— Князь Эван! — шептал кто-то, принесший эту недобрую весть. — Совсем рядом с Теплыми Прудами ловцы выловили самку, Ирментруду! Гладкую и юную!
— Вот невидаль, — хохотнул Эван. — Кто бы мог подумать, что самки иногда заплывают в теплые воды погреться!
— В этом-то ничего странного нет, — парировал его собеседник, не видный Диане и Ласкающемуся к ней Лео. — Да только это твоя Ирментруда. Она называет твое имя, скалит зубы и говорит, что ни к кому более не пойдет.
— Ирина? — ахнул Эван, и Диана ощутила себя так, словно ее окатили ледяной водой, полной колючего песка, что наждаком дерет кожу.
На Лео эта весть тоже произвела неприятное впечатление, он в один миг оказался на ногах, прыгнул вперед, навалился на дверь всем телом и захлопнул ее перед носом у утреннего наушника, плечом оттеснил брата от дверей.
Глаза его были грозны и темны, ноздри яростно трепетали.
— Нет, — отчетливо произнес он, — ты не пустишь эту рыбину в наш дом снова! Вспомни — от нее одни беды в нашем доме!
— Беды? — переспросил Эван, сверля яростным взглядом брата. — Да она просто женщина! Просто рыбка, что попала в сети. Стыдно на женщину перекладывать всю вину за собственные беды.
— Как и наша мать! — выкрикнул Лео, шарахнув изо всех сил по двери ладонью, выказываю свою нечеловеческую силу и природу. Дверь загудела, на ее створке возникла вмятина от ладони младшего дракона. — Такая же рыбка, и зубов столько же! Ты забыл, как они передрались? Забыл, как твоя Ирментруда пустила ей кровь — твою родную кровь, между прочим?! Простил?!
— Ты же знаешь, — глухо ответил Эван, — как была яростна и неукротима наша мать. С ней никто, кроме отца, совладать не мог.
— Она подрала эту чертову Ирментруду не потому, что была неукротима! — зло шипел Лео. — А потому, что та была самой ядовитой рыбой, попавшей в сети! Твоя Ирина — это зло во плоти! Сладкий язык и черные мысли! Не зря же у меня на не даже не стоял, ибо я не готов поиметь морского дьявола!
— Оставь это мне решать! — рыкнул Эван, ухватив брата за плечо и пытаясь отпихнуть его от двери. — Дьявол она или нет!
— Зачем она тебе? — упирался Лео. — Чем плоха эта, новая Ирментруда? Глаже боков, чем у нее, нет и не было ни у кого!
— Так оставь ее себе, — ответил Эван так легко, что у Дианы, слушающей их спор, слезы брызнули из глаз. — Она всем хороша, пригожа, нежна и кротка. Но она не та, что покорилась только мне.
Эван был влюблен. Это видно было невооруженным взглядом. Никакая красота и никакие ласки не могли вытравить из его сердца образ строптивой и жестокой, хитрой Ирины. Он было увлекся Дианой, ее прекрасным телом, но стоило его прежней возлюбленной мелькнуть на горизонте, как Эван с легкостью отрекся от нового увлечения и поспешил к той, к прежней девушке, что сумела пробудить его сердце, не ведающего привязанности, от векового сна и заставить его петь.
И любовь его была так сильна и явна, так бросалась в глаза, что Диана ощутила очень болезненный укол ревности в сердце. Не смогла, не отвлекла, не покорила… Впрочем, как отвлечь того, кто одержим? Того не соблазнишь даже сладостью секса…
— Ах, спасибо! — насмешливо воскликнул Лео. — Я, конечно, себе возьму эту сладкую Ирментруду. Каждый вечер буду пить ее сладкие поцелуи. А ты будешь смотреть в холодные глаза своей рыбины и помнить то зло, на которое она способна. Яд сочится из ее дыхания. Ложь владеет ее языком. Не забывай — она со Звездным была.
— И что же? Коль ее поймали здесь, она от него уплыла, а обо мне вспомнила! — горячо выкрикнул Эван. — Как наша мать помнила нашего отца!
— Одинаковых историй не бывает! — рычал Лео, оскалив крепкие клыки. — Ты, конечно, князь, старший в роду, но ты ослеплен своим желанием повторить священную историю нашей семьи, а этого не бывает, не бывает!
— Так позволь мне самому творить свою историю, брат! — рыкнул с яростью Эван. — Да, я не отец, и понимаю это, но я тоже хочу быть мужчиной, ради которого женщина раскрыла свое сердце!
