусив, собиралась идти в дом – уже совсем стемнело.
Внезапно раздался оглушительный треск – и черное небо надо мной взорвалось десятками разноцветных сияющих молний – бирюзовых, золотых, алых. Я вздрогнула, инстинктивно закрывая голову руками, но молнии не долетали до земли, таяли прямо в небе и тут же с тем же треском появлялись вновь. Спустя пару мгновений я уже с изумлением наблюдала невероятное зрелище – молнии не просто появлялись и исчезали, они складывались в узоры, орнаменты, раскрашивая небо диковинной вышивкой.
- Это называется фейерверк, Глен. Их часто устраивают в столице, - я резко обернулась и увидела прямо за оградой экипаж семьи Лиан, незаметно подъехавший во время такого шума. Лорд и леди Лиан стояли прямо, с теми же мрачно-непроницаемыми лицами, что и родители леди Сертон. Я поразилась схожести их выражений.
На секунду страх, что что-то случилось с Агген, едва ли не парализовал меня, но лорд уловил непроизнесенный вопрос и качнул головой.
Фейерверк закончился через полгорсти, молнии, сложившись напоследок в огромную золотую звезду – символ правящего королевского рода, медленно истлели. В воздухе витал легкий дым, и пахло почему-то елием.
Супруги Лиан прошли в калитку и остановились передо мной.
- Послушай, тень, - сказала леди Адон, и я вздрогнула от неожиданности – она практически никогда напрямую ко мне не обращалась, - мастер Дрейко…завтра ты должна встретиться с ним от лица Агген и отказать ему. Ты поняла меня?
Видимо, со слов мужа она уже знала, что я отвечаю только на прямые вопросы. Это вдруг показалось мне забавным – как будто родители Агген стали играть по моим правилам.
- Агген не хочет отказывать мастеру Дрейко, - ответила я.
- Агген не думает о семье! Но ты… ты тень рода Лиан. Ты должна… заботиться о благополучии рода! Слышишь меня, тень?
- Я тень масты Агген.
- А я ее мать! И я знаю, что будет для нее лучше. Ей только семнадцать, как она может решать за всю свою жизнь наперед?
- Я не могу действовать против масты Агген, - мне вдруг стало страшно, муторно. Этому меня не учили. Действовать за спиной Агген, делать то, что расстроит ее..? Я так не могу. Не смогу никак. Но отказывать ее родителям было…больно. Словно ломаешь собственные кости.
- Хорошо, Глен, - вдруг выступил лорд Эрко. – мы понимаем твою позицию (леди Адон яростно сверкнула глазами, но промолчала). В любом случае завтра понадобится твой выход. Агген отправится посмотреть на королевские скачки на Северном Ипподроме. Инкогнито. Одновременно с этим будет благотворительный бал в королевском дворце, в котором примет участие мастер Зордан. Ты отправишься на бал. Вопросы есть?
- Что от меня требуется?
- Ничего особенного. Будь милой, улыбчивой… - лорд Эрко осекся, - милой, вежливой. Ты ведь уже видела мастера Дэро?
- Да, лорд.
- Еще одна доброжелательная встреча перед помолвкой и свадьбой будет нелишней. Завтра мы за тобой заедем, через шесть горстей после рассвета. Доброй ночи, строптивая тень, - лорд Эрко вдруг хмыкнул.
- Нетрудно стать строптивой, если тебе потакают, - холодно ответила ему леди Адон, и, не прощаясь, первая направилась к экипажу.
Глава 22.
Сон, который приснился мне впервые за все семнадцать лет моей жизни, был на удивление реальным. Я снова почувствовала смещение, смятие пространства, как при переносе к Агген, но я отчего-то знала, что Агген ничего не угрожает. И все же меня переносило, и сердце стучало, как бешеное, хотелось зажмуриться и заткнуть уши, но тело несколько мгновений совершенно меня не слушалось.
Я выпала из воздуха на жесткий камень, стукнувшись голыми коленями, осознав, что на мне только короткая ночная сорочка Агген, доходящая до середины бедер. По правде говоря, эта тонкая полупрозрачная рубашка должна была одеваться под длинную и непрозрачную кружевную. Беда в том, что я намочила ее, неосторожно положив на влажное полотенце и потому сегодня не надела. Я торопливо вскочила. Вокруг было темно, глаза тщетно пытались зацепиться хоть за один лучик света.
«Это сон», - сказала я себе, невольно скрещивая руки на груди. Не то что бы мне было стыдно, но в таком наряде я чувствовала собственную уязвимость. Стало холодно, босые ноги отчетливо ощущали стылый неровный камень. Глаза постепенно привыкали к темноте, вокруг проявлялись неровные очертания предметов - слепые светильники на стенах, массивные рамы картин. Вдруг откуда-то подул ветер, сырой, до ужаса реальный осенний ветер. Я сделала несколько шагов вперед наугад, моргая отчего-то слезящимися глазами, уткнулась в преграду, оказавшуюся неплотно прикрытой деревянной дверью, и вышла на площадку под открытым небом. Надо мной рассыпались и молчаливо мигали звезды. Ветер закружился с новой силой, бесцеремонно задирая и без того короткую рубашку, прижимаясь к коленкам.
Я сделала еще несколько шагов и подошла к краю площадки. Вздрогнула. За невысоким, по пояс, ограждением расстилалась пустота. Внизу, далеко внизу, локтей тридцать, а может, и все сорок – блестела черная неподвижная вода в окружении деревьев. Озеро… или пруд? Было очень и очень тихо.
Сзади негромко скрипнула дверь, я резко обернулась и увидела темный высокий силуэт. Инстинктивно отшатнулась назад и вдруг узнала медленно идущего ко мне человека.
