— Ты! Чего сидишь в облике? — вдруг раздался голос, рядом с моим креслом.
Я даже вздрогнула от неожиданности. Перевела взгляд и узрела забавную, очень пышную даму, с розовой кожей и четырьмя выпуклостями в районе груди. Она была утрамбована в огромное платье, состоящее сплошь из ленточек и рюшей, отчего его носительница напоминала праздничный торт в несколько ярусов. Вопросительно посмотрела сначала на подошедшую, потом на подруг.
— Это алаксуанка, планета Алаксу, они все ужасно вредные, — шепнула мне, сидящая рядом Йумма.
— Шенна Катия именно так и выглядит, — сориентировалась Эриока.
— А-а-а, так ты та сарханка о которой все говорят? — собеседница плюхнулась на свободный край дивана, который ощутимо прогнулся под ее объемным задом и сидящие рядом Муррия и Эриока съехали с приподнявшегося края, в притык привалившись к розовой, но алаксуанку это нисколько не смутило.
— Я не сарханка, моя планета называется Земля, — попыталась объяснить этой странной леди.
— Ой да все знают, что ты с какого-то дикого отсталого мира, — потом зло сверкнула глазами, и ко мне потекли красные светящиеся нити, как всегда впитываясь и не причиняя вреда, но стало все же неприятно, — из-за тебя нас всех дешево продадут! Все будут ждать тебя! А ты жалкая! Страшная! Всех достоинств то, что похожа на расу сарханов.
«Торт» так распалился, шипел, пыхтел как паровоз под парами, что к нашему диалогу с интересом стали прислушиваться все остальные. Я не могла спустить оскорбления, просто не имела права. Пусть ни с кем из этих женщин встретиться в будущем не доведется, но они будут рассказывать о том, как похожая на представительницу древней расы женщина позволила себя унизить. Не бывать этому! Медленно поднялась из кресла и направилась к дивану. Чувствовала, как от несправедливости и огорчения, во мне нарастает сила, окутывая белым сиянием. В это мгновение Эриока и Муррия спрыгнули с накренившейся поверхности дивана и отошли в сторону. Я же, подойдя вплотную, возвышалась над обидчицей.
— Да как ты смеешь! — тихо почти прошипела сжавшейся туше, которая начала осознавать, как влипла, — Зависть плохое чувство! А глупость еще хуже! Или ты думаешь, что я с радостью покинула свою чудесную добрую планету, чтобы оказаться в этом кошмаре, в котором вы варитесь?
Толстуха спала с лица и побледнела. На розовой коже отчетливо проступали серые пятна, а я видела, белое сияние впитывают в себя остатки красноватых нитей. Наверное силу моего гнева ощутили многие, потому что интерес к нашей потасовке пропал так же, как появился. Она всхлипывала, тряся вторым и третьим подбородками.
— Я не глупая и не завистливая, — пищала дама.
— Прости, я слишком занятой человек, чтобы лелеять твои многочисленные комплексы. Ты запомнишь и передашь другим! Землянки никогда, слышишь, никогда не дают себя в обиду! Особенно если она не заслуженная.
— Но как же, ты же добровольно, ошейник же… — тараторила с дивана пышка.
— Добровольно — не поспоришь, — согласилась я, — вот если бы знала правду, ноги моей тут не было бы! Ну ладно, не реви. Поднимайся. Только сама, а то ко всем ужасам вашего муравейника, мне еще радикулита не хватало. Умой лицо и приведи себя в порядок. Будешь не красивой, пойдешь на аукционе со скидкой как распродажа…
Слова скидка и распродажа возымели магический эффект, но вряд ли их смысл поняли. Тем не менее, «торт» подорвался и резвым кабанчиком скрылся за одной из дверей, видимо в санитарную комнату. Я тяжело опустилась обратно в кресло и снова чуть с него не подскочила, потому что с голографического экрана в помещение ворвался звук, похожий на фанфары, а затем со сцены ведущий возвестил об открытии торгов.
Женские пересуды смолкли, все расселись и уставились в экран. Даже «торт» поспешил вернуться и занял внушительный диванчик, весь.
А на экране происходило следующее. Места на первом ряду вдруг разделились на сектора и каждый был подсвечен своим цветом. Пустовали лишь красные ложи в первом ряду, остальные кабинки были заполнены. Мужчины сновали из одной в другую, о чем-то переговаривались, кивали друг другу, показывали на светящиеся ромбы, обсуждая и водя по ним рукой. «Программа заездов» — догадалась я. И скачки начались.
Вошел, представленный нам, служащий и зачитал имя первого лота. Им оказалась фигуристая девушка, облаченная в золотистую тунику на манер индийского сари. Она была прекрасна. Кожа темно-голубого цвета мерцала, в больших карих глазах, обрамленных пушистыми темно-синими ресницами затаилась грусть. То, что я по началу приняла за две толстых голубых косы, перевитых золотыми лентами, украшенными драгоценными камнями, оказались, при ближайшем рассмотрении, отростками, выходящими прямо из черепа за аккуратными голубыми ушками. Они чем-то напоминали щупальца, но без присосок и смотрелись вполне гармонично и очень мило.
Девушка поднялась и вышла вслед за мужчиной в униформе. Через несколько минут, мы увидели ее на том импровизированном подиуме в центре арены. Она стояла, гордо подняв голову и расправив хрупкие плечи, зная, что красива и желанна многими, находящимися здесь. Время от времени кабинки мигали ярко-салатовым светом, и тогда на большом шаре, висящем прямо в воздухе, в центре амфитеатра менялись странные значки.
— Это табло, — сказала мне Йумма, — на нем отображаются ставки. Если кабинка мигнула, значит ее владелец перебил предыдущую. Сумма уже достаточно внушительная. Хотя и не удивительно, продают же трессианку, их тоже почти не осталось.
— Почему?
— Потому что красивые и одаренные, всех разбирают, на планете остается мало.
— Так зачем отдают, раз самим не хватает?
— Традиция. На каждый аукцион едет девушка, если ее планету отобрали. Трессу всегда отбирают. А вот смотри! Видишь синий сектор?
— Вижу.
— В ложах синих секторов обычно сидят хозяева очень влиятельных общих домов. Туда попасть честь.
— Честь спать с разными богатыми космическими засранцами за деньги? На нашей планете, такое общественное явление порицалось. Хотя и было востребовано… — и я улыбнулась Йумме.
С ума сойти! И это меня недавно обозвали дикаркой с отсталой планеты. Да, я здесь миссионерствовать могу, проповедуя идеи любви, мира и добра. Только это никому не нужно, похоже.
Аукцион длился несколько часов. Я ерзала в своем кресле, пытаясь найти приемлемую позу. Ноги и спину уже прилично ломило, и очень хотелось есть. Эх, сюда бы тех пирожных, которыми угощала милая Глая! Алаксуанку продали где-то в середине торгов. Долго ее церемония не продлилась. Как только «ярусный торт» выплыл на подиум, над ареной повисла полная тишина. Ни одной вспышки нигде не было видно, и табло замерло. Потом, где-то очень-очень высоко, вдруг мигнула кабинка и счастливый ведущий тут же объявил лот проданным. Мы смотрели на экран и улыбались. За четырехгрудой пышкой спешили два невзрачных, щуплых, серых гуманоида. Один из них был явно старше, и то и дело, отвешивал младшему смачные подзатыльники. А тот брел как на эшафот, низко наклонив голову.