– Некоторые студентки ведут себя как последние дни довольно… хм… неподобающе для нашей Академии. Вчера чуть ли не при всех обжимается с сокурсником, сегодня строит глазки и пытается соблазнить преподавателя и куратора. Что же будет завтра? И кстати, почему она…
– Ферреоль, – уже не ответил, а рыкнул побледневший от злости месье Дюран, – кажется, ты немного… – Елизавета, прошу, покиньте нас. А лучше езжайте домой. Нам с коллегой, кхм, надо кое-что обсудить.
Меня сдуло так же быстро, как целлофановый пакет несёт осенним ветром. В конце концов, у меня и в мыслях не было желания уводить у неё месье Дюрана. Да я, простите, до этой недели и не подозревала, что у них настолько, скажем, личные отношения. Зато мне эти самые сомнительные отношения с руководством Академии вообще на фиг нужны, мне диплом нужен.
С такими безрадостными рассуждениями я шагнула в эпицентр буйного веселья. Весьма вовремя, ибо Мишка уже залез на стол и под одобрительный свист и одобрительные шутки остальной пьяной компании томно расстёгивал пуговