— Ме-е-е…
Рони остановился и поднял голову, всматриваясь в темноту.
У кустов, где только что лежал Рик, стоял длинношерстный козёл с чуть изогнутыми рогами, большими ушами и бородкой клинышком. Животное пережёвывало траву и вопрошающе смотрело на парня.
— Ме-е-е…
— Хортовы мощи! Чур, меня, чур! — Рони замахал руками и свалился на ягодицы, потом вскочил, штаны упали.
Он быстро натянул их, и удерживая рукам, припустил прочь, не разбирая дороги, разрушая пронзительными воплями иллюзию пустоты и таинственности ночного парка загородной резиденции Сурим.
Шайен Терр, стоявший около кустов недалеко от козла, прикрытый пологом невидимости, сложил руки на груди и некоторое время задумчиво смотрел ему вслед, а потом открыл портал и исчез.
— Что-то случилось, Шай? — лорд Вальтер Сурим завис над длинным столом, заваленным старинными фолиантами, рукописями и свитками, стоявшим у высоких стеллажей с книгами в библиотеке загородной резиденции Сурим.
— Нет, всё как обычно. Двое в кустах со стороны конюшен. Где-то в парке ещё двое, — и тут же уточнил, — были… Все — не маги.
— А что там за крики?
— Да так, — Шай пожал плечами, — слишком впечатлительные соглядатаи в этот раз попались. Шуток не понимают.
В этот момент замерцала арка открывающегося портала и в комнату шагнул Лариус Валорийский.
Светлейший огляделся по сторонам и одернул камзол.
— Вальтер, Шай, — поприветствовал кивком обоих магов, огляделся, — свечи, полумрак, полог тишины, если бы я сам не участвовал во всём этом, подумал, что вы тут государственный переворот готовите…
— Лариус, проходи, присаживайся, какие новости?
— В Дарамусе у твоей резиденции слежка, около дворца тоже.
— Ну, этого следовало ожидать, — не удивился Вальтер.
— Значит, острее всего сейчас встаёт вопрос безопасности её перевозки и сопровождения, — подытожил Шайен Терр.
— Она точно не пройдет портал? — засомневался Лариус. — Это было бы идеальным решением в такой ситуации.
— Точно. Портал разорвёт вместе с ней.
— Уверен?
— Да, мы с Шайем попробовали на самом примитивном толстом портале между этажами, разнесла его в клочья, потеряла сознание и когда пришла в себя её стошнило.
— Паршиво, — вздохнул Лариус.
— Можешь представить что произойдет, если портал будет тонким и более длинным?
— М-да… Какие еще варианты у нас есть?
— Я перерыл все книги, поднял самые старые фолианты, — Вальтер кивнул на стол, заваленный манускриптами, — и ничего путного не нашёл, остаётся только Ремса.
— Уверен?
— Да.
— Я против. — подал голос Шайен Терр.
— Думаешь, не справится? — посмотрел на него Лариус.
— Я не знаю.
— У нас нет выбора, Шай. Там она будет в полной безопасности. Акатлан на неё не действует.
— Её нельзя оставлять там одну. Она сможет закрыть сопровождающего своим фоном, — настаивал Шайен Терр. — Я готов рискнуть.
— А если не сможет? Мы ни разу не пробовала и не знаем, сколько она сможет держать этот фон. И сможет ли? А если нет? Портал оттуда открыть нельзя. Когда корабль уплывет, сопровождающий будет обречен на долгую мучительную смерть. Что будет, если кто-то умрёт у неё на руках? Я даже думать не хочу об этом…, и ты и я должны быть здесь, чтобы снять все подозрения. Оденем траур, пусть думают, что она погибла от проклятия. К тому же Ремса разорвет её связь с чёрными магами и они перестанут её чувствовать, и поверят, что она мертва. Сейчас им известно, что она жива, и примерное местоположение тоже скоро перестанет быть тайной. Щит истончается…
Вальтер замолчал.
Шайен Терр постукивал пальцами по подлокотнику кресла, в котором сидел.
Лариус хмурился, потирая ладонью подбородок.
— Хорошо, если других вариантов нет, — он первым прервал молчание, — тогда начнём готовится к отправке на Ремсу немедленно.
