‒ Вам плохо? ‒ Мягкие тональности ласкают слух. А теплое дыхание касается уха.
‒ Эй, мальчик, осторожнее с ней. ‒ Тео еще крепче вцепляется мне в руку, но весь мой вес на самом деле держит на себе Рашель.
‒ Если я отпущу ее, она упадет. ‒ Парень перемещает одну руку мне на талию. ‒ Позвольте помочь.
Лично я не против. Не думала, что мне будут приятны чьи-то объятия. Да и чувствую я себя действительно неважно.
‒ Не думаю, что…
‒ Тео, ‒ прерываю я его, тяжело выдыхая в плечо Рашелю, ‒ если ты не собираешься сам донести меня до автомобиля, то отпусти.
Хватка Тео слабеет, а затем он и вовсе меня отпускает.
‒ Аккуратнее, мальчик, ‒ ворчливо бросает он, крутясь вокруг нас. ‒ Не урони.
‒ Позвольте. ‒ Рашель, благополучно проигнорировав бубнеж юриста, нежно касается моих рук и наклоняется, внимательно глядя на мое лицо. ‒ Я сейчас возьму вас на руки. Хорошо?
‒ Угу. ‒Хватаюсь за предложенные плечи.
Руки Рашеля скользят по моим бедрам, когда он тянется уместить руку под моими коленями, но я не чувствую касания. Ноги на время омертвели.
‒ Вот так. ‒ Он легко поднимает меня и с тревогой в голосе спрашивает: ‒ Вам так удобно?
У него большие глаза и смешная ямочка на подбородке. И он весь такой уютный. Или просто мне уютно, и все вокруг кажется уютным.
Вместо ответа кладу голову на его плечо. Рашель улыбается мне.
‒ Сейчас тихонечко пойдем до автомобиля, ‒ предупреждает он ‒ так, будто разговаривает с ребенком.
Прижимаюсь к нему сильнее и касаюсь его шеи лбом. Он теплый. И пахнет имбирным печеньем.
Перед нами появляется Тео.
‒ Лето. ‒ Он произносит мои имя, плотно сжимая губы. Его взгляд метается от меня к Рашелю и обратно.
‒ Что? ‒ шепчу я устало.
Тео хмурится и медленно качает головой.
‒ Нет… ничего.
Меня несут к автомобилю с необычайной осторожностью. И я благодарна Рашелю, потому что моя голова готова взорваться. Если бы меня еще и трясли, вряд ли бы я выдержала.
‒ Сейчас я положу вас на сиденье.
Отрешенно треплю его каштановый хвостик. Мягкие локоны.
Вот бы побыстрее рассказать Тамаре, что меня носил на руках красивый парень. Она ведь сразу заохает и потребует подробностей… И тогда я…
Образы вокруг погружаются во тьму, и я вырубаюсь.
ГЛАВА 16. СЛАДКИЙ ПОКРОВ
Теплое вчера
Не понимаю, как стекло еще выдерживает мой напор. Я прижимаюсь к нему лицом с такой силой, словно хочу пробраться наружу прямо сквозь прозрачный материал. И это недалеко от истины. Мне и правда невыносимо хочется на воздух. Снаружи проносятся невообразимо прекрасные образы. Мне страшно. Боюсь, что это лишь иллюзии стекла, и как только я выберусь из автомобиля, все исчезнет.
Мне нужно убедиться, что глаза не лгут. Я должна прикоснуться хоть к чему-нибудь материальному.
‒ Мы уже на месте. ‒ Голос Сэмюэля наполняет меня теплотой.
Открываю глаза пошире, чтобы не пропустить ни одной детали. Дождь почти закончился. Солнечные лучи вырисовывают на поверхностях блестящие картинки. За окном проносится все больше деревьев. Похоже, мы отдалились от города.
Через пару минут автомобиль преодолевает высокие ворота. Они переливаются на солнце, будто изящные громады, созданные из чистого серебра.
Повсюду зелень и цветочные кустарники. Никогда мне еще не приходилось видеть такого великолепия. Как-то раз я нашла в низине при входе в подземелье зеленый росток. И какое-то время даже пыталась ухаживать за ним. Пока не пришла Четыреста пятая и не разъяснила мне, что это всего лишь зеленая нитевидная часть крышки, которой закупоривают дешевое пойло.
Но сейчас перед моими глазами настоящая живая природа во всех ее красках и оттенках. Задерживаю дыхание, впериваясь взглядом в миниатюрный водопад, обложенный фигурными беловатыми камнями. Срывающаяся с небольшого склона вода поразительно чистая. Не чета той, что образует мутные грязные потоки в безымянных реках за низиной Клоаки ‒ со смердящим мусором и продуктами чьей-то жизнедеятельности.
