взгляд рыжей, вернула ей усмешку. Та вообще прочно прилипла к моим губам, пока я возвращалась к себе. Сегодня я получила замечательный урок: надеяться можно только на себя. И усвоила главное правило – не целовать драконов, даже если они целуются как боги.
Жалела ли я о произошедшем? Скорее, удивлялась своей способности наступать на одни и те же грабли. Особенно, если эти грабли – его высочество Ксандр Великий. Но один невинный… Я сказала, невинный! В общем, один поцелуй стоил того, что я теперь знала наверняка – дракон намудрил со своим заклинательным зельем и лишился магии. Может, не до конца, подробностей я не знала, но он застрял здесь вместе со мной. Это же подтвердили слова Тамары о том, что Мадлен заявилась в Орсус не налегке. Она привезла по просьбе его величества какую-то шкатулку.
– Я не знаю, что внутри, но что-то важное.
– Разве Мадлен доверили бы что-то важное? – спросила я. Мне было интересно, какое место во всем этом отведено рыжей.
– Конечно, она дочь лорда Вильгельма и бывшая невеста его советника.
– Почему бывшая?
– Вот этого не знаю. Но прошлой весной она расторгла помолвку, длившуюся несколько лет.
Если бы моя помолвку длилась несколько лет, я бы, наверное, тоже ее расторгла. Но меня не покидало чувство, что Ксандр был одной из причин.
Впрочем, какое мне дело до нее и ее причин? У меня своих проблем хватает. Например, узнать, что в шкатулке, и связано ли это со мной. А вот разбираться в собственных и драконовых чувствах я даже не пыталась. Потому что то он ведет откровенные беседы, то заявляет, что ничто не повлияет на его решение провести ритуал, то целует, потому что хочет, то выгоняет из кабинета. Ладно, меня никто тогда не выгнал, сама ушла, но это не отменяет его холодного тона и того, что он не послал Мадлен обратно в столовую или сразу в столицу.
Я запретила себе думать об этом всем, разбирать мотивы, препарировать чувства, раздражаться. В этом была моя особенность, а может, привычка, выработанная временем на ответственной должности – я умела отбрасывать ненужное, фокусироваться на самом важном. В моей случае – на медитациях.
Об искусстве медитаций я знала не так уж много. Помимо мультика про панду, какие-то общие факты вроде того, что сейчас это модно, что помогает справиться с тревожностью, сосредоточиться. Некоторые даже желания таким образом исполняли, вроде как программировали их. Я бы и рада была запрограммировать себя на жить долго и счастливо, но решила использовать технику медитации для того, во что точно верила, и что в перспективе было более эффективно.
Ради того, чтобы вспомнить прошлые жизни.
Где одна, там и другая. Если мне показали… или я сама себе показала жизнь Эрези, значит, смогу увидеть и остальные. Поэтому тем же вечером я села медитировать. Я могла пытаться и дальше следить за драконом, а могла узнать подробности этого ужасного ритуала из первоисточника.
От всех фениксов, что жили до меня.
Даже не знаю, чего я боялась больше: что ничего не выйдет, что страшная гибель Эрези отпечатается в моем сознании, и я не смогу перебороть свою панику. Или же наоборот, что мне придется пережить что-то еще не менее ужасное. Но удивительное дело – с каждым длинным выдохом я успокаивалась сильнее и сильнее. В какой-то момент мне даже стало все равно, получится у меня сейчас нырнуть в прошлое или нет. И как только я махнула на это рукой, видимо, я окончательно расслабилась, потому что снова провалилась в реалистичный сон.
Перед глазами было темно, а вокруг такое многоголосье звуков, что я сначала перепугалась и дернулась назад: чтобы выбраться из медитации и из прошлого. Но, как и в прошлый раз, ничего не получилось. Я зависла в слепом теле, пока это все не закончится… Чем? Тогда мне не понравилось, чем все закончилось.
Голоса то приближались, то удалялись, как океанская волна, накатывающая на каменистый берег. Пугая до обморока. Но я была в сознании. Точнее, феникс, в память которой я влезла, была. И этот страх был ее. Липкий, мерзкий, тянущий свои кровожадные лапки к сердцу. Готовый схватить и сердце, и меня саму – и раздавить.
Стоило осознать, что это не мои чувства, стало чуточку легче. Пока феникс дрожала, я делала вдох-выдох, стараясь отключиться от ее эмоций, осмотреться, привыкнуть. Вторым осознанием пришло то, что я вовсе не слепая, просто на моей голове какая-то повязка, лишившая меня зрения. А еще то, что у меня связаны руки за спиной.
Мои осознания, мягко говоря, не вдохновили. Вряд ли меня связали для того, чтобы сделать сюрприз. Но я уже поняла, что если хочу побольше узнать про темный ритуал, то придется посмотреть не самые радужные серии своих прошлых воплощений.
Пока я думала, звуки будто приглушили, голоса стихли, и заговорил кто-то один.
– Мы собрались здесь, чтобы принести богам лучший дар. Мы освободим Эрези от бренного существования…
Он сказал – Эрези?!
– Освободим ее из человеческого тела, чтобы наша богиня воссоединилась в вечности со своей божественной семьей.
– Пожалуйста, не надо, – пропищала феникс, и я с ужасом поняла, что она совсем молоденькая. Не ребенок, но подросток. – Я обычная. Не убивайте меня!
Неожиданно с меня сдернули тряпку, и в глаза ударил яркий солнечный свет. На миг я вообще ничего не видела, поэтому упустила момент, когда какой-то блеклый мужик в рясе подтащил меня к себе.
– Ты оболочка нашей светлой богини. Лишь след ее в этом мире.
– Я обычная, – твердо повторила феникс, хотя ее по-прежнему скручивало от ужаса.
Мы ожидаемо оказались в кругу мрачных людей, а сами стояли на выпиленной природой плите, служившей своеобразным помостом.
– Какая же ты обычная? – яростно поинтересовался жрец. – Ты сегодня излечила Нерора.
– Он бы умер.
Жрец оскалился в жутковатой улыбке:
– Конечно, умер бы. Все мы здесь для того, чтобы умереть. Кроме тебя. Ты воссоединишься со своей семьей и будешь жить вечно.
У меня из глаз брызнули слезы, я плакала и умоляла. Феникс умоляла, но у меня не получалось оставаться беспристрастной, несмотря на знание, что это уже случилось. Для этой девочки и для меня это случалось впервые. Мне хотелось крикнуть: «Что вы делаете? Используйте ее дар!» Но эти фанатики были другого мнения.
Когда феникса подтащили к краю
