От наблюдения забастовки клонило в сон. Конфликт должен был разгореться и достигнуть точки кипения, чтобы потом дать возможность себя разрешить. В воздухе пахло гарью. Чувствовалось возбуждение. На следующий после нашего приезда день, 16 марта, сербы захватили здание суда.
Мне было восемь, когда мы с мамой по телевизору следили за захватом и освобождением Белого дома в Москве. И это - столица великой державы! Глядя на вырывающийся из окон здания правительства черный дым, я еще не понимала, в какой стране живу. Что правильно, а что нет - во втором классе не обсуждали. Более того, это скучно было обсуждать и в третьем классе и в девятом и в одиннадцатом. Во всех замочных скважинах средств массовой информации мы видели насильников, наркоманов, алкоголиков, курильщиков и шлюх. И интерес именно к этим аспектам нашей банальной повседневности подогревался ежесекундно. Думать о происходящем в мире на уровне чуть выше бытовухи нас не учили. Это было нудно, не интересно и нашего ума не касалось. Касаться было не должно.
В те осенние дни, лишь, промелькнула мысль, что в Самаре танков не бывает...
Новостной канал тем и хорош, что у нас только новости. Для выпускницы это было бы маловероятной удачей, не приложи я совершенно конкретные усилия и определенный талант прямого влияния. Если бы рейтинг Лиды не рос с каждым ее появлением в эфире, шеф выбрал бы «старого солдата» для освещения этих событий. Можно ли сказать, что мне повезло?
Я невесело усмехнулась. Оглянулась на нашего оператора, сказавшего: «Хм» укреплениям ООН за стеклом.
Анатолий, наш оператор, вызывает во мне благоговение. В Москве он - клетчато-рубашечное недоразумение с бородой на пол лица и лохматой, мечтающей о ножницах через день после стрижки шевелюрой. За МКАДом он превращается в Маугли с камерой. Все, что кажется тухлым и банальным в городе, за его пределами становится жизненно-необходимым и жизненно-оправданным. Он не знает, что такое тренд и думает о слове «стиль», лишь, в случае отгадывания в кроссворде «палочки, служащей для нанесения текста на дощечку». Но если мы попадаем под дождь, помимо зонтов, он и камера обеспечены зелененьким дождевиком грибника. Он представитель обособленной от городской суеты расы человекообразных – нормальных мужиков.
Гриша, как моя тень, - всегда со мной. Ее нахождение рядом оплачиваю я. С появлением в моей жизни Миши – агента, ее присутствие в скором времени уже не будет таким накладным. Представить свой день без Гриши мне крайне сложно. Она – неотъемлемая часть моей повседневности. Если бы еще Марк не называл ее «он», а Миша «этот трансвестит», мне было бы спокойнее.
- Горячо... – вздохнула я, когда Гриша припарковала машину.
За пару часов нашего отсутствия все изменилось. Мы живые люди. И в этом, иногда, кроется проблема...
Каждые два часа мы передавали новости. Что пускать в эфир решали в Москве. Наше дело – донести все подробности быстро и четко. И в эту ночь о сне речи быть не могло.
Каждый раз, когда Анатолий выключал камеру, я искала глазами Гришу. Он поглощал концентрат «продукт Лида» в неразбавленном виде, в нескольких метрах от меня. Кто-то должен был выводить мою работу вовне. И мне становилось неудобно, что этим кем-то стал этот замечательный мужик.
- Лида, умники на штурм идут, – Гриша зависла надо мной в машине.
- А? – я приняла горизонтальное положение. Осмотрелась.
Светало. Вокруг стоял такой гам, что вообще непонятно как я уснула.
- Умники. Штурмуют. Здание. Суда.
Я выползла из машины. Анатолий вылавливал вкусные кадры.
- Который час?
- Пять, – ответила Гриша.
- Я - как?
- Великолепно, – обернулся Анатолий.
Прозвучало это как оскорбление. Ему было сложно находиться рядом со мной.
Мы протискивались сквозь толпу, явно готовящуюся воевать. Не знаю, начали они готовиться, пока я спала, или когда увидели окружающие здание суда бронемашины подразделения НАТОвцев, но хоть по камню – у каждого встречного в руках было какое-то оружие. Я опустила взгляд на болтающуюся на шее аккредитацию. Становилось страшно...
- Мы у здания суда, захваченного минувшей пятницей сербскими сотрудниками общинного и окружного судов и прокуратуры, – сказала я в камеру. За Анатолием такой же, как и он сам, бородатый загорелый мужик меланхолично поправлял тряпочку в бутылке с зажигательной смесью. Пришлось сдержать нервный позыв сглотнуть. – Мы видим, что штурм, осуществленный сотрудниками специальных сил полиции гражданской миссии ООН (UNMIK) не вызвал сопротивления арестованных. Спокойствие юристов и наблюдающих за освобождение здания суда сербов обеспечивают несколько сотен солдат KFOR сил НАТО. Территория окружена бронемашинами и танками, – я обернулась посмотреть, что творится у здания суда, когда Анатолий сделал знак рукой. Я сказала спокойствие? Минута прошла? Ну, хоть полминуты? – в оцепленном периметре несколько десятков единиц тяжелой техники, над городом курсируют вертолеты. Прорывающихся к зданию суда манифестантов сдерживают представители миротворческих войск.
Анатолий поднял руку. Гриша обе: уходи! Я обернулась.
Когда повернулась обратно, оператор уже стремительно ретировался в сторону от проезжей части.
- Что они собираются делать? – спросила у Анатолия. – Они же не будут по нам стрелять?
Оператор сфокусировал на мне взгляд. Скорее всего, не расслышал, за спиной что-то взорвалось. Я обернулась.
- Снимай.
Ему не нужно было это говорить. Прямо над нами кружили вертолеты. Хотя, и без них расслышать было что-то сложно... Я скосила взгляд на странное движение дальше по улице. Потом и вовсе обернулась. Подняла палец, показывая. Анатолий развернулся вместе с камерой. Дальше по улице одновременно, словно договорившиеся, на проезжую часть синхронно падали два столба. Среди криков, скрежета и выстрелов послышался новый взрыв. Я инстинктивно дернулась спрятаться. Гриша маячила рядом, пытаясь уберечь от бегущих к зданию суда людей. Каспер... Я привидение Каспер... Меня никто не видит.
- Лида, камера.
- Мы видим, как гражданские лица оказывают ожесточенное сопротивление миротворческим силам ООН и НАТО. На глазах выстраиваются баррикады из машин, только что были повалены осветительные мачты. Слышатся выстрелы. Практически у каждого присутствующего здесь в руках... – от раздавшегося грохота я присела, вжала голову в плечи и обернулась.
- Пиздуем, – сказала Гриша. Мы вжались в стену. Я начала кашлять.
- Что это?
- Пошли, – Анатолий натянул ворот водолазки на нос и тряхнул головой.
По щекам текли слезы, в носу и горле першило. Еще полминуты назад мы бежали бы против течения толпы. Теперь людская река изменила направление.
