И снова о корабле. Неделю назад, увидев в письме электронную картинку “Жанны д-Арк”, он сразу же остановил свой взгляд на ней. Корабль был замечательный. Он выделялся среди предложенных судов такого класса. Но когда, стоя на пирсе, Петр увидел его, зрелище превзошло все ожидания. О таком корабле можно было только мечтать. И Арина тоже выбрала его! А это сейчас было главным! Он напоследок посмотрел на флакон с таблетками, оторвался от этого тягостного созерцания и пошел на палубу. Там его ждала Арина.
18 таблеток.
Уже два дня они плавали по Средиземному морю, заходили в небольшие порты приморских городков, гуляли, разглядывая опустевшие зимние набережные. Туристы давно оставили эти места до лучших, теплых времен, сезон был окончен, и только эти двое продолжали свое путешествие. А поэтому весь этот маленький мир – пляжи и прибрежные кафе, магазинчики и игровые автоматы, песок у моря, солнце над головой – принадлежал только им. Они плыли на запад. Они придумывали маршрут своего путешествия, а команда из трех человек (капитана, его помощника и повара… то есть – кока) с почтением выполняла все их приказы. Сумасшедшая гонка закончилась, и только море, теплое и ласковое, скользило вдоль белоснежных бортов корабля, приглашая в путь.
В Барселоне Арина зашла в книжный магазин и купила несколько вещей, оставив его в полном недоумении. Это были краски и кисти. Еще она купила большой холст, на котором можно было рисовать. Петр удивился, но расспрашивать не стал. А глаза ее загорелись незнакомым огоньком, и она уже спешила в порт, где ожидал корабль. Арина продолжала выдумывать все новые забавы, и Петр с удовольствием ей потакал. На корабле Арина на полном серьезе попросила на палубе соорудить мольберт. Помощник капитана и кок с радостью ей помогали. Они нашли веревки, рейки и, связав все это, прикрепили большой холст. Потом ушли на свою половину, и Арина осталась наедине со своим полотном. Петр находился рядом, не вмешиваясь и ничего не говоря, смотрел снисходительно, но с интересом, и ждал. А Арина уже не замечала его. Когда она что-то делала, для нее не существовало никого. Она так отдавалась увлечениям, словно ей было пять лет или немногим больше. Только совсем немногим. И не хотелось на нее обижаться. В этом была вся Арина. Она не терпела критиков, советчиков или помощников, а такая самостоятельность делала ее независимой и даже настырной. Но, если ей нравится – почему нет? – думал он.
А Арина уже накладывала масляными красками, которые профессионально развела на палитре, фон картины, и Петр снова удивился. Он не знал, что она умеет рисовать, тем более маслом. Знал только, что работала она многие годы в какой-то фирме каким-то дизайнером. Рисовала в компьютере какую-то рекламную ерунду. А тут картина! Масляными красками!
Наконец, обернувшись, заметила его. Лицо ее было перепачкано, а глаза светились.
– Ну, как? – гордо спросила она.
Он подошел ближе, посмотрел. Полотно было покрыто слоем краски. Какие-то полутона выделяли отдельные ее части, но не было никаких набросков, не было смысла. Только серое пятно. Если ей нравится – значит это хорошо, – подумал он.
– Очень хорошо! – воскликнул Петр. – Если бы Да Винчи знал, как ты рисуешь, доверил бы тебе свою Джоконду. Во всяком случае, ее фон. Это уж точно! Очень выразительно. Особенно клякса в углу. Пора ставить подпись!
– Глупый, – спокойно возразила она. – Ничего не понимаешь в живописи.
– Почему же, – сказал Петр, – сюрреалисты отдыхают, глядя с берега на твой шедевр, а Сальвадор Дали нервно ходит по пляжу. Вон, посмотри туда. Курит и жалеет, что сам когда-то взялся за кисть. Кстати, пляжи эти напротив нас…
– Полный невежда! – ответила она, – Дали жил и писал в Фигерасе и Кадакесе, мы давно проплыли эти места.
Он снова подивился ее познаниям, но промолчал. Арина не ответила на его недоумевающий взгляд и снова спросила:
– Ты не ответил, тебе нравится или нет?
– Да! – восторженно ответил он.
