Владивой подошел к лавке Грозы, еще озираясь и не до конца веря. Откинул крышку большого ларя у изножья — и верно ведь, все переворошено, словно собиралась она в спешке. А куда побежала — догадаться-то нетрудно.
Рарог нынче отплывать хотел — а дочка Ратши уж больно резво в тот же день пропала. Вместе с Беляной. Верно, решили голову ему заморочить, вместе улизнуть из города — подружки. А находник с зенками плутоватыми им никак помочь взялся. То-то и не хотел в Волоцке лишнего дня задерживаться, как будто пятки у него горели. Что ж, попадется теперь — и не быть ему целым.
Владивой поднял ленту Грозы с пола, пропустил между пальцами — та самая, которую он девчонке из поездки на Стонфанг привез. Как увидел на том торгу среди диковинных тканей, что возили туда купцы с южных земель — сразу понял, как дивно она к глазам ее придется. Как оттенит рыжину ее волос. И по спине легкая дрожь прошлась: до того сильно напомнила гладкость нежной ткани кожу Грозы, которую ему, на свою беду, уже довелось ощутить. Но злобы не было — стояла только духота в груди тугая от осознания, что вот так она ушла, не сказав лишнего слова. Да только разве ж правда верит, что ей удастся улизнуть? От князя? От того, кто уже завладел ее телом и разумом: он чувствовал, знал по тому, как она отзывается на его ласки, как дышит и гладит мягкими ладошками, отдаваясь на его волю.
Не понимает еще, что они повязаны уже. Или не хочет понимать, надеясь, что все само собой пройдет, коли с глаз долой. Да не бывает так… Не бывает, Гроза.
Владивой оплел лентой пальцы и вышел из девичьей горницы, напоследок жадно втянув запах, которым она была наполнена. В голове качалось что-то от острого чувства неверия в случившееся. От предательства двух самых дорогих ему девиц. Он шел, едва не шеркаясь плечом о теплую стену. Спустился во двор и кликнул ближайшего отрока с приказом коня ему сызнова седлать.
— Куда ты, Владивой?
Воевода Вихрат догнал его со стороны дружинного двора. Встал, скрестив на груди руки, посмотрел не с вопросом в глазах, а осуждением больше.
— Кметей мне трех быстро. Со мной поедут. На пристань, — только и ответил тот, не желая ничего объяснять боярину. — Гроза тоже пропала.
— Да небось бегает по двору где-то, — пожал Вихрат плечами. — Ты ж знаешь, она на месте не сидит.
— Не бегает. Убежала уж…
Коней оседлали быстро. Владивой первым выехал из детинца, а кметям только и осталось, что за ним поспевать. Пронеслись по мостовой, распугивая посадских, хоть и надо было придержать скачь, да как-то все равно было. Владивой боялся не успеть. И знал уже, что, верно, не успел, потому как день замер на самой верхушке полудня, готовый покатиться на другую сторону. Поднялось Дажьбожье око — выше уж не бывает в начале травеня. Дохнуло рыбой из восточных ворот. Гомоном людским накрыло, словно плотным покрывалом. Владивой с пригорка окинул взглядом лодьи, что стояли у берега: полные людьми и почти пустые — и нигде не видел стругов Рарога. Стало быть, отплыл уже.
Как спустились, кмети бросились расспрашивать торговок и рыбаков, что еще тоже тут толклись, о том, не видели ли здесь с утра девиц приметных: ведь наверняка княжна и рыжеволосая дочь воеводы не могли так просто затеряться в толпе. Особливо, если с Рарогом, на которого все вокруг с любопытством и опаской зыркали, рядом проходили. Но никто ничего не мог сказать толком. Даже самому Владивою не говорили, как бы ласково или строго он ни спрашивал. И он собрался уже уходить, чтобы подумать, куда взор обратить, как в спину ударился горстью крупы чуть скрипучий голос, будто простуженный.
— Я, кажись, видела такую девицу, как ты говоришь, княже, — напрямую княжной женщина ее не назвала, но и так понятно, что догадалась, кого князь ищет. — Нынче рано утром, еще пусто почти здесь было.
Он обернулся.
— Куда ушла? — рявкнул, но смолк, успокаиваясь. Грубостью ничему не поможешь.
— Скажи, прошу. Отблагодарю щедро.
