Вельмина даже отшатнулась от него, сидя на стуле. Губы задрожали, того и гляди, расплачется. Итану почему-то стало ее жаль — хотя с чего бы?
— Но ты не объяснил, — глаза у Вельмины были просто огромные, влажные, как у олененка, и где-то на их донышках тлела обида.
— Вы не были расположены слушать, — отрубил Итан, — вам захотелось отхлестать меня по лицу. А мне это не нравится.
— Я… — она торопливо провела рукой по волосам, приглаживая выбившиеся из прически прядки, — о, боги… Но тебе-то зачем эта травка? Я никогда не слышала, чтобы ее употребляли мужчины.
— Она делает меня сильнее, — говорить было непросто, Итан буквально с трудом ворочал языком, — я думал о том, что мог бы защитить вас от наместника. — он помолчал и добавил, — Но, как выяснилось, это никому не было нужно.
— Зачем ты так говоришь? — Вельмина вскочила со стула, на котором сидела, — ты специально так говоришь, чтобы сделать мне больно. Но мне и без того больно… Ты даже не представляешь, что я пережила, пока ты истекал кровью, а я смешивала раствор для внутренней трансмутации!
— Куда мне понять, — сил хватило даже на усмешку, — наверное, мне было лучше всех. Мне снилась… матушка. Снилось, как она гладит меня по голове… И я был счастлив.
Вельмина замерла. Даже побледнела, румянец вмиг сошел со смуглых щек. Она стиснула руки поверх передника и горестно покачала головой.
— Это я…
— Что — я? — поинтересовался Итан.
Он поднял руку и осторожно пощупал то место, куда угодили пули. Как и следовало ожидать, рана исчезла, остался лишь едва заметный рубец. Он подумал и о том, что рубец перечеркнул герб, оставленный Лессией. Очень символично.
— Это я… тебя… гладила, — пискнула Вельмина, — потому что ты… плакал в забытьи. Прости нас, если сможешь. В любом случае, Солветр не должен был делать то, что сделал.
И, резко развернувшись, выбежала из лаборатории. Итану показалось, что она едва сдерживала рыдания, и где-то глубоко внутри шевельнулось сожаление. Может быть, нужно было разговаривать с ней чуть мягче? Теперь-то понятна причина, отчего она так взвилась тогда… Кому понравится, в самом деле, когда прислуга советует тебе огородиться от появления ребенка? С другой стороны, он ведь об этом никогда не знал. Лессия не докладывала, зачем в самом деле используют мартовскую травку, газет ему не давали, а с прислугой такие вещи не обсуждались…
«И как же странно, что она меня до сих пор не узнала», — промелькнула и пропала неприятная мысль.
Итан догадывался, отчего Вельмина до сих пор не признала в нем короля-дракона. Во-первых, всем объявили о его гибели. Во-вторых — ну, просто невозможно представить короля-дракона в том виде, в котором его привели в этот дом. И, наконец, Вельмина не была частой гостьей во дворце. То, что она его увидела пару раз — причесанным, тщательно выбритым, наряженным, словно павлин — вовсе не значило, что она хорошо запомнила лицо.
«Но рано или поздно вспомнит».
К этому моменту следовало бы оказаться далеко и от этого дома, и от Пантеи, и от королевства вообще.
Боль все ещё гуляла в животе, но Итан, кряхтя и мысленно поминая всех демонов Бездны, кое-как сел и огляделся.
Что ж, он был в алхимической лаборатории: темное, без окон, помещение, скорее всего, подвал. Он — на длинном столе. А вокруг — стеллажи, сплошь уставленные цветными склянками, пузатыми ретортами, и перегонный куб, и небольшой тигель. А рядом на низком столике несколько стеклянных шприцов, уже пустых, кожаный жгут и внезапно — два кусочка свинца… Итан посмотрел на локтевой сгиб: так и есть, следы от уколов. Просто чудо, что он не умер — и даже не от пуль, потому что все-таки оставалась надежда, что он восстановится самостоятельно, а от бурной деятельности алхимика-самоучки.
Итан даже улыбнулся. В самом деле, возможно, он бы и пережил эти пули в животе, кто знает? Ведь пережил же дракон залп из пушек… А вот то, что в него вливали невесть что, и это «что-то» могло вступить в реакцию с тем, что сделала с ним королева — о-о-о, лучше об этом даже не думать…
Однако, нужно было как-то перебраться в свою спальню.
