— Это ты сделала меня «уродом» для них. Уж не знаю, каким влиянием или энергетикой нужно обладать для этого, но определенно, это сделала ты.
Я отлепила пальцы от бутылки пива и подобрала ноги. Он смотрел неотрывно, привычно и знакомо.
— Я мог бы похоронить это в памяти, как хоронишь в памяти ты все неприемлемое и неудобное. Но я — не ты. — Он помолчал. Я кусала обветренные губы, ожидая продолжения. — Я не хочу, чтобы это стояло между нами. Можешь выстроить железобетонные стены между собой и мной, но с моей стороны их не будет.
— Это пьяна лирика, Марк. За что ты хотел отомстить? В чем я виновата?
— Ты помнишь первый курс? Я тебе заранее скажу: ты очень плохо его помнишь. Тебе Моня мое имя напоминала… У меня нормальный слух и зрение. То, что не расслышал, прочел по губам. Есть ли у урода какое-нибудь еще имя? Что-то такое ты спросила.
Я сглотнула, опуская взгляд.
— Так что, я точно знаю: первый семестр ты начисто не помнишь. Помочь вспомнить?
Мне захотелось уйти. Я поднялась, оглядываясь. Отодвинула ворот свитера, глядя на камин. Поняла, что даже к ближайшей железнодорожной станции или автобусной остановке не найду дорогу. Сняв свитер, положила на диван. Села сама. Лишь бы не находиться напротив него, под прямым взглядом.
— Ну, помоги…
— Мы были дружны. Все мы. Как вы были дружны после того, как слили меня. Даже Винстрим вам показал я. Да, не «красавчег», но поверь, на это всем было насрать. Я не свататься пришел в институт. Что удивительно, тебе было наплевать особенно. Нам было о чем поболтать. Нам и сейчас не скучно. Где-то в это время, перед Новым годом, у тебя с желудком что-то было. Гастрит что ли… Вспоминай.
— Да.
— Ты злая ходила. Болел живот. Может, у тебя еще какие проблемы были. Я не знаю. Ты шла в библиотеку с Анькой и Галчонком. Я шел из нее вам навстречу.
Я закрыла глаза, ясно вспоминая тот день. Его кто-то окликнул.
— Меня кто-то окликнул.
Он обернулся и врезался в меня. Прямо кулаком в желудок. Я взвыла.
— Я обернулся и врезался в тебя. Ты вскрикнула от боли. Наверно попал по больному месту.
Я, действительно, была зла. Когда вспышка боли прошла, я процедила что-то вроде: Урод… Смотри под ноги…
— Смотри под ноги, урод, — ты сказала. Я опешил.
Он растерялся так, что мне стало стыдно, и из-за этого стыда я разозлилась еще больше. На его лицо было жалко смотреть. Он изумленно переводил взгляд с меня на девчонок. Мы дружили. До этого момента.
— Я не мог поверить, что ты это произнесла. Твоя Анька засмеялась: Лид, у такого урода как он, просто, нет иной возможности прикоснуться к тебе. Не серчай, старушка.
Не серчай, старушка. Именно так она и сказала. Галка со своими всхлипами перед каждым предложением не осталась в стороне. Она просто ржала, и это было похоже на истеричный плач.
— В тот день все изменилось. Мгновенно. Я убрался из этого коридора, но внизу мне кто-то сказал в спину… ты сама знаешь что.
Я смотрела на него, не веря. И прекрасно понимала, что он прав. Не предполагая, что я действительно могла это сделать, одним желанием могла превратить его жизнь в институте в ад, он просто знал, кому обязан. Все это время. Четыре года…
— Ты отомстил?
Он обернулся ко мне.
— Нет.
— Ну, что тебя останавливает? Вот она я. Виновница всех твоих бед.
— Ни что не останавливает. Мне это не нужно.
— Просто, святой. — Я отвернулась к окну, но он поднялся, и я обернулась обратно. Подойдя, сел рядом.
— Ты помнишь с чего я начал? Чем бы ни были эти отношения для тебя, я хочу, чтобы между нами ничего не стояло. По крайней мере, с моей стороны.
— Нет никаких отношений. — Ответила я жестко. Он чуть улыбнулся и посмотрел в огонь.
— Я сейчас виноват в том, что был честен?
Я закрыла глаза, хмурясь.
— Когда ты передумал? Почему?
Он как-то очень просто пожал плечами и снова улыбнулся.
— Сначала ответь, почему хранимую до двадцати лет девственность ты отдала «уроду», которого искренне презирала.
— Ты хочешь откровенность на откровенность? — Уточнила я. Он улыбнулся, утвердительно кивая. — Маммолог порекомендовал мне наладить половую жизнь. Я никого не любила. Я не видела, с кем могла бы даже гипотетически завязать отношения. Ты был для меня временной шиной при переломе. Только доехать до травмпункта и выкинуть. Я знала, что никогда не полюблю тебя.
Он поднялся и отошел к камину. Подхватил по дороге мою бутылку пива, отпил.
Это не я начала… Мне твое признание вообще не уперлось. Подняв все это, ты не сделал хорошо никому. Если бы ты оставил эту тему в покое, все было бы проще… А теперь…
— Вот и все, на чем мы начали жить. — Сказала я. — Тебе стало легче?
Сев в мое кресло, Марк неожиданно кивнул. Обернулся.
— Не хочешь оставить все это в уходящем году? Завтра наступит новый.
Я открыла рот, не находя ответа. В недоумении уставилась на парня. Он вернулся ко мне на диван и тихо засмеялся. Я попыталась расслабить мышцы лица. Наклонила голову назад вбок, когда свело шею.
— Ты знаешь. Я знаю. У нас могут продолжаться наши «не отношения»? Ты же еще не нашла себе гипс, чтобы выкинуть временную шину?
Я кивнула. Могут.
— Могут? — Повторил он.
— Да.
Он улыбнулся.
— Прости за эти гадкие десять минут. Мне они были нужны. Надеюсь, тебе зачем-нибудь пригодятся тоже.
Он поднялся, потягиваясь. Тоже снял свитер. Я не верила, что этот разговор длился десять минут. Показалось, что он тянулся все прошедшие четыре года. Совершенно отчетливо я поняла, насколько ему могло полегчать, просто после всего, что было произнесено. Я не открыла ему ничего того, что он не предполагал бы сам. Сам же он скинул груз с себя, и это было явно видно.
Я замотала головой, понимая, что он сделал. Я не хотела уйти. Не хотела сбежать. Несмотря ни на что. Мы просто вернулись к исходной точке. И при этом хотя бы ему стало легче. А мне… А я узнала очень нехорошую вещь. Эмоции нужно держать в узде. Причем, в очень строгой узде. И за это я была ему, по крайней мере — благодарна.
Февраль 2008 года, Москва.
— Валерий Михайлович, ну не выдам я вам подробностей. Закрыто. — Я тыкала пальцем в клавиатуру, переключаясь между каналами.
— Ну, хоть о моржах расскажи, Лида! Я тебе за что деньги плачу?
— О моржовых хренах. — Кивнула Гриша, откусывая сандвич.
— Давайте я сорву выборы и сделаю охренительный репортаж.
— А ты можешь? — Спросил босс в трубке.
