— Первый раз слышу о демонических лисах, — передёрнула плечами, понимая, что ещё многого не знаю об это мире.
— Так мало кто о них в курсе. Те же энийцы молчат на их счёт, чтобы не накликать беду, — заухмылялся Барст, чем вызвал у меня вопрос «А у него-то, откуда такие редкие знания?». Но разговор завял, стоило нам зашагать в город — посторонних вокруг стало больше, и потому я не спешила с вопросами. Тем более были все шансы нащупать их самой совсем скоро.
Идти по морозу за Барстом пришлось на удивление недолго. А когда я увидела, куда он сворачивает, то не только удивлённо подняла брови, но и сразу поняла, откуда подросток мог знать куда больше обычных жителей Торшильда.
— Ты живёшь в квартале магов? — поражённо спросила, рассматривая ухоженные домики из камня, что ютились на южном торце города.
Эта часть фактически врастала в лес, но из-за магии тех, кто тут жил, ни одно разумное существо и близко не подходило к окошкам, которые нередко укрывали еловые лапы. Тут даже фонари имелись вдоль узких улочек — обычно такие благоустройства можно увидеть в срединной и центральной части города, но маги любили простор больше, чем престижные участки Торшильда. Вот и поселились в итоге на этом краю города, превращая его в этакий элитный пригород средневекового разлива.
— Пока живём здесь, — выделил Барст слово «пока», ведя меня по мощёной дорожке к дому, — но к концу года нас выселят.
17.
— Почему? — спросила я, не переставая вертеть головой. Всё же сюда мне не доводилось захаживать, да и беспокоиться о положении Барста ещё рано — год совсем недавно начался, потому будет время что-то придумать.
Остановившись на каменном крыльце, Барст немного постоял, невидящим взглядом погипнотизировал дверь, после чего бесцветным голосом сказал:
— Магом был мой отец, но его не стало в начале осени, — и прежде чем я выразила свои соболезнования, парнишка пресёк их, наигранно оптимистично добавив: — Хорошо уже то, что нам дали так много времени. Иначе не знаю, что бы мы делали.
Задумчиво посмотрев на окаменевшие щуплые плечи Барста, укрытые потрёпанным тулупом, я подавила жалость и ровно спросила:
— Как это случилось?
Такой вопрос был ожидаем, но Барста явно удивило моё отношение, ведь я не бросилась его утешать словно ребёнка, а отнеслась как к взрослому. Погладить по голове резко выросшего сорванца можно в любое время. Так же как и сказать ему, что он сильный. Сейчас же будет лучше только выслушать.
Барст повернулся и, благодарно улыбнувшись, тихо произнёс:
— Никто не знает. Отец, — было видно, с каким трудом далось ему это слово, но Барст упрямо сморщил нос, чтобы не выдать слабость, — стал одним из тех, кто пропал в лесу. Через неделю его нашли целого и невредимого, но….
Договорить Барст так и не смог, однако я поняла, что он имел в виду. Его отец был мёртв, притом, что внешне не было каких-либо повреждений.
— Не зверьё и не нечисть, — пробормотала вслух сделанные выводы. — Но тогда кто?
— Это теперь выясняют королевские ищейки, потому что наша стража оказалась бесполезной, — пожал плечами непривычно отстранённый непоседа Барст. При этом его пальцы, замершие на ручке входной двери, резко сжали деревянный кругляш. — Если я правильно расслышал, когда подслушивал на постоялом дворе, то с месяц назад в Торшильд ради этого дела приехали именно они.
Зябко поправив на голове платок, я задумчиво уточнила:
— Королевские ищейки? Это те оборотни, которые работают только на корону?
— Они самые, — кивнул парнишка, одновременно махнув рукой проходящему мимо соседу. Тот в свою очередь лишь хмуро посмотрел на нас и, скупо кивнув, направился в город. После короткой заминки Барст понизив голос продолжил: — Дело-то нешуточное, отец не единственный, кто вот так погиб. Наверняка грешат на появление какой-то новой нечисти, вот и позвали тех, кому ни лес не страшен, ни ночные улицы Торшильда. Ищейки сами кого хочешь загрызут.
Мрачно хмыкнув на свои слова, Барст решительно толкнул дверь и пригласил меня внутрь, тем самым давая понять, что говорить на эту тему ему больше не хочется. Я же, не удержавшись, всё же похлопала парнишку по спине. На что получила очень озадаченный взгляд и, смутившись, поспешила сделать вид, что просто отряхиваю его тулуп.
Как же всё-таки иногда сложно выражать сочувствие…
Стоило переступить порог неожиданно тёплого дома, как нас встретили… две девчушки-погодки лет семи-восьми. Обе рыженькие, с любопытно горящими глазами они тут же повисли на Барсте, стоило тому только разуться.
— Это мои сестры Мирта и Ройша, — представил мне Барст девчушек, чтобы затем неожиданно тепло сказать девочкам: — А это тётя Верити, о которой я вам говорил.
— Вкусные пирожки! — вдруг хором завопили малышки и, оставив Барста в покое, без стеснения повисли уже на мне, не переставая повторять: «Это точно ты! Так же вкусно пахнешь!»
Несмотря на внезапную атаку, я быстро опомнилась и дружелюбно улыбнувшись, пообещала после обеда передать сёстрам слишком скрытного Барста горячей выпечки. За что в благодарность меня чуть не оглушили сдвоенным писком.
— Барст? Ты не один? — вдруг послышалось из ближайшей к крохотной прихожей комнаты.
— Нет, мам, сегодня у нас гостья.
Сказав это, Барст прошёл в сторону, откуда исходил слабый голос и поманил меня за собой. Не став стряхивать с себя девчушек, повисших на мне как мартышки, я придержала их руками и вразвалку пошагала за Барстом — Мирта и Ройша снова довольно завизжали и заливисто расхохотались. Дети казались такими беззаботно весёлыми, что я оказалась не готова к поджидающей меня картине. Стоило отвести взгляд от сестёр Барста, как улыбка сползла с моего лица.
В душной комнате на кровати в ворохе тёплых одеял обнаружилась довольно молодая женщина. Возможно, ей не так давно перевалило за тридцать, вот только болезненный вид сделал её похожей на мумию: серый цвет кожи напоминал сухой пергамент, тусклые рыжие волосы солому, а нездоровая худоба и впавшие голубые глаза просто кричали о затяжной болезни.
Так не может выглядеть мать настолько ярких детей, — промелькнула горькая мысль. Моё сердце в груди болезненно сжалось от открывшейся картины и от того как задиристый Барст резко сделался мягче, подошёл к матери и засуетился, помогая ей сесть — сама она была не в силах этого сделать.
Мирта и Ройша так же вмиг стали вести себя тише. Затем избавили мою юбку от своих цепких захватов и, подбежав к матери, забросали ту вопросами: не холодно ли ей, не хочет ли она пить или есть, и не принести ли ей ещё отвара. Пришлось прикусить щёку изнутри, чтобы вернуть вежливую улыбку на лицо. Потому что эта женщина точно в курсе своего состояния и наверняка не будет рада излишне бурной реакции, а так же слишком явному сочувствию.
— Мам, это Верити, — представил меня Барст, после чего всё внимание усталых голубых глаз обратилось ко мне.
Кажется, женщине хватило лишь имени, чтобы понять, кто перед ней. Она сразу же тепло улыбнулась и, с заметным трудом почтительно кивнув, сказала:
— Очень рада, наконец, увидеть вас. Меня зовут Рамира. Я очень хотела лично поблагодарить вас за доброту, но Барст всё упрямился и не спешил приводить вас.
Стало немного стыдно за свою “доброту”. Наше знакомство с паршивцем началось с кражи и тумаков, да и после я не раз расщедривалась на подзатыльники, а о таком больному человеку точно не рассказывают. «Хм, или не совсем человеку», — промелькнуло в мыслях, когда я подошла ближе и увидела по-кошачьи вытянутый зрачок Рамиры.
Пока я старалась максимально не натянуто продолжить беседу, по просьбе матери рыжего семейства мне организовали стул, а так же всей компанией ушли делать чай из собственноручно сделанного сбора. После обмена стандартными фразами при первом знакомстве в комнате повисла тишина, которую я решила бесцеремонно нарушить.
— Могу я задать личный вопрос?
— Конечно, спрашивайте о чём угодно, — как можно гостеприимнее отозвалась хозяйка дома. Однако я заметила напряжение сковавшее её. Вот только сейчас меня мало волновало попрание законов этого жестокого города.