Итан пошарил взглядом по лаборатории, но штанов своих не нашел, равно как и своего исподнего. Все, что ему оставили — это простыню, которой Вельмина его укрыла. Что ж…
Стоило спустить ноги на пол и выпрямиться, как от слабости перед глазами все поплыло. Итан подышал глубоко, стараясь не обращать внимания на тянущую боль внутри, затем стянул со стола простыню и обмотался ею. Теперь… нужно было как-то добраться до двери, а потом подняться по лестнице. Ничего, он сможет. Пожив с Лессией, он вообще не сомневался в том, что может все. Даже после порки хлыстом. Даже после того, как она его практически задушила несколько раз подряд. Так-то, Итан. Встань и иди.
И он действительно двинулся вперед, придерживаясь рукой сперва за стеллажи, потом опираясь на стену. Дверь в лабораторию приоткрылась, и он ожидал увидеть Вельмину — но вместо нее увидел Солветра. Старик, казалось, постарел лет на десять за раз, осунулся, и боялся глаза поднять.
— Ты… это, — сказал тихо, — давай, помогу.
— Иди в Бездну, — ровно отозвался Итан, — даже не приближайся. Иначе я тебе горло перегрызу, и это не шутка.
Если по отношению к Вельмине он испытывал какие-то смешанные и очень противоречивые чувства, то по отношению к Солветру все было просто: в душе ярким ровным огнем горела злость.
— Ну, ты это, — старик неуклюже потоптался на месте, — сам ведь не дойдешь.
— Почему это тебя так беспокоит? — Итан наконец добрел до двери, но дорогу преграждал Солветр, — тебе должно быть все равно, что со мной происходит. Ты меня убить хотел. И почти убил. Уйди, мешаешь.
Тут, как назло, голова закружилась так сильно, что Итана буквально бросило на стену. Старик кинулся его поддержать, но Итан зло стряхнул слабые уже руки.
— С дороги.
Солветр сделался совсем жалким, но прошел внутрь, освобождая выход, и Итан побрел дальше.
…По лестнице пришлось ползти, а Солветр молча маячил где-то позади. Потом Итан упорно полз по коридору, на локтях, морщась и шипя от боли, а Солветр все равно раздражающе маячил сзади. Перед глазами мельтешили черные мушки, предвестники обморока, но Итан все же победил и себя, и собственную немощь. Поднялся во весь рост у собственной двери, толкнул дверь и ввалился в спальню. Дошел кое-как до кровати и улегся, не расстилая ее.
Это все ерунда. Если до сих пор жив, то восстановится. У короля-дракона усиленная регенерация.
***
На следующее утро ему стало лучше, настолько лучше, что Итан самостоятельно прошелся до уборной и обратно, потом умылся, мокрыми руками пригладил волосы — но так, чтобы они падали на лоб, и на глаза. Одежду свою он нашел в шкафу, она была аккуратно разложена так, как он ее и раскладывал. Взял одну из двух оставшихся сорочек и простые брюки, которые та седовласая госпожа в магазине попросту ему подарила со словами «ах, детонька, где мои тридцать лет». Итан сунул босые ноги в домашние туфли и вышел из спальни. Сперва собирался пойти на кухню, но потом подумал, что там наверняка будет этот вредный старикан, Солветр, и его женушка — а видеть их пока что не хотелось, потому что тогда пришлось бы Солветра простить — или убить, а Итан так и не решил, чего же тот заслуживает.
Поэтому он взял в кладовой выданные ему инструменты и вернулся в библиотеку. Там оставалось привести в чувство последний стеллаж, и можно было переходить к бывшему хозяйскому кабинету, который тоже изрядно погромили.
Итану и оборачиваться не нужно было, что бы понять — кто-то зашел и стоит, смотрит в спину. И он поймал себя на странной мысли, что на самом деле ему бы хотелось, чтобы это была Вельмина де Триоль — миниатюрная, настороженно взирающая на открывающийся ей новый мир. Мир, в котором больше не было Кельвина де Триоль, зато был наместник, и был дракон, выдающий себя за бывшего телохранителя.
Увы, на пороге библиотеки стояла Тавилла, уперев руки в бока, и хмуро смотрела на него. Получалось сверху вниз, потому что в этот момент Итан стоял на коленях над поломанной полкой.
