Чутка перекосилось лицо королевишны:
— Дойдем до дома твоего, скажу.
Я кивнула. Видно, неплохой она будет маг-теоретик. Смекнула, что толку от извинений сейчас будет немного. А вот на нашей, ведьмовской-то территории, вот там — другое дело. Там заклятье спадет. Должно.
Даже улыбнулась я:
— Тогда поспешай за мной.
Конечно, по дорожке пошла я первая. Так, на всякий случай. Мало ли, ведь сколько лет прошло. Проснувшаяся память, “дымок-то”, спала долгонько, как бы чего не начудила. А кому разбираться? Правильно, мне.
Тильдушка шла быстро, но вперед не вырывалась. Хватило ей. Понятливая.
Трава между красными кирпичами становилась все гуще. А значит, скоро мы и к домику подойдем. И вот как-то сразу на душе стало легче. Будто все вокруг стремилось меня обнять. Нежные травинки ласково льнули к ногам. Ветерок легко касался разгоряченных щек. В воздухе неожиданно запахло нагретой на солнце сосновой смолой и мелиссой. Знакомый запах такой. Будто к дому я подхожу, тому, которого уж и нету. Один пепел остался. Да и тот селяне развеяли над посевами.
Наконец дорожка завернула и передо мной показался старый покосившийся на одну сторону домик. Погодите-ка…
Я глубоко вздохнула и попятилась. Наткнулась на Тильду и мы обе чуть не свалились.
— Осторожней ты, ведьм… Ведяна, — ох и молодец Тильдушка, спохватилась-то как вовремя.
— Куда тебя несет? Чуть с ног не сбила, — она недовольно посмотрела на меня.
— Костюм из-за тебя помяла!
А мне вот сейчас было не до костюма ее. Да и не до Тильдушки совсем.
Потому что передо мной не было старого, покосившегося на одну сторону домика.
Я закрыла глаза и потрясла головой. Знаю, бывают такие остаточные фоны, память старая, то бишь, что рисуют перед тобой картины былого-го.
Вот как живые, те картины.
Проекции, если на магическом языке.
А как глаза закроешь, да потрясешь головой как следует, а потом откроешь — и нет их, проекций этих, иллюзий-то. Развеются как дым под легким летним ветерком.
Открыла глаза.
И не поверила им. Вот ну ни на минуточку не поверила.
Потому что передо мной вместо развалюхи стояла добротная, будто только что срубленная, изба. Покрытая свежей дранкой крыша золотилась на солнце.
Стекла во всех окошках были на месте и сверкали чистотой. И на них, на окошках-то, появились занавесочки. Белые такие, в голубых васильках.
Светлая мать…
— Тильда, — позвала я. — Скажи, что ты видишь?
Я повернулась к королевишне, которая с недовольным видом отряхивала свой форменный костюмчик от приставшей травы. Юбочка в складку и правда чуток помялась, да и к рукаву пиджака прицепилась легкая паутинка.
— Тебя вижу, — недовольно отозвалась Тильдушка.
— А кроме меня? Что ты видишь там, впереди? — я затаила дыхание.
Глава 28
— Да что там может быть, кроме развалюхи этой, — брезгливо поджала губки Тильда и нехотя подняла глаза от рукава, с которого пыталась снять паутинку.— Мамочки… — девушка ахнула и сделала невольный шаг вперед. В меня чуть не воткнулась. Хорошо, что я-то уже готова была. В сторонку сдвинулась. Что ж это получается? Тильдушка тоже увидела, как домик изменился. Не показалось мне, и никакие это не шутки “дымка”.— Видишь, значит, дом-то? — уточнила я на всякий случай.Тильда ошарашенно смотрела вперед и кивнула головой.
Потом перевела взгляд на меня:— Эт-то… Это что, ваше волшебство так работает, ведьминское? — и глаза ее засверкали. Маг-теоретик она точно призванию. Вот как оживела и даже не смотрит больше на рукав-то свой и помятую юбку.А я не знаю, что и сказать. Ведьмочка я молодая, конечно. Дожила до восемнадцати лет, а вот о таком ведьминском волшебстве и не слыхала никогда.
