трусиков, который в свою очередь наткнулся на ее раздутый клитор. И это было чертовски хорошо.
— Это сгодится для чего-то нового? Давай посмотрим, что это с тобой сделает, — выдавил Ги, но не гневно. Полоски отступали, когда он опустил голову, его губы двигались к голой плоти, обнаженной под тонкими лямками ее топа с бахромой.
Он не целовал ее плоть. Не кусал. Он сделал что-то среднее. Прямо над тяжелой веной, пульсирующей в ее шее, его зубы сжались, покачались над ней как раз перед тем, как его язык набросился на раскаленную плоть.
— Боже мой. Просто убей меня сейчас, — хныкнула она, когда молниеносные следы изысканных ощущений мчались от ее шеи к эрогенным зонам, которые она не знала, что у нее есть. Все они объединились, чтобы создать одну горячую боль между ее бедрами, когда почувствовала, как горячая влага льется из ее тела.
Это было серьезной проблемой. Проблемой огромного масштаба, потому что это была слабость, и Грэм всегда использовал любую обнаруженную им слабость.
— Убить тебя? — прорычал он, его губы двигались вдоль линии ее шеи, когда она обнаружила, что не в силах ничего сделать, кроме как наклонить голову в сторону и дать ему доступ. — Твое убийство не стоит на повестке дня, котенок. А вот трахать — да.
Почему ее матка сжималась от такого внезапного удовольствия от угрозы, что у нее перехватило дыхание?
В его заявлении не было ничего романтического. Это была чистая жажда, чистый голод.
— Не очень хорошая идея, — выдохнула она, хотя ее ресницы сомкнулись, и она выгнулась ближе, ощущение его губ на ключице, сорвали с ее губ непроизвольный стон.
— Плевать.
Одна рука переместилась к ее затылку, и на следующем вдохе это был кусок разорванного материала, летящего на пол.
Он сорвал с нее рубашку?
Кэт посмотрела на него, не зная, была ли она возмущена или полностью возбуждена.
Его взгляд упал на ее грудь, янтарный цвет его глаз потемнел при виде опухших изгибов, даже прикрытых чувствительным хлопковым лифчиком, который она носила.
— Я видел кружево и шелк в твоих ящиках. — От яркого взгляда, который он бросил на нее, ее губы от удивления раздвинулись. — Почему ты не носишь их?
— Ты когда-нибудь пробовал бегать или сражаться в кружевном лифчике? — резко выдохнула она. — Он не очень прочный.
— Надень кружево, и я дам тебе бой, — проговорил он. — Я убью ради тебя, чтобы увидеть тебя в этом.
Его рука поднялась, один коготь выскользнул, прежде чем он скользнул под материал между ее грудями и разрезал его на части, откидывая чашечки в сторону, чтобы смотреть на обнаженную плоть.
— Грэм, это безумие, — прошептала она.
— Как ты и сказала, я сумасшедший, — рассеянно ответил он, коснувшись щекой набухшего холмика. — Зачем мне притворяться здравомыслящим теперь?
Его дыхание доносилось до ее соска, легкая ласка нагретого воздуха едва не вырвала у нее хныканье.
— Ты пожалеешь об этом позже, — заверила она его. — Ты знаешь, как злишься, когда сожалеешь о чем-то.
Кэт определенно пожалеет об этом. Уже жалеет. И все же ее голова откинулась назад, спина выгнулась, а пальцы скользили по его волосам, чтобы удержать его возле себя, когда его губы обхватили твердую пику соска.
Крик вырвался у нее, когда губы Грэма окружили нежный кончик, втянув его в рот и сося его твердыми вздохами. Его язык хлестал по соску, пощекотал, лизал. Острые зубы сжимали измученный комочек. Продолжая пытку, он потер сосок своим языком, скользя по нему. Ласки опаляли грудь таким удовольствием, что она изгибалась против Грэма, потираясь об твердую эрекцию, отчаянно пытаясь ослабить пульсирующую потребность, растущую между ее бедрами.
Из ее влагалища вытекали соки, покрывая складки снаружи и увлажняя шелк, покрывающий ее киску. Каждый вздох его рта, каждый удар его языка или скрежет его зубов по соску вызывали такие острые спирали ощущений, взрывающиеся между ее бедрами, что она оказалась беспомощной против них.
Кэт никогда не знала такого удовольствия. Она никогда не изнывала так или не чувствовала себя настолько беспомощной по отношению к мужчине.
И это был Грэм. Грэм, который уничтожил ее, который отнял у нее все, что она когда-либо ошибочно считала своим.
— Прекрати, — ее голос был слабым, тихим. Ей пришлось заставить протест сорваться с губ.
Будь она проклята, если вознаградит его за то, что разорвала свою жизнь на части.
— Прекрати, Грэм. Остановись…
Его голова дернулась, его губы распухли и были чертовски сексуальны. И она ненавидела себя за то, что заметила это.
— Я не пожалею об этом, — вдруг прорычал он в ответ на ее предыдущее заявление. — Но я не сомневаюсь, что ты пожалеешь о том, что позволила только что произнесенной глупости слететь с твоих губ.
Прежде чем она поняла, что он имел в виду, он выпустил ее.
Держа ее за бедра, пока она не встала на ноги, он отступил назад; янтарный огонь все еще заполнял его глаза, когда он уставился на нее, его дыхание было тяжелым, неустойчивым.
Без сомнения, она пожалеет об этом. Черт, она уже сожалела об этом.
— Уходи, — Кэт, вероятно, не сможет снова дышать. Звук тяжелого дыхания, срывающегося с ее губ, было тем, чего она никогда раньше не слышала.
Ее когти впились в стену позади нее, ее голые груди все еще приковывали его взгляд, ее соски все еще были крепкими и твердыми, как будто
