Давай поговорим.
– Ты хочешь что-то добавить? Спасибо не надо! – чем-то очень расстроенная девушка по ту сторону двери ходила из комнаты в комнату, желая поскорее вернуться к спокойному отдыху через игнорирование собеседника.
Свет яркой бирюзовой лапочки над соседской дверью мягко ложился на тёмно-серый бетонный пол, оголяя каждый его изъян, каждую трещину и выделяя все неровности большой грубой тенью. Этаж, на котором сидел парень, казался ему чересчур уж вычурным, оглядываясь на все оставшиеся внизу предыдущие коридоры, где царил тёплый яркий жёлтый оттенок, смешиваясь с разноцветными дверными бликами, он создавал настоящую палитру на старых исписанных кем-то таких же серых стенах.
Прогнивший пол отдающей сыростью древесины был не менее отталкивающим, постоянно цепляя своими сколами торчащие кое-где нитки из свисающей кофты подростка. И глядя на доски уже было не представить его изначальный цвет, такой, с каким он был здесь забит. Доминирующий морской зелёный вытеснял собой привычный оранжевый, создавая иллюзию естественного цвета старого дерева. Впрочем, вскоре, от множества гипнотизирующих оттенков Филипп отвлёкся, перестав таращиться в одну точку с глупым видом и встав на ноги, снова попытал удачу достучаться до своей подруги и нормально поговорить.
– Нам нужно всё обсудить и найти решение проблемы. Позволь мне, пожалуйста, войти… – Это так странно. Когда так долго чего-то хочешь и боишься, что в конце всё это окажется бессмысленным, никуда не ведущим тупиком. Проговаривая это у себя в голове, парень уже несколько раз пытался бросить стучать в дверь с номером сорок два и навсегда забыть дорогу в этот несчастный подъезд, но что-то постоянно его останавливало, хватало за руку и обещало, что в этот раз всё точно будет по-другому, иначе.
– Оставь меня! – прошептала сидящая под дверью девушка, пытаясь достучаться до всего хорошего в парне.
– Но я не могу… – прошептал он в ответ, – просто не могу…
И был вечер, и было утро: день третий.
Порой парень осознавал всего себя прошлого и настоящего, все свои поступки и действия, принятые за всё время правильные и неправильные решения, и в этот момент всё меняется, выходит за рамки привычных раздумий лёжа на кровати куда-то в пустое пространство вне всего существующего, куда-то очень далеко ото всех. И в этот момент, абстрагированный человек выходит за рамки своего сознания, тела и жизни, глядя сверху на самого себя, не забывая о том, где он сейчас и думая: а к чему всё это? К чему всё это ведёт? И не послать ли всё?
И был вечер, и было утро: день четвёртый.
Впервые за несколько дней для Филиппа на небо выглянуло избегающего любые серые тучи солнце, наполняющее тело и мысли, разливаясь в ладонях, приятными и тёплыми чувствами. Такое осенью происходило не часто, а поэтому упускать возможность провести несколько часов под лучами яркого света, было глупо, даже не смотря на всё произошедшее ранее. Только заметив пробирающиеся в его тёмную, закрытую шторами комнату бело-оранжевые лучи солнца, парень, не теряя ни минуты начал одеваться на прогулку, боясь снова упустить на долгое время такой редкий момент счастья и бодрости.
За спиной стояло прохладное и твёрдое дерево, а в руках чуть мятая пластиковая бутылка с водой. Филипп умиротворённо, лёжа на красно-жёлтых опавших листьях, наблюдал за пролетающими над его головой облачками, представляя, что с каждым глотком свежей и слегка обжигающей холодом его горло воды его тело становится всё легче и легче, что он вот-вот сможет прикоснуться к постоянно унывающему в эти месяцы небу и утешит его, развеселив своим, казалось бы, невозможным для человека полётом. Вокруг царила тишина, ни единого постороннего, сбивающего с мыслей, назойливого шума, которого так боится спокойный подросток.
Предыдущие дни похожи друг на друга чувством ускользающего из рук времени, которое будто вода просачивалась сквозь пальцы и навсегда утекала куда-то вдаль, исчезала и не давала вернуть всё назад. И именно такие, исключительные и неожиданные солнечные дни встревали между вечной опустошённостью и бессилием, приходящими, кажется, сами по себе. Незваное уныние прогоняли такие простые мелочи как выглянувшее на пару часиков солнце, застывшие на небе тучи, ощущение простого существования и спокойствия, пробегающий холодок по спине от упавшей за шиворот капли дождя. Всё это придаёт сил, напоминая, что после даже самых затянутых гроз над головой рано или поздно засияет ярчайшее солнце.
Но вот только одно могло напугать Филиппа, выдернув его из собственных мечт – шум из неоткуда. Открыв глаза, молодой человек увидел в паре метров от своих вытянутых ног совсем обессиленного и умирающего ворона. Тело птицы было частично сожжено, но, несмотря на очевидно жуткую боль, она всё ещё растерянно махала крыльями, надеясь взлететь вверх и прекратить свою агонию.
– Кто это сделал?
Домой парень возвращался с переполненной головой эмоциями, наблюдая за убегающей вперёд собственной тенью, которая играясь, подпрыгивала и снова оказывалась позади тела. Голова сама повернулась в сторону соседнего дома, чтобы ещё раз напомнить о знакомом окне, которое так старательно пыталось забыть. И в тот же момент, как глаза поймали яркий свет в том проклятом окне, разум опустел, растеряв все те хорошие мысли, приобретённые за день. Неужели всё это было напрасно?
И был вечер, и было утро: день пятый.
Филипп стоял среди деревьев, в тёмном туманном лесу и всё то время, пока он был в дороге, отвлекался на густой и тёплый полупрозрачный пар, выходящий у него изо рта. Капли воды после недавно прошедшего ливня стучали по высыхающим твёрдым стволам могучих елей, кажется, смешиваясь и становясь единым целым с опустившейся на землю размытой скатертью, окутавшей собой всё материальное, и, наверное, даже духовное.
Тропинка же была видна, несмотря на тусклый, еле-еле просачивающийся сквозь старую замочную скважину свет уходящего за горизонт солнца, представляя собой незаменимого проводника в столь отдалённом, судя по незнакомым пейзажам, месте. Невидимая, но по ощущениям приятная и гладкая сияющая рука осторожно касалась спины парня, чуть подталкивала его вперёд. А он был даже не против, наоборот, движимое им чувство неизвестности добавляло каждому его шагу уверенности перед невиданными иллюзиями в этой бескрайней безнадёжной пустоте.
– Возьми её! – сказал приятный женский голос позади. Это был лишь звук без какой-либо материальный оболочки, поэтому, сколько не оглядывайся, сказавшую эти слова было не найти. А нужно ли?
– Хорошо… – Филипп не собирался противоречить законам чужого мира и принял правила этой игры, прошептав себе под нос своё согласие, будучи полностью уверенным в то, что его слова всё равно услышат.
