Кто-о у нас тут плохая девочка? — сразу заурчало в голове, — кто самая большая лгунья? Такие объятия я не дам тебе забыть, дорогая. В отличие от тебя, я не жадная. Балдей на здоровье!
— Так и запишем, — он быстро сделал пометки на листе, — провалы в памяти без изменений. — А когда ты пришла в себя?
— У себя в комнате.
— Угу… — отец продолжал опрос, делая записи.
Закончив, размял пальцы. Подошел к саквояжу, то и дело бросая на меня странные взгляды.
— Ты какой-то странный, па.
— Просто этот случай из ряда вон выходящий, милая, — он достал уже знакомый мне пузырёк. Но жидкость в нем была совершенно другого цвета.
— Что это?
Подойдя, отец вложил микстуру мне в руки.
— Это новая формула, Александра. Работал над ней все эти дни. Очевидно же, что мы не можем полагаться на старую. Или произошло привыкание, или твое расстройство перешло в другую фазу. Я проверил всё тщательнейшим образом, конечно, — он печально улыбнулся, — жаль, что нам не на ком тестировать. И все неучтенные побочные эффекты мы сможем фиксировать только в процессе… с твоих слов.
Я крутила пузырёк в руках. Чувство беспокойства и внутреннего протеста жгло душу.
Я не хочу, чтобы мы это пили, слышишь? — визжала она. — Ты обещала, обещала прислушаться! Я веду себя хорошо, разве нет?
«О-о-о, оч-чень хорошо бросаться на каждого оборотня, тискать его зад и тереться… сама знаешь о что!»
Не на каждого, а на нашего. Есть большая разница!
«Это кто же его нашим провозгласил?!»
Вот мы и обозначили перед всеми, что он наш.
Строя невозмутимую мину, внутренне возмутилась этому определению. «Обозначили, что Уотерфорд наш!» — неслыханная наглость! Но несмотря на всё, я словила себя на осознании, что находила какое-то странное удовольствие в разговоре с самой собой.
Быть может, мне действительно пора бросить попытки… чего? Излечиться? Притупить симптомы? Ведь очевидно, что лучше мне не становится.
— Милая, ты о чём думаешь? — отец тихонько взял меня за руку.
Вынырнула из размышлений.
— Да так, — пожала плечами, — хорошо, что ничего не помню. Судя по слухам, я дел натворила…
— Я извинился перед семейством Уотерфордов и перед самим парнем. Мальчик, конечно, силен! Будь на его месте другой оборотень, не знаю, что с тобой бы было. Да и с остальными студентами. Ректору я тоже всё объяснил. Так что его не будут наказывать.
— Возможно, мне стоит принести извинения лично?
Отец с Киллианом переглянулись.
— Алекс, я бы хотел тебя попросить свести всё общение с этим парнем к минимуму.
Ах ты ж старый пакостник! Тебе нас мало, так ты еще будешь указывать, с кем нам общаться?! Скажи ему что-то в духе хорька! Пошли его к козе… в щель!
«Во-первых, Маркус горностай, а во-вторых, наш отец проявляет заботу, беспокоится. И то, что у тебя нездоровый интерес к этому оборотню, я тоже заметила. В этом случае склонна прислушаться к совету»
Ну и дура.
Я почувствовала, как она ушла глубоко в подсознание, хлопая ментальной дверью.
— Хорошо, па, — натянуто улыбнулась. — Но совсем не общаться не выйдет. Он курирует наши занятия по рукопашке.
— Хочешь, добьюсь освобождения по этому курсу? Твоё здоровье вполне позволяет это сделать.
— Нет! Я не хочу выделяться ещё и этим. Вспомни, как газетчики разносили нас в пух и прах! Моя цель — учиться и сдавать дисциплины на равных с остальными. Тем более наша группа набирает общие баллы и без моей лепты по этому курсу мы будем отставать.
— Но я всё равно волнуюсь, дорогая. После последнего инцидента… будем надеяться, что этот мальчик был просто случайностью. Первым, кто подвернулся под руку твоей второй личности.
Я ничего не ответила отцу, зато в моей голове ясно прозвучало язвительное: «Пфф, надейся».
***
Как бы я ни избегала оборотня, старательно курсируя между аудиториями, слушая лекции и проходя практические занятия, перед выходными меня ждала встреча с Нейтоном. Спецкурс по рукопашке стоял последней парой в пятницу.