– Тогда на сегодня все, – устало произнесла она, и пошла отмываться от краски, а странная картина одиноко, в недоумении, застыла в раме, размышляя, – дописали ее или несколько мазков все же осталось. Сейчас понять это было трудно… А Да Винчи на пару с Сальвадором Дали тоже раздумывали – снимать им шляпы в низком поклоне или главное еще впереди. Никто так ничего и не понял…
Во флаконе оставалось 17 таблеток.
В этот день они сошли на берег и долго бродили по опустевшим пляжам Бенидорма. Высокие отели и широкие пляжи напоминали Тель-Авив. Все тот же беспечный ветер катал по желтому песку остатки мусора, остатки давно ушедшего лета, растаявшего в декабре. Холодно не было, но и людей вокруг тоже. Никого не было в этом одиноком застывшем мире из песка и воды. Пройдет три-четыре месяца, и здесь появятся первые туристы, на пляжах начнут открываться ресторанчики и кафе, лежаки будут ждать праздных, загорающих туристов, которые на недельку-другую приедут, оставив свои дела, забыв обо всем, и будут отдыхать, беспечно тратя время на такое невинное занятие.
– Через три-четыре месяца! – подумал Петр.
– Целая вечность, – и вздрогнул, посмотрев на Арину. – Что будет с ними? Где они будут?
Страшно было это представить. Снова взглянул на нее. Арина выглядела очень хорошо, ее загорелое лицо светилось на солнце, глаза блестели. Она отдавалась этой прогулке, словно не была у моря долгие годы. Смотрела на беспокойное море, и ее совсем не смущало такое межсезонье, где все замерло в ожидании. Кому-то нужно было ждать эти несколько месяцев, а эти двое уже, позабыв о завтрашнем дне, вдыхали морской воздух и радовались жизни, ее нехитрым подаркам, принимая с благодарностью день, который для них наступил. И день, и этот маленький городок с высокими пустующими отелями, голыми пляжами, высокими волнами и ярким солнцем принадлежал сейчас только им.
Вдруг Арина, взглянув на часы, заторопилась. Куда, было непонятно, но она уверенно тащила его за собой на корабль, словно там были какие-то срочные дела, не терпящие отлагательств.
Снова картина, Арина разводит краски, снова игра. Он терпеливо ждет. Сейчас это время принадлежит в первую очередь ей. Позвав его и усадив на диванчике у самой кормы, она попросила его не уходить, на мгновение замереть, и теперь внимательно, оценивающе его разглядывала. Мгновение затянулось. Потом, взяв карандаш, начала рисовать. А он никуда и не торопился, лишь смотрел на нее внимательно, думая, как она замечательно выглядит. Он не видел изменений в ее лице, не замечал новых седин в волосах, а перед поездкой она окрасилась в черный цвет. Ее волосы черной гривой развевались на ветру, и поневоле он залюбовался. Арина была очень красива. Даже сейчас, когда занималась ерундой, рисуя свою бессмыслицу, глаза ее внимательно на него смотрели, и какая-то тайна скрывалась в этом взгляде. Это была незнакомая женщина, которую он никогда не знал, не видел или не помнил. Он не встречал эту женщину в своей жизни раньше. Она была незнакомкой и волновала его. Она была очень красива! Он смотрел и не мог оторвать взгляда. Уже безумно хотел ее. Хотел с ней познакомиться. И если забыть о ее невинной шалости, об этой странной игре, не воспринимать всерьез, не обращать внимания, могло показаться, что в эти минуты она по-настоящему творит, создавая шедевр. Пусть эта игра останется лишь игрой. Но, сейчас с кистью в руках, перепачканная красками, она казалась ему богиней. Арина так отдавалась своему занятию, словно картина эта была смыслом жизни, словно это был шедевр. А она все водила кистью, может быть не она, кто-то другой оттуда сверху водил ее рукой, помогая…
Наконец, он очнулся от этого созерцания, и уже не решался заглядывать и смотреть на ее творение. Хотелось сохранить сказку. Как будто могло быть иначе. Как будто на самом деле она умела рисовать, а картина эта потрясала. Не мазня играющего ребенка, а работа мастера. С нежными руками, синими глазами и острым испытывающим взглядом, который сейчас все в нем переворачивал…