У основания водопада образуются снопы брызг. Сверкающих, будто леденцовые крошки.
‒ Нравится? ‒ Сэмюэль с улыбкой наблюдает за мной.
Он такой уютный, когда опирается локтем на дверцу, чуть склоняет голову и прижимается щекой к собственному подставленному кулаку. Хочу залезть к нему на колени и крепко обнять. И находиться так долго-долго…
‒ Ты меня решил в заложники взять, а, Сэмюэль? ‒ раздается совсем рядом ворчливый голос Теоте Стара. ‒ Тащишь зачем-то меня в свое поместье.
А я и забыла, что в автомобиле мы не одни.
Вот же он, кажущийся вечно недовольным юрист. Расположился напротив меня на сиденье и зыркает так, словно подозревает во мне склонность к спонтанной агрессии и внезапному выгрызанию кусков из мягких боков славных городских работяг. Я ему с самого начала не понравилась. И спустя полтора часа с нашего знакомства так ничего и не изменилось.
‒ В заложники, ‒ продолжает бубнить юрист, демонстративно выставляя перед собой сумку. Видимо, как преграду от страшной меня. ‒ Пока я не соглашусь придумать что-нибудь с твоей маленькой питомицей, да?
Госпожа Тай часто называла меня безмозглой. А Четыреста пятая говорила, что я на редкость сообразительна. Не знаю. Я не задумывалась об этом. Но, похоже, уровня моего интеллекта хватает на то, чтобы сообразить, кого этот напыщенный тип с пушистыми ресницами имеет в виду.
«Питомица». Не такое уж плохое обозначение, потому что раньше меня называли и похуже. Молчу, хотя глубоко внутри уже дергается маленькая искорка. Ранее ее не существовало за ненадобностью.
Но теперь…
Мне неприятно.
Шестьсот тридцать седьмая могла бы быть питомицей.
Но не Лето.
Прикусываю губу и бросаю взгляд на Сэмюэля. Он смотрит на Теоте с укоризной. Да, мне приятно, что он возмущен. Однако… Этого недостаточно. Вот бы он сказал это вслух. Потребовал бы у этого человека больше не называть меня так.
Странно. Я становлюсь жадной. Мне чего-то хочется. И это странно.
Странная странность.
Замечаю сбоку движение. А об этом мальчишке мне тоже не стоило забывать. Виви забрался на сиденье с ногами и теперь стоит на коленях едва ли не вплотную ко мне.
Чувствую на своем подбородке его холодное прикосновение. Он разворачивает мое лицо к себе. Пальцы впиваются в мои впалые щеки еще сильнее. Думаю, он уже прощупал каждый костяной нарост моей челюсти и ознакомился с формой моих зубов. Непроизвольно щурюсь, потому что от такой хватки у меня буквально деформируется лицо.
‒ Ничего не хочешь сказать этому упырю? ‒ вкрадчиво интересуется Виви, дергая головой в сторону юриста.
‒ Упырю?.. ‒ Теоте растерянно смолкает.
Раскрываю глаза максимально широко ‒ до боли в глазницах. Злость мальчишки завораживает. Она отражается пламенем в золотистых глазах и изливается сиянием в его холодном ледяном облике.
Жутко.
Ужасает то, как это меня очаровывает.
Виви не дожидается ответа и медленно поворачивает голову в сторону Теоте. Тот мнительно вздергивает сумку повыше.
Взрослый мужчина страшится восьмилетки.
‒ Она тебе не питомица. ‒ В тишине автомобильного салона голос Виви проскальзывает шелестом листвы.
‒ Нет… я… ‒ Тео отчего-то начинает обливаться потом.
С трудом отрываюсь от созерцания хищного детского личика перед собой и перевожу взгляд на Сэмюэля. Тот неподвижен. Костяшка согнутого бледного пальца касается сбоку чуть приоткрытых губ. Он внимательно смотрит на сына.
‒ Чахотка никому не питомица. ‒ Виви вновь полностью сосредотачивается на мне. Золотистые глаза светятся ярче солнца. ‒ Разве что будешь моей…
‒ Вацлав, ‒ окликает его Сэмюэль. ‒ Отпусти. Ты делаешь ей больно.
Виви чуть дергается. Бледные губы кривятся, обнажая с одной стороны снежно-белые зубы.
Злится.
‒ Вацлав.
Хватка ослабевает. Виви отодвигается от меня.
Я приоткрываю рот, проверяя работоспособность челюсти. Все в норме. Но кожа щек по-прежнему ощущает грубые касания. Возможно, там даже остались красноватые следы, повторяющие контуры пальцев Виви.