Мы с Элли прошли в раздевалку, чтоб переодеться. Она то и дело взволнованно посматривала на меня, в очередной раз спрашивая, всё ли в порядке.
Я еле сдерживала раздражение.
— Да не наброшусь я на него! — сказала громче, чем рассчитывала.
С той стороны шкафчиков все дружно рассмеялись и кто-то ответил:
— Да кто ж тебя знает? С тебя станется. Вполне можешь как раз.
Подтрунивания, к удивлению, не были злыми. Я сама удивилась. То ли моя болезненность сказалась, то ли то, что замешан представитель высшей аристократии, но сплетни об инциденте плавно скатились на нет. Лишь иногда кто-то да напоминал, как сейчас. Не обидно или зло, а даже по-доброму. Вроде как своей выходкой я стала к ним ближе.
Мы все были одеты в одинаковую спортивную форму: плотные трикотажные штаны чёрного цвета облегали ноги, словно вторая кожа, и не сковывали движений. Сверху — удлинённые, до середины бедра, кремовые рубашки. Все девушки прихватывали их широкими поясами или завязывали портупеи. Выходило что-то наподобие туники.
Завязав волосы в высокую косу, я развернулась к поджидавшей меня Элли и мы пошли навстречу моему кошмару.
Я, честно, храбрилась как могла. Моё вранье о провале в памяти было и спасением — никто не задавал вопросы — и наказанием одновременно. Так как идти с бесстрастным «ничего не помнящим» выражением лица, когда внутри все клокотало и трепыхалось, было очень трудно.
Я увидела его сразу, как только мы вышли к полю. Он задумчиво вертел артефакт защиты нашей арены, настраивая показатели. Осмотрела его фигуру, невольно задерживаясь на всех стратегических местах, где побывали мои руки.
— Ты покраснела, — хихикнула Элизабет.
Фыркнула, решая ничего не отвечать на её реплику.
Подходя, всё больше нервничала.
Он, словно почувствовав моё приближение, вскинул голову и уставился прямо в глаза. Сердце совершило кульбит и зачастило.
А Нейтон, игнорируя любопытные взгляды и шепотки, направился прямиком в нашу с Элли сторону.
Внутри меня что-то сладко замирало в ожидании, взрываясь пузырьками радости.
«Явно её проделки», — подумалось мне.
— Добрый день, дамы, — Уотерфорд слегка нам поклонился. Элли лишь кивнула, бросая любопытные взгляды то на меня, то на него.
— Мисс Макмиллан, извините меня, но мне надо поговорить с вашей подругой наедине. С вашего позволения…
— Разумеется! — ответила Элли, улыбнувшись мне, двусмысленно продолжая: — Забирайте её, она вся ваша.
— Благодарю, — он с серьезным видом предложил мне руку. — Мисс Маккой, будьте так любезны…
Я совершенно неприлично уставилась на него с немым вопросом, всё ли с ним в порядке? Или его так закололи транквилизаторами, что он подзабыл, как со мной общался все разы наших предыдущих встреч? Нет, я, конечно, сильно удивилась бы, если бы он полез сейчас с поцелуями, как в нашу первую встречу, или если бы схватил за попку и притянул к себе, как в последнюю. Но эта холодная отстраненность и показная уважительная галантность меня задевали, раздражая еще больше.
— Так что, мисс Маккой? — повторил он, указывая взглядом на свой локоть.
Хмурясь, взяла его под руку.
Рядом с ним показалась себе такой маленькой! Мы шли к широкому дубу на краю поляны и молчали. Стало не по себе. Почему-то чувствовала себя беззащитной и уязвимой, и это совсем не нравилось. Остановившись за дубом, он повернулся и посмотрел на меня.
Кожу вдруг обдало жаром, как будто я стояла возле костра. Густые ресницы Уотерфорда опустились, полуприкрыв вдруг потемневшие глаза. Я помнила этот взгляд. Точно так же он смотрел на меня у Йорков. Внизу живота сладостно потянуло. Но то, что он сказал дальше, смело всю негу, окутывавшую моё тело.
— Мисс Маккой, я должен извиниться за то, что случилось с нами в предыдущие дни: на вечере у Йорков и в столовой, — хрипло сказал он. — Не знаю, какая змея меня укусила. Но могу точно сказать и уверить вас, это был миг временного помешательства, он больше не повторится.