Одьен взглянул на меня:
– А если бы твой прибор не сработал? Что бы тогда было?
– Ничего хорошего, – пожала плечами я.
– Ты могла не проходить этот тест. У него не было оснований сканировать тебя! – кажется, Одьен снова завелся.
– Не сейчас, так потом. Он бы занес меня в черный список, и тогда меня бы начали останавливать на каждой дороге, цепляясь ко всему на свете и ища предлог просканировать уровень Потока. Эта система работает именно так, доктор Ригард. А я с ней хорошо знакома. Спасибо, что вы пытались меня защитить. Я это ценю.
– Ценишь… – он хмыкнул. – Как же… …ценишь ты… Что-то я не слышал о приборах, которые искажают измерения уровня Потока.
– Думаю, вы просто не интересовались этой тематикой. Скажите, сколько вы заплатили за замену топливной ячейки?
– Не твое дело.
– Тогда, спасибо за подарок.
– Пожалуйста, доктор Ней. И… до свидания!
Я опешила. Потом обернулась и увидела, как рядом с нами останавливается черная машина. Одьен открыл дверь и снова обернулся ко мне. Он смотрел на меня, а я на него. Мы будто зависли, сверля друг друга пытливыми взглядами.
– И не вздумай смыться. Я свои обещания держу.
– Я поняла.
– До завтра, доктор Ней.
– До свидания, доктор Ригард.
Когда он открыл дверь пассажирского сидения безумно дорогой машины, припарковавшийся прямо перед моей развалюхой, в салоне зажегся свет. За рулем сидела женщина с шикарными длинными темно-красными волосами. Она улыбнулась Одьену и тут же протянула к нему руки. Дверь закрылась, и свет в салоне погас.
А вот и ответ на вопрос, который мне не хотелось себе задавать: с кем спит доктор Одьен Ригард? Вот с этой хранительницей и спит.
Глава 4
Я приняла снотворное, и, кажется, проспала несколько часов. Поднявшись с постели в три часа утра, прошествовала в ванную и взглянула на свои заплывшие веки. На кого я стала похожа? На тень? Моя бледная кожа, кажется, начала просвечиваться. Я повернулась к зеркалу боком и провела пальцем по груди. Некогда третий размер превратился в обвислый второй. Торчащие ребра и едва заметный зад, пускай и не повисший, но почти что отсутствующий. Когда-то я весила на пятнадцать килограммов больше, и в зеркале отражалось здоровое обнаженное тело с красивой грудью и объемными формами ниже талии. Я не была толстой, скорее упитанной, но это не мешало мне ловить на себе заинтересованные взгляды мужчин. А теперь… Я превратилась в тощую корову, которая только и нуждалась, что в забое.
Прибрав в доме, ровно в семь утра я села в автомобиль и завела двигатель. Толстый слой тонального крема на лице вполне справился с синяками под глазами. Румяна создали некую иллюзию здорового розоватого оттенка на щеках. Я вспомнила девушку, которую увидела вчера в черном автомобиле. Конечно, зачем Одьену заводить интрижки на работе, если он способен позволить себе общение с подобными ей? А почему бы и нет? С его внешностью, положением и сомнительным капиталом за плечами (люксовые часы, дорогая одежда и парфюм тому подтверждения) он мог заинтересовать женщину любого происхождения и достатка.
Почему именно эти мысли стали посещать меня? Почему именно сегодня я с особым пристрастием взглянула на себя в зеркало? Зависть? Сравнение? Я знала ответы, но оглашать их, пусть даже и в своем уме, не желала. Почему я осталась? Почему не собрала вещи и не рванула из этого города, как только вернулась домой? Потому что поведение хранителя Одьена Ригарда было слишком странным. За предложение подкормить райота, хранителю светит три года лишения свободы. А за то, что подкормит – семь лет в колонии строго режима. Так послушники перевоспитывали тех, кто раньше жил по другим законам. И Одьен Ригард, похоже, плевать хотел на послушников с их законами.
Из плана операций меня не вычеркнули, и это порадовало. Одьена я встретила в коридоре несколько раз и, в обоих случаях, просто кивнула, проходя мимо. У него было хорошее настроение, о чем свидетельствовала приветливая улыбка. После сказочного секса у мужчин всегда хорошее настроение.
– И у женщин тоже, – простонала я себе под нос и направилась в операционную.
