— Что? — его удивило мое лицо. — Ты выглядишь ошарашенной.
Я мотнула головой, решив не включать режим откровений опять. Похоже, рядом с Кэри Хейлом, я могу выболтать все свои секреты, словно он — моя родственная душа.
* * *
Кэри Хейл нравился мне все больше и больше — он казалось был не тем, кем я его себе вообразила. Он был остроумным, обаятельным, и иногда, угадывал мои мысли. Это было забавно: только я хотела что-то сказать, и это говорил он. Похоже, этот парень медленно, но верно подходит к черте, где находятся мои друзья. Мы больше не говорили о моем прошлом, несмотря на то, что это все еще беспокоило меня. Мое воспоминание о ночи аварии, никуда не делось, несмотря на то, каким милым и добродушным был Кэри. Мы обсудили с ним множество разных вещей — музыку, кино, искусство, и я узнала, что Кэри никогда не смотрит телевизор, и ненавидит сладкое. Кроме того, он ненавидит все цитрусовые, кроме апельсинов. Эти крупицы информации — все, что мне удалось узнать о нем — казалось, любая тема, что затрагивала его, была неприятна ему. Я не стала зацикливаться на том, что он скрытничает, потому что он не обязан мне все выкладывать. Кроме того, Ева тоже никогда не говорит о своем прошлом, и это ничего не значит.
— Жаль, мы не увидим сегодня закат, — пробормотал Кэри Хейл. Я покосилась на него:
— Зачем тебе понадобилось видеть закат?
— Потому что я… — он вздохнул, и закончил, избегая глядеть на меня: — Я уже давно не видел его.
— Это как? Ты не видел заката?
— Я хотел сказать, не обращал внимания на него, — поправился Кэри Хейл. — Но я решил, что с тобой, я смог бы… увидеть его. Ты всегда обращаешь мое внимание на такие детали, которые раньше бы я не заметил.
Кэри Хейл не видел, каким я одарила его взглядом, потому что он закинул руки за голову, и закрыл глаза. Из моей головы мигом улетучились подозрения, и недопонимания. Вид умиротворенного Кэри Хейла, напомнил мне о нем в гробу. Желудок снова скрутился в тугой узел, и я поерзала на сидении мысленно успокаивая себя, и пытаясь прогнать плохое предчувствие.
— Что? — Кэри Хейл открыл глаза, но ни я, ни он не смутились, что я глазею на него. — Снова пытаешься вспомнить меня?
Несмотря на то, что его голос был шутливым, я чувствовала всю ту же настороженность: «неужели она мне до сих пор не верит?».
— Нет, вовсе нет.
Я откинулась на спинку сидения, игнорируя испытующий, томный взгляд Кэри Хейла. Я должна успокоить свое волнующееся сердце, но как?
— Когда я увидел тебя, я был удивлен страхом в твоих глазах, — тихо сказал он. Я резко посмотрела на него. — Ты словно увидела призрак прошлого. Человека, которого не ожидала встретить, и поэтому я очень хотел познакомиться поближе, и узнать тебя. Я никогда не встречал человека, интереснее тебя.
Я тихо усмехнулась.
— По-твоему, иметь психическое расстройство — это интересно?
— У тебя нет психических расстройств.
Сидение скрипнуло под ним, когда Кэри Хейл медленно приблизился ко мне, и я не стала отстраняться, чтобы не выглядеть трусихой. Кроме того, я знала, что он не станет меня целовать.
Когда его лицо было в нескольких сантиметрах от меня, и я уже стала сомневаться в его намерениях, он цепким взглядом осмотрел мое лицо, и произнес:
— У тебя глаза разного цвета.
Он не сказал ничего такого, но мое сердце забилось чаще, неожиданно что-то вспомнив.
— Что ты с ней сделал? Почему у нее глаза разного цвета?
— Я сделал лишь то, что ты просил, разве нет? Теперь твоя очередь, и будь аккуратен, потому что…
Я зажмурилась, чувствуя себя странно. Снова приступ?
Мои глаза стало жечь, а голова стала тяжелой.
— Один голубой, другой зеленый. Почти незаметно.
— Сделай, чтобы было незаметно! Я не хочу, чтобы кто-то что-то увидел. Я говорю, сделай, как было раньше!
— Как я сделаю это? Ее выпотрошило на тротуар, ты осознаешь, о чем просишь? Ты в точности, как твоя мать, никакого уважения…
— Что ты с ней сделал? Ты что, ударил ее?
— Ты рехнулась?
— Ты ее поцеловал? Почему она не приходит в себя? Ты отравил ее? Я думала ты хочешь завоевать эту девчонку, а ты ведешь себя как последний болван. Что это вообще было: «я никогда не встречал человека интереснее тебя»? Ты пересмотрел мелодрам? Как же раздражает!
— Серена, отойди от нее.
Вокруг меня повисло молчание, но я не двигалась, от ощущения, что мое тело превратилось в желе. Я лишь слышала разговор Кэри Хейла с какой-то незнакомой девушкой. Девушка была сердита, а Кэри Хейл, как всегда невозмутим.
— Я сказал «замолчи».
— Лучше бы ты подарил ей цветы, и пригласил в кино, а не тащил сюда…
— Энджел! — меня потрясли за плечи. Я вздрогнула, открывая глаза, и оглядываясь. Никого, кроме Кэри Хейла я не увидела. Он сидел рядом, с обеспокоенным выражением лица. — Что это было? Приступ, о котором говорил твой отец? Ты просто обмякла, ни с того ни с сего…
Я резко села, и Кэри Хейл отшатнулся.
Последнее что он сказал — что у меня глаза разного цвета.
— Почему у нее глаза разного цвета?
Что это было? Я действительно схожу с ума?
И затем, этот незнакомый женский голос, который слышался словно бы издалека: Лучше бы подарил ей цветы…
— Ты в порядке? — тихо спросил Кэри Хейл. Я, оказывается не меньше минуты смотрела на него, не отрывая глаз.
Я кивнула, улыбаясь:
— Да, все хорошо.
Кто ты, Кэри Хейл? И что ты сделал со мной?
Когда он вернул меня домой, он спросил, хорошо ли я провела время. Хорошо, я не могу это отрицать. Я уже забыла о том чувстве легкости, что внезапно ощутила рядом с ним: казалось, что у меня нет секретов от Кэри Хейла. Словно я могу довериться ему, и рассказать все то, что не посмею рассказать самым близким мне людям.
Но в то же время, я поняла, что это было наше последнее свидание.
Дело не только в Кэри, нет. Я уже не знаю, могу ли я верить самой себе. Мои галлюцинации обретают такую силу, что мне становится страшно — что, если завтра я вдруг обнаружу, что я не могу контролировать их; что, если этот вымышленный мир завладеет моей реальностью?
Или… что, если все это и есть реальность?
Я не стала уточнять у Кэри Хейла о том, был ли его разговор с незнакомкой, который я слышала в машине реален, чтобы не ловить на себе очередной заинтересованный взгляд «будущего психиатра». Я не хотела продолжать быть для него «интересным человеком». Значит, я буду для него никем.