Пожала плечами и медленно, шаг за шагом, стала подходить к домику. Тильдушка за мной. И хоть чувствовала я, как ей хочется выбежать вперед, да ума королевишне хватило не высовываться.Шаг в шаг старалась за мной идти. Ровно как я, когда только что попала в Академию Боевую-то, и шла шаг в шаг за дядькой Симеоном.
— Слышь, Тильда. А почему все зовут дядьку Симеона магистром? Что он у вас ведет, в Академии-то? — задала я давно мучивший меня вопрос.— Спецкурс по анимагии, — возбужденно ответила Тильдушка и прибавила было шагу. Но я тут же ее за рукав прихватила:— Не спеши. Постой-ка немножко.
А сама подошла к крылечку поближе да и поклонилась в пояс, прежде чем подняться-то. Сзади послышался смешок. Тильдушка не выдержала. Да, трудно магу, пусть и теоретику, понять нас, ведьмочек.Тут не понимать надо, а чувствовать. Я ведь почему поклонилась? Вы думаете, привычка у меня такая, что ли?Нету такой привычки.А вот…вот сразу поняла, что сделать нужно. Сердце дрогнуло и мысли из головы убежали. Поклонилась, и все.И тотчас почувствовала где-то там, далеко, в глубине, что все правильно сделала.
Ведь пробудившаяся память, считай, дух дома, это совсем не шутки. Своенравные они существа-то. Меня признал, конечно. Как не признать родную бабулину кровь. Но вот уважения они требуют. Ну, а мне ведь нетрудно совсем.Но сердце и у меня забилось сильно-сильно. Наверное, как сейчас у замершей сзади Тильдушки.Потому что я сразу вспомнила, что в домике-то Лаврик оставался.Ой-й..
Я подхватила юбки и ринулась в избу. Дверь передо мной тотчас открылась и даже ни разу не скрипнула. Новенькая, из дуба мореного, не иначе. Тяжелая и надежная. Я заскочила в сени, которых было и не узнать. Увидела новенькую длинная лавку вдоль стены, а над ней появились крючки для верхней одежды. На полу лежали цветные домотканые половички.Ну вот совсем как дома.
И хоть душа-то моя болела за парнишку, а все ведь заметить я успела.Мы, ведьмочки, очень внимательные и память у нас хорошая. Иначе никак, с травками, зельями да настоями дело имеем.
И тут вдруг слышу знакомый такой говорок, от которого чуть не села с размаху на новенькую лавку-то.— Не-ет, Лаврик-к. Этот горшочек мо-ой, мрр, — и чье-то довольное чавканье.
Это что же такое деется-то, а? Мой Рыська разговаривает с посторонним…
Я отказывалась в это верить. Вот совершенно. Потому как для любой ведьмочки это дело немыслимое. Невозможное это дело, чтобы твой фамильяр показался постороннему-то. А уж чтоб и говорить с ним стал…
Нет, у меня все-таки видения. Как их, галлюцинации. И слуховые тоже. “Дымок” это, точно, “дымок” чудит. Но какой он силы-то… Я опять зажмурила глаза и потрясла головой. Вот изо всех сил своих потрясла. Мало ли, что и Тильдушка дом увидела. “Дымок” запросто мог ее тоже заморочить, раз уж и меня заморочил. Ведьмочку-то наследственную.
Страшновато было открывать глаза, но я их открыла. А морок-то никуда не делся!
Сверкает свежим лаком лавка, радуют глаз яркие домотканые половички под ногами.
Я нахмурилась и решительно подошла к двери в комнату, откуда до сих пор слышалось довольное чавканье.
Протянула руку и не успела коснуться начищенной латунной ручки в виде лапы, которую обвивала змея, как дверь открылась сама.
Признает хозяйку домик-то, “дымок” тут или нет, а признает.
Вошла я в комнату и обмерла. Печка, печка-матушка стояла вся белая-белая, будто только ее сложили да побелили. Даже запах побелки еще чувствовался. Это как же понимать-то?
В печке, как ему и положено, как я его и оставляла, стоял мой котелок.
Да только тоже сиял, как начищенный. И это еще ничего.
Но в комнате пахло вкуснющей похлебкой из белых грибов с поджаренным на шкварках лучком, какую только бабуля моя делать умела. А еще пахло в ней пирожками с яблоками и корицей. И хоть не время сейчас было для яблок-то, но пахло именно ими.