Не успела я вернуться в отделение, как навстречу мне вышел Одьен и позвал в свой кабинет. Я, естественно, перечить не стала и направилась следом.
– Проходи, я уже заварил тебе чай.
– Что это? – не поняла я.
– Сейчас три часа дня. Я, обычно, обедаю в это время.
– Если вы полагаете, что…
– Я не заставляю тебя все это съесть, – Одьен повернулся к стеклянному столику, на котором стояло две тарелки с мясом и тушеными овощами под соусом. – Просто, попробуй. Это приготовила моя мать.
Не знала, что ему мама обеды на работу готовит… Я сжала челюсти и присела в кресло. Мне тут же была протянута тарелка с угощением и вилка. Привычная тошнота вновь подкатила к горлу, но я сглотнула ком и насадила на вилку кусок тушеного помидора.
Одьен присел в соседнее кресло и начал медленно поглощать свою порцию. Напрягало то, что при этом он не сводил с меня глаз.
Помидор отправился в мой рот, и я, не пережевывая, проглотила его. Следующим на очереди был кусочек капусты. Затем спаржа и картофель.
– Мясо попробуй.
Надо же, он его даже нарезал. Один из кусков мяса отправился ко мне в рот, и на этот раз я замерла. Слишком большой, чтобы сразу глотать. Выдохнув, я начала медленно его пережевывать.
– Не слишком остро? Мне кажется, мама переборщила с перцем в этот раз.
Я отрицательно покачала головой и глотнула. Глотнула и поняла, что все съеденное просится назад. Я прижала ладонь к губам, сдерживая позыв на рвоту.
– Тошнит? – спокойным тоном спросил Одьен.
– Нет, – соврала я.
– Когда теряешь большую часть Потока, всегда начинаются проблемы с пищеварением. А когда теряешь Поток хронически – проблемы с питанием выливаются в анорексию. Но кому я все это рассказываю? Ты ведь не райот.
Я поставила тарелку на стол. Позыв на рвоту минул и стало легче.
– Послушники тоже могут терять Поток, в том числе и хронически, – заметила я.
– Долго не могут. Умирают в конце концов, – ответил он.
– Если только кто-нибудь не поможет.
Я встала на скользкую дорожку. Обсуждать с Одьеном Ригардом проблемы хранителей и палачей была не самая лучшая идея.
– Помощь палачей карается смертной казнью.
– Скажите это тем, кто покупает Поток и Истоки на черном рынке.
– Хочешь обсудить проблему существования черного рынка? – он улыбнулся.
– Наверное, не стоит.
– И я так думаю. Лучше, выпей чай, – предложил Одьен.
– Спасибо, – кивнула я.
Протянув мне кружку, Одьен вернулся в кресло и продолжил трапезу.
– Думаю, в следующий раз следует попросить маму сварить овсяную кашу. Ты любишь овсянку?
– Вы собрались меня подкармливать на работе? – наконец, не выдержала я.
– Ну, от другого вида помощи ты отказалась. Придется кормить тебя едой, – он засмеялся. – Одному обедать все равно скучно, а вдвоем веселее.
– Дайте угадаю? Отказ не принимается, не так ли? Все те же условия в обмен на то, что вы хотите?
– Именно, – кивнул Одьен.
– Вы в своем уме? Решили поиграть в добродетель? Я не стану есть вашу овсянку! И плевать мне, кто ее приготовил!
– Станешь, – услышала я в ответ.
– С меня довольно! – выпалила я и поднялась с кресла, ставя кружку с чаем на столик. – Хотите сдать меня? Что ж, вперед!!! Я найду способ отмазаться, но потом…
– Что потом, Алексис? Придешь поквитаться со мной?
– Я не верю в жалость, доктор Ригард. Вы покрываете меня, потому что вам это выгодно. Думаю, вы так же, как и я, не хотите видеть архиереев из службы контроля в этом городе и в своей больничке. Почему? Я найду ответ на этот вопрос. До того, как вы меня сдадите, или после. Вам все понятно?
– Понятней некуда, – хмыкнул он.
Я вернулась в ординаторскую и уселась за свой стол. Как же я разозлилась! Какова наглость шантажировать меня и пытаться накормить стряпней его мамаши прямо на работе! Какого черта? Наварро, который был в ординаторской, покосился на меня, но ничего не сказал. Спустя минут пять в помещение влетел Одьен.
