– Помолись за меня. Дэрья Хатун беременна.
Лерка открыла от удивления рот, а я быстро встала с ее постели и пулей выскочила в коридор. Мое сердце выстукивало «Реквием» Моцарта, а в висках пульсировала одна только мысль – пусть все окажется ложью.
Я аккуратно постучала тыльной стороной ладони в дверь и, выждав несколько секунд, приоткрыла ее, просунув в образовавшуюся щель свой любопытный нос.
– Заходи, Рамаль Хатун! – строго сказала мне Зейнаб-калфа, которая первой обернулась на скрип открывающейся двери.
Услышав свое новое имя, я сглотнула от страха. Вся моя конспирация пошла коту под хвост. Все, кто был в помещении, уставились на меня, точно я совершила что-то плохое.
Лежащая на кровати Дэрья Хатун смерила меня таким взглядом, что я чуть язык не прикусила. Она пристально посмотрела мне в глаза, насупив брови, затем презрительно усмехнулась и отвернулась, всем своим видом демонстрируя отвращение к моей персоне.
Вокруг кровати фаворитки образовалось стихийное собрание «органов местного самоуправления». Валиде в роскошном алом атласном платье и с высокой короной из чистого золота стояла в изголовье, рядом с ней хазнедар, которая в своем более скромном черном платье из муслина все же старалась держаться под стать матери падишаха, горделиво задирая подбородок, следом стояли Арзу-калфа и Зейнаб-калфа. С правой стороны от фаворитки на краю кровати сидела незнакомая мне лекарша – гораздо моложе той, которая осматривала меня. На ее покорном лице не отражалось никаких эмоций. Казалось, она просто робот, который выполняет свою работу.
– Подойди, – скомандовала валиде, рассматривая меня отчего-то более внимательно, чем любую другую служанку. – Это ты сообщила Арзу-калфе новость о беременности Дэрьи Хатун? – строго спросила она.
– Я, госпожа, – промямлила я, опустив голову.
– Что ж, если ты принесла благую весть – озолочу, но если вы обе лжете, – в ее глазах сверкнули молнии, – то сегодня же вечером отправитесь в старый дворец!
Я просто обалдела от такого поворота событий! Что значит – обе? Почему я должна нести ответственность за то, что говорит эта женщина? От ощущения вселенской несправедливости на глаза навернулись слезы.
– Но, госпожа! – я посмотрела на нее влажными испуганными глазами. – Я только передала приказ Дэрьи Хатун! Разве в моих словах была ложь?
– Да как ты смеешь перечить валиде? – зашипела хазнедар.
– Полно, Наргес Хатун, – мать падишаха небрежно вскинула руку вверх, давая понять, что это все пустое, – сейчас мы все узнаем, не так ли, дорогая? – эти слова предназначались уже лежащей фаворитке.
– Я не лгу, валиде! В моем чреве плод нашей с правителем любви! Я подарю вам наследника престола Сефевидов!
На губах рыжеволосой соперницы заиграла довольная улыбка, а на ее расслабленном лице появилось выражение триумфа.
– Что ж, Гюльбахар, мы ждем твоего вердикта, – обратилась валиде к лекарше. Та услужливо склонила голову и забралась под одеяло к Дэрье Хатун.
Лицо фаворитки скривила гримаса боли, а я скрестила за спиной пальцы.
– Поздравляю вас, госпожа! – елейным голосом запела появившаяся из-под одеяла повитуха, обнажив в слегка кривой улыбке широкие некрасивые зубы. – Дэрья Хатун беременна! У падишаха родится здоровый ребенок, иншааллах!
На лицах собравшихся появились счастливые улыбки, и лишь на моем задумчивом лице не дрогнул ни один мускул.
– Радость-то какая, Дэрья Хатун! – Валиде наклонилась и поцеловала довольную одалиску в лоб.
– Наргес Хатун! Вели поварам приготовить угощения и шербет, а сама раздай в гареме золото! Устроим сегодня праздник! – продолжила она давать распоряжения, повернувшись к своей помощнице.
– Слушаюсь, госпожа! Уже бегу! – Хазнедар на удивление проворно выскочила за дверь, торопясь выполнить приказ «начальства».
– Нужно сказать падишаху! Обрадовать его благой вестью, – заговорила Зейнаб-калфа.
– Валиде, позвольте мне! – Дэрья Хатун резко села и бросила на королевскую особу умоляющий взгляд.
– Нельзя вам, госпожа, – робко вставила лекарша, – после осмотра лежать надо, до вечера.
Дэрья Хатун обиженно надула губки и послушно плюхнулась обратно на подушки.
– Пусть Рамаль Хатун сходит, – бросила валиде.
– Только не она! – заверещала фаворитка. – Эта лживая гадюка провела ночь в покоях падишаха! Это ведь твои ноги я видела сегодня утром? Иначе с чего бы вдруг у тебя поменялось имя? Признавайся, подлая изменщица, падишах тебе его дал?! – Ее истеричный тон заставил меня попятиться к двери. Мне показалось, что она готова сорваться с места и раскроить мне череп.
– Что ты себе позволяешь, Дэрья Хатун! – прикрикнула на нее вмиг посерьезневшая валиде. – Как смеешь ты обсуждать личную жизнь повелителя? Или он твоя собственность, глупая ты рабыня? Что за крики я слышу? Шах Джахан вправе проводить дни и ночи так, как ему заблагорассудится! Это вековые порядки, благодаря которым у престола всегда есть наследник, а ум падишаха ясен и свободен от пустых переживаний! Не она первая, не она последняя! Смирись уже! Радуйся, что остаешься во дворце, да молись о здоровье будущего наследника!
Голос матери шаха звенел, как натянутая тетива. Ее умные, строгие глаза смотрели на терзаемую ревностью Дэрью Хатун с осуждением, но в то же время в них читалась и простая женская солидарность, и благодаря этому ее суровый тон не пугал, а успокаивал.
– Рамаль Хатун! – она повернулась ко мне, – Беги же скорее к повелителю, неси ему эту добрую весть!
Я и сама была бы не прочь сейчас закрыться где-нибудь в темном чуланчике да поплакать как следует. К ногам словно гири привязали. Каково это – идти к любимому мужчине, чтобы рассказать, что его бывшая беременна? Редкостное унижение. Внутри меня словно все вдруг закровоточило, покрывшись соленой коркой. Мышцы горели, щипали, сжимались от болезненных спазмов. Губы задрожали от подступающих рыданий. Я смотрела влажными глазами на счастливую наложницу и не могла никак сдвинуться с места.
– Рамаль Хатун, ты оглохла? – прикрикнула на меня Зейнаб-калфа.
От звука ее хриплого, почти мужского, раздражающего барабанные перепонки голоса я вздрогнула.
– Простите, уже иду, – прошептала я, глотая слезы, и медленно вышла в коридор.
С балкона второго этажа было видно, что внизу начался счастливый хаос – на полу валялась целая куча золотых монет, и хохочущие девушки, сбившись возле нее в стайку, жадно загребали деньги в подолы своих рубах.
Мимо них с подносами сновали евнухи, заставляя обеденные столы яствами.
Эта картина заставила меня согнуться пополам и зарыдать. Я сползла по стенке на пол и, прикрыв руками лицо, тихонько завыла. Захотелось домой, в свою кровать – проснуться и понять, что все это всего лишь дурной сон.