— Да не надо мне благодарности, — пожала плечами грузная женщина, которой голос ее никак не подходил. Еще не старуха, крепкая, румяная. И что важным самым казалось: глаза ее и впрямь были внимательными, острыми. Такая кого угодно заприметит. — Говорила она со старшим шайки этой, что третьего дня здесь свои струги поставил. Да тот ее прогнал. Куда она после подевалась, не ведаю. Да говорила еще после с купчиком одним. Ладейко Воитичем. Он далеко собирался. До Белого Дола, а там дальше на запад по Воланскому пути.
— Давно отплыл? — Владивой невольно оглянулся, не надеясь, конечно, что лодья того купца еще стоит у берега.
Ладейко — он помнил — лишь второй год как в Волоцк заезжал. Непременно приходил к нему и на прямом пути, и на обратном, дары небольшие приносил: то нож какой диковинный с рукоятью костяной резной. То отрез ткани богатой — княгине на верхницу. Да только вот, похоже, Беляны в лицо не знал, раз согласился ее увезть. Молодой еще, не так давно в Волоцк тропку протоптал. Каждую весну появлялись в городе и те, кто держит путь по Волани уже много лет. Но и те приходят, кто только нынче решил удачи пытать в торговле, потому как дорога эта речная все больших к себе влекла, все чаще толкались корабли на пристани, и прошлой осенью пришлось даже расчищать берег чуть дальше от стен, чтобы всем могло найтись место. А в посаде появился еще один гостиный двор. И уж как злился оттого хозяин самого первого двора — воевода Вихрат. Тревожился за дело свое, в котором больше заправляла все ж его жена, бойкая, маленькая, словно белка, Жива. Но и он понимал, что всем места у них не хватает. Потому с другим двором, что открыл сам недавний купец Звуйко, они скоро пришли к согласию.
— Так давно уж уплыл, княже, — вздохнула женщина. — И след простыл. А поплыла с ним девица-то или нет, то я и вовсе не видела толком. Но он, кажись, согласился. Везти-то ее.
Владивой покивал, поглядывая на гридей, что рядом с ним стояли и слушали во все уши. Неровен час, им придется в путь отправляться, перехватывать где по дороге Беляну и возвращать, неразумную, домой.
— А скажи еще. Девица-то одна была, или двое?
Торговка удивилась даже. Вздернула брови, размышляя.
— Да одна, княже. Других я и не видела. После-то людно стало, как все проснулись после гуляний…
— А предводитель той ватаги, что тут отиралась несколько дней, — перебил ее Владивой, — он больше ни с кем не говорил?
— Да разве ж я за ним смотрела, княже? — слегка обиделась женщина. — Нас не трогали они, так и ладно. Раз без злой мысли в голове приплыли — лодью свою починить — то и нам сторожиться от них чего? И смотреть за ними.
— Верно все говоришь, — пришлось согласиться.
Владивой покивал, поднял руку, останавливая другой рассказ говорливой бабы, которая уж и рот приоткрыла, чтобы продолжить. Уже почуяла волю болтать обо всем, что ни попадя — а время-то уходит. И с каждым мигом Беляна все дальше от Волоцка. Как, впрочем, и Гроза, которая — теперь можно быть уверенным — уплыла вместе с Рарогом, урони Перун молнию ему на голову.
— Твердята, — глянул Владивой на десятника, что целый день следом ходил, готовый любой приказ выполнить. — Купи у этой женщины всю рыбу. Пусть в поварне ухи нынче справят. Пожирней.
Как только вернулись, он тут же приказал Деньше отряд собрать и в путь отправить
— не медлить. По воде догонять Беляну не с руки. Она в любой веси может на берег сойти, ведь куда собралась, то еще не известно, хоть теперь и догадаться можно было. Княжич Любор, сын прославленного Ратмира, что вел свой род еще от первых пришедших с юга князей Воиборичей, еще год назад едва не прямо заявил, что Беляну готов хоть тотчас замуж взять. То ли хмель ему ударил в голову в день Перуна, когда князь с отпрыском своим волею случая оказались в гостях у Владивоя. То ли и правда были его намерения чисты и правдивы — в том он разбираться не стал. Потому как знал уже, за кого дочь свою единственную отдаст. А мимолетные мечтания и страсти, что могли занять голову молодого княжича — пусть даже Беляна и отвечала на его пылкие взгляды ответными весь день — ни к чему никого не обязывали. А уж Владивоя, как отца — тем более.