И он, рывком отстранив от дверей Лео, спешно вышел из спальни.
Диана, больше не сдерживаясь, заплакала.
Отчего-то ей стало очень горько; она ощутила себя вдруг ненужной вещью, изломанной и брошенной. Вот оно, настоящее отношение к ней драконов! Словно к яркой, новой, дорогой игрушке. Но стоило только появиться любимой забаве — и ее, Диану, отодвинули на второй план.
Хуже всего было то, что она хорошо помнила ночное неистовство Эвана, его страсть, его ласки, его желание заставить ее кричать о наслаждения. Она подарила ему это — свою покорность и свое наслаждение. Он упился ими, почувствовал себя властелином, хозяином над ее телом, глотнул ее любви и страсти, чтобы излечить свою уязвленную душу, и покинул Диану, стоило его первой любви появиться на горизонте.
Чертова Ирка! Что ею движет?! Правда ли ее тянет к князю, или она притворяется? Поблескивая своими подлыми хитрыми глазами, не хочет ли она снова поиграть, отнять у Дианы очередного мужчину, чтобы потешить свое самолюбие и причинить ей боль?!
— Не нужна, — жалобно всхлипывала она, вздрагивая. — Не нужна…
Лео поспешил утешить ее.
— Не плачь, рыбка моя золотая, — шептал он, ласково отирая ее щеки. — Эван перебесится, вот увидишь! Я его знаю хорошо. Это сейчас его глаза застила радость, воссоединение после разлуки, но он ведь не слепой, и не дурак. Ирментруда его, — Лео вдруг выплюнул злое, неприличное ругательство, — некрасивая и злая. Он увидит вас вместе и непременно поймет, что не прав. Пойдем, наденешь самое красивое платье, что только мы сможем найти во всем доме, и самые красивые украшения! Она пожалеет, что сюда явилась. Она увидит, что достойная замена ей найдена.
Услышав это, Диана вдруг успокоилась, отерла слезы с щек. Слова старухи-драконицы звучали в ее ушах сердитой воркотней.
«Я же Ирментруда, а она? Кто она такая? — подумала Диана зло. — Злая рыба. И я, сейчас я главная в доме! Хочет она тут жить? Придется ей по моими правилам маршировать!»
— Пойдем, — ласково произнёс Лео, увидев, что его Ирментруда успокоилась. — Послушаем, что скажет эта змея, выползшая из-под Звездного.
— Погоди, — тихо произнесла Диана. — Я не только красивое платье хочу надеть. Я посох возьму. Посмотрим, как она запоет, когда его в моих руках увидит.
— Хорошая идея, — обрадовался Лео. — Ее ребра должны помнить эту палку!
***
Эван заметно волновался.
Слова Лео он услышал — Ирина была не беззащитная рыбка, а его Ирментруда, коварство и злобность которой он знал хорошо. Эван собрался принять ее в тронном зале, который обычно пустовал и своей величественностью мог поразить воображение любого.
Князь оделся под стать великолепному убранству зала и мятежную Ирментруду собирался встретить неласково. Напугать, смутить, стереть ее язвительную улыбку с губ, заставить говорить правду…
И Лео — неугомонный юнец! — щуря злые темные глаза пришел, и притащил свою Ирментруду, Диану. Эван невольно облизнул пересохшие губы, припухшие от ночных поцелуев, скользнув взглядом по фигуре женщины, обнятой волнующимися шелками.
Девушка была чудо как хороша. Высокая, стройная, чистая. Ни чешуйки лишней. Волосы светлыми прядями рассыпаны по плечам. Плечи перехватывают золотые браслеты. В руке — черный посох.
Диана стояла ровно, подняв голову, свысока глядя на соперницу, которая прикрывалась маской добродетельной стыдливости. Да, эту девушку трудно променять на другую. Эван снова почувствовал неясное томление, желание скинуть душные одежды, окунуться в морские волны, освежиться, заключить в объятья мягкое женское тело и слиться с ним воедино в танце любви.
Посмотрел — и взгляд отвел.
Да, эта женщина хороша и сладка. Она покорна и прекрасна. Но чего-то не хватало в ее нежном образе. Капли горечи недоставало, которая оттеняет сладость.
«Конечно, ничто мне не помешает потом навестить ее постель, — подумал Эван, вспоминая ее поцелуи на собственном члене и дрожа, как подранок. — Но сейчас я должен послушать, что скажет Ирина… Зачем она пришла?»
