Но сегодня... что-то явно случится сегодня. Мне совсем не хотелось выбираться из-под теплого одеяла, совсем не хотелось куда-то идти и что-то делать. Хотелось вот так валяться в кровати целую вечность, зарываясь лицом в подушку. А еще за окнами шел дождь, метались как в лихорадке молнии, и гремел гром. Не хочу. Не хочу туда идти. Вот только, кто ж меня спрашивать будет?
Кое-как содрала себя с кровати, надеясь, что чашка крепкого кофе и горячий душ помогут подняться на ноги. Ага, наивная. Привычно ворчащий Малик практически силой впихнул мне в руки сверток с бутербродами и пирожками, когда я уже одной ногой стояла в портале. Из-за этой невольной заминки несколько капель разошедшегося не на шутку дождя упали на лицо, обнаженные руки, шею. И меня подбросило вверх. Яростные, горячие, дикие капли. Все-таки я схожу с ума. Ну как дождь может быть горячим, диким, а тем более яростным? Бред Обсидиана. Лечиться тебе пора. И я боялась. Дождь всегда вытаскивал наружу все мысли и чувства, заставлял говорить. А сейчас говорить я не хотела. Не могла.
Группа встретила приветливыми улыбками и новыми, казавшимися спустя два сумана бесконечными вопросами. Я рассказывала и рассказывала, не слыша толком что говорю, глядя куда угодно только не в их светящиеся благодарностью глаза. А следом была еще одна группа и еще. И все с той же благодарностью во взгляде, они слушали, спрашивали, пораженно вздыхали.
Нужно отвлечься, прогуляться что ли в Инивур?
Я бродила по улочкам города, толком ни о чем не думая, не глядя, куда иду. Такая тишина вокруг, и вечер выдался на удивление теплым. Заглянула в одну из многочисленных таверн и, заняв столик у окна, откинулась на спинку стула, вытягивая, как оказалось гудящие ноги.
- Чего госпожа желает? - раздался грудной голос, заставив подпрыгнуть на месте и открыть глаза. На меня практически подобострастно смотрела этакая мечта-любого-деревенского-кузнеца, нацепив на лицо нечто вроде улыбки.
- А что есть? - выгнула я бровь, стараясь не замечать того, как она вздрогнула.
- Гусь есть, гуляш есть, картошка и каша. Говядина жареная.
- Говядину и овощей к ней нарежьте и квас, пожалуйста. - Она кивнула и поспешила удалиться. И чего ей во мне не понравилось? Я сняла перчатки и откинула капюшон, мельком оглядев таверну. Обычная и обычный контингент. Пара наемников, несколько гномов и гоблинов, люди. И все разглядывали меня. Кто-то напряженно, кто-то со страхом, кто-то зло. И от этих эмоций захотелось вскочить и заорать. Заорать во все горло. Но я осталась сидеть на месте, дожидаясь своего заказа. В конце концов, это наш город. И остальным придется привыкать.
Быстро поужинав, я вышла на улицу, подставляя лицо ветру и с наслаждением вдыхая ночные запахи весны. Сбрасывая напряжение, сбрасывая чужие неприятные липкие взгляды, сбрасывая противные шепотки. Домой не хотелось. Потренироваться что ли? А то со всем этим, простите святые яйца, "обучением" практически забросила тренировки.
Я шла к лесу, поглаживая рукоятку меча, и с каждым моим шагом во мне росло напряжение. Но тут взгляд скользнул по каменным усыпальницам и я замерла. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох.
Я прикоснулась рукой к холодному камню, закрыла глаза, шумно выдохнула. Его тело доставили сюда охотники сразу после возвращения Теневых. А я так и не смогла заставить себя не то что зайти внутрь, но даже посмотреть на склеп. И сейчас разглядывая ступеньки, спускающиеся вниз, видела в них дорогу в пасть самого страшного монстра, в бездну, в никуда. А потом, резко очнувшись, развернулась и побежала в лес.
Стоило мне оказаться под кронами деревьев, навстречу ринулись фантомы. То, что надо. Крепче сжав рукоять меча, я ринулась в самую чащу. Пока еще слабо, но во мне, наконец, заворочалась Дневная. И плевать, что это не ее время, и плевать, что завтра я не подниму голову с подушки, и плевать, что все тело будет ломать и корчить, я ее выпущу! Выпущу! Первый развеянный фантом лишь раззадорил аппетит. Оборот. Два. Три. Как заведенная я дралась, дралась, направляя Дневную в оружие, сливаясь с ней, бушуя с ней. И кроны деревьев шумели где-то над головой, а у меня в ушах шумела кровь. Она кипела, сворачиваясь в тугие струи. И злость сменилась яростью и ненавистью, и ночь разрывали мои крики.
Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Ненавижу Илию, Кэссиди и Сибилу! Ненавижу жалких людишек и мелочных гномов! Ненавижу тех, кто прожигал меня сегодня взглядами в таверне! Ненавижу Церру! Ненавижу Вернувшихся! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
И демона ненавижу и Стэра, и охотников!
А себя ненавижу больше всех!
Я упала на колени, выпуская из онемевших рук меч, согнувшись, молотя кулаками землю. Я орала. Я орала о своей ненависти о своей боли, глядя на проклятую мной луну. Велес. Почему? Ну почему все так? Ответь мне гребаный охотник! Ответь!
Кто они для меня? Никто! Их жизни, тысячи их жизней не стоили одной твоей! Ты! Ты был таким же как и я, как все мы. Монстр, которым пугают детей! Одинокое, уставшее, раненное, загнанное в угол чудовище! Ответь! Скажи хоть слово!
Хоть. Одно. Гребаное. Слово!
Тишина.
Я свернулась калачиком на холодной земле, не получив ответа, услышав только бешеный стук свихнувшегося сердца. Закрыла глаза, глубоко вдыхая запах полыни и вишни, до крови закусила губу.
Проснулась резко, услышав чьи-то шаги. Вокруг царили предрассветные сумерки, вязкая сырость и молочно-белый туман, сквозь который все четче проступала фигура мужчины.
Стэр наклонился и, подхватив меня на руки, пошел к выходу из леса. Он молчал, только хмурился все время и недовольно поджимал губы. Хотя теперь он делал это практически постоянно. Я же была благодарна за это молчание. Как только лес остался за нашими спинами, леопард развернул воронку портала и мы очутились в моей комнате. Он так же молча донес меня до ванной и, проведя рукой по моей щеке, поставил на пол.
- Никто не говорил, что это будет легко, - тихо сказал он, твердо глядя мне в глаза. - За сказку Обсидиана нужно бороться, выдирать ее зубами, вгрызаясь в чужие глотки. Иногда за сказку нужно отдать жизнь. Велес это знал. Теперь поняла и ты. - Затем наклонился и поцеловал меня в макушку, - Чтобы я тебя сегодня в СВАМе не видел, - и вышел, закрыв за собой дверь.
Мне не стало легче от его слов, не исчезла боль и выедающее чувство вины. Наоборот он сделал только хуже. Впервые. Впервые он меня не понял.
Душ отнял последние силы, и мне едва удалось добраться до кровати. Вот и все девочка, теперь ты снова одна и пришло время вспоминать. Вспоминать, каково это.
