болеть зубы и трещать голова.
– Ах, вот как? – голос женщины взметнулся на октаву выше. Она замерла передо мной, вытянувшись в струну и сжав руки в кулаки. – Только не говори, что хочешь избавиться от меня.
– Я слишком устал, Мейра. Спать хочу.
Да, сейчас это мое самое главное желание. Хотел бы – сам пришел. Только больше не тянуло в ее комнату, в объятия холеных белых рук.
Мейра тряхнула головой, рассыпав по плечам золотистые кудри. Она была одета в неприметный серый плащ, но под ним скрывалась кружевная сорочка.
– Раньше ты таким не был, Ренн.
– Раньше – это раньше, – произнес чуть жестче, чем хотел. – Тебе лучше уйти, двор и так полнится слухами о нашей связи. Поторопись, пока твоя репутация не погибла окончательно. Твой папенька расстроится.
Мейра оскорбленно отвернулась. Прошагала к окну и замерла перед свечой. Повела ладонью над пламенем – свет ласково окутал тонкое запястье с двумя выпирающими косточками. Руки у нее были нежные, мягкие, не знавшие работы.
– Какой же ты сухарь! Жесткий, бесчувственный… – завела привычную песню. – Я пришла к тебе среди ночи, рассчитывая на другой прием, а ты, значит, хочешь меня выгнать?
Наверное, еще недавно я бы обрадовался ее приходу, но теперь внутри что-то переломилось: не хотелось касаться мягких губ, дышать ее запахом и перебирать мягкие локоны.
Потому что золото – это не раскаленная медь.
– Тебя в дверь выгонишь, так ты в окно залезешь.
– Ну, прости, Зверь… – Мейра пропустила мимо ушей обидную реплику. – Просто я… погорячилась, – мурлыкнула примирительно и шагнула ко мне. – Ты же меня знаешь.
Я вздохнул и мотнул головой.
– Пора заканчивать, Мейра. Лучше скажу тебе об этом сейчас, честно, без притворства.
Потому что лгать и пользоваться ей было противно. Мы стали чужими уже давно, шагали в разные стороны, но все равно продолжали цепляться друг за друга. А сейчас совсем отгорело. Внутри ничего не дрожит и не сворачивается тугим комком, когда она близко, когда смотрит, запрокинув голову и обнажив молочно-белую шею.
– Ты все окончательно решил?
Я кивнул.
Мейра сморщилась, как будто у нее разболелись все зубы разом, а потом глянула на меня со злобой.
– Ну и замечательно! Ты свой выбор сделал. Смотри, не пожалей потом. И забери свои подарки, мне ничего от тебя не надо!
Надо же, подготовилась к скандалу, даже кошель с побрякушками прихватила. Демонстративно сорвала с пояса, нервно развязала тесемки.
– Ты забываешься, женщина, – я схватил ее за локоть, дергая на себя.
Мейра обдала жаром своего тела, одуряющим ароматом жасмина и…
И ничего.
А когда-то наши перепалки действовали на меня, как красная тряпка на быка, и ссоры заканчивались бурным примирением.
– Ненавижу, – процедила она. – Вот все барахло, которое ты мне дарил. Можешь отдать следующей!
Она яростно взмахнула рукой, и на пол полетели бусы, подвески, кольца.
– Мейра! – злость царапнула острыми когтями, и я скривился. – Немедленно забери все это, иначе твои украшения достанутся первой попавшейся служанке.
– А я никогда не собиралась за тебя замуж, слишком большая честь!
– Зато кувыркалась за милую душу. Напомнить, кто к кому первым в постель запрыгнул?
Мейра покраснела, как переспелая вишня. Забыла, как однажды явилась среди ночи и умоляла подарить хоть каплю ласки. Зато ее отец, один из богатейших чиновников Лестры, считал дочурку невинным полевым цветком, в то время как она не теряла времени даром.
– Вечно ты таскаешься где попало, вечно в странствиях, носишься в своих проклятых горах, рискуешь головой, наплевав на тех, кто тебя ждет… – она вздохнула беспомощно и выдавила горький всхлип. Иногда я не понимал, это все игра или ее настроение на самом деле меняется так же стремительно, как погода в горах.
Но как бы Мейра ни старалась меня разжалобить, в искренность ее слов я не верил. Эта женщина всегда находила, в чьих объятьях побороть тоску по неуловимому возлюбленному.
– Я ничего не обещал тебе, Мейра. Ты знала, кого выбираешь.
Я ненавидел оправдываться. Ненавидел скандалы и сцены, поэтому хотел все закончить как можно скорей.
– А теперь забирай барахло и уходи.
Она посмотрела так, будто я ее ударил. Если бы взглядом можно было проткнуть, я бы истекал кровью.
– Какой же ты мерзавец, Ренн! – и, набросив капюшон, Мейра вылетела из комнаты.
Когда захлопнулась дверь, я устало выдохнул. Бешеная женщина. Даже жалею, что связался.
В свете свечи обиженно перемигивались разбросанные украшения, а среди них – амулет искателей. Ночной Странник. Тот, кто приносит добрые сны.
Поддавшись странному порыву, я наклонился, повертел в пальцах витой серебряный обруч с подвешенными на него нитями и камнями. Повесил на окно. Остальное сгреб ногой в угол комнаты – отдам старой Лэйле, которая приносит завтрак, раз избалованная девица раскидывается подарками. У Лэйлы семья большая, лишние деньги не помешают.
А теперь спать. Ночь дома выветрит из головы лишние мысли.
В своих снах я целовал ее.
Вдыхал ароматы меда и влажной горной травы, касался пальцами щек, губ, линии подбородка. Зарывался лицом в волосы цвета осени и, как сумасшедший, стискивал в объятиях тело.
Оно лишь с виду было слабым, но я знал: под маской хрупкости скрывается выносливость и сила. Матерь Гор вырезала ее из камня, добавив гибкости серебра и твердости железа.
И я изучал эту гибкость и плавность, эту мягкую кожу хватал грязными руками – покрытыми кровью и запахом чужих женщин. Эта мысль всколыхнула волну презрения к себе самому, и я проснулся.
Один. В пустой постели.
В свете восходящего солнца блеснули капли самоцветов. Ветер качнул подвески, дзынькнул колокольчиками.
Я рывком поднялся и распахнул окно, глотнул прохладного воздуха и взлохматил волосы.
Вот же заноза, а не жрица. Когда успела проникнуть так глубоко? Ворвалась стремительно, как сквозняк, а теперь не оставляет в покое даже во сне.
Со мной такого еще никогда не было.
И ведь знаю, что у нас никогда не будет ничего больше, чем тот разговор, не стоит даже голову забивать лишними мыслями. Рамона мелькнула в моей жизни, как падающая звезда. И я о ней забуду, если не буду подбрасывать дров в костер. А то обещание прийти на праздник Маков – самонадеянная девичья болтовня.
Надеюсь, у нее хватит ума не искать приключений?
Глава 9. Помнить о предназначении
Рамона
Орма я нашла в мастерской.
Сгорбившись над станком, брат шлифовал алмаз. Лицо серьезное, губы сжаты. Ногой он нажимал на педаль, и шлифовальный круг вращался с мелодичным жужжанием – эти звуки я любила с детства. Крутя пальцами со следами