— Нам нужен торговый корабль, — Вальтер посмотрел на брата, — из тех, что регулярно ходят в Махитанское княжество. Он выйдет из Дарамуса в сторону Махитании, в море сменит курс, и отправится на Ремсу. Всю команду свяжем клятвой молчания на крови.
— Добро, — кивнул Лариус, — будет тебе такой корабль. Как Вивьен сейчас себя чувствует?
— Плохо и пока состояние ухудшается…
Глава 17
Каждый пятый день седьмицы на рыночной площади в Урсулане было не протолкнуться.
Сюда съезжался народ со всех окрестных мелких, средних и крупных сёл и деревень подзаработать на продаже мясца домашнего коровьего и свиного, курочек, гусятинки, потрошков, молочка и сметаны, жирненьких домашних сливочек, солений, свежих овощей и фруктов, муки, зерна, круп, домашнего хмеля, хлеба, да пирогов со всяческой начинкой.
Рыба речная и морская, свежая, вяленая и солёная, любая, какую душа пожелает. Глиняная и деревянная посуда, плетеные корзины, домотканая одежда, да всё чего душе угодно можно было здесь найти и, умело поторговавшись, взять за хорошую цену.
Здесь всегда можно было вкусно поесть. Любой проголодавшийся и измучанный жаждой горожанин или гость могли здесь найти еду и питье на любой вкус и кошелёк.
Элан не случайно выбрал это место для встречи с наёмником. Повсюду всё двигалось, толкалось, бурлило. Вокруг кричали, спорили, торговались, ругались, покупали и продавали. Народу — полно, только за карманами успевай следить: воришек в такой толпе, как мух на медовой булке.
Гул голосов, чей-то заливистый смех, отборная брань, выкрики зазывал, расхваливающих свой товар.
И запахи.
Элан поморщился. Для чувствительного носа оборотня это было суровое испытание. Их было так много и они переплетались между собой так, что отследить нить любого из них было невозможно.
Но в данном случае и это было на руку.
Он побродил между грубо сколоченных прилавков, попробовал колющих язык, холодных, мочёных яблок из дубовых бочек и звонко хрустящих малосольных огурчиков, прошелся меж подвешенных на крюках свиных голов и телячьих разделанных туш, и убедившись, что слежки за ним нет, изрядно проголодавшись, двинулся к тому месту, где условился встретиться со Странником.
Похлебки и домашние колбаски Мамаши Беаты славились на весь рынок. Да что там рынок, они были лучшими во всем Урсулане. Пальчики оближешь!
Поэтому у закутка с краю рыночной площади, где стояла её повозка, всегда толпился народ. Здесь бурлил ароматным варевом котел, зрело на уложенной над огнём решётке сочное мясо. А ещё она каждую седьмицу привозила с собой в столицу пару бочонков такого знатного хмеля, приготовленного по родовому рецепту, что многие таскались на рынок только ради пары кружек этого пенного тягучего напитка.
— Похлебку, пару колбасок поподжаристей и кружку хмеля, — парень выложил на прилавок перед высокой дородной женщиной в темном фартуке, несколько гарсилинов.
Мамаша Беата не торопилась спрятать монеты, не стесняясь, разглядывала парня.
Щуплый, но не мелкий. Как девчонка, смазливый. Но, ладненький такой, голубоглазый и волос белый, родинка над губой. Камзол не заношенный, из хорошей ткани, и пошит справно, чистый, штаны, сапоги — всё добротное, новое. И сидит одежда на нем как влитая, сразу видно, не с чужого плеча, под него шилась.
— И откуда ж ты такой сладкий взялся? Мамка-то в курсе, что ты по злачным местам шастаешь, да хмель пьёшь?
Элан поднял глаза на стряпуху.
— Мамки давно в живых нет, я сам по себе. Да и в года уже вошёл, чтобы хмель пить и ни у кого не спрашивать разрешений, — усмехнулся парень.
— Сирота, значит, — сделала свои выводы Беата, — ладно, иди садись вон за тот стол, сейчас тебя накормим. А то вон истощал, без матери-то…
Она вздохнула и сгребла широкой смуглой пятерней монеты, ссыпала их в карман фартука.
Вечно беда с этими мальчишками, без материнского глазу совсем мясо на костях не наживают. А ещё поди по девкам бегает, те тоже жилы тянут, будь здоров как!
— Дина! — обернулась она к молодой помощнице, суетившейся у огня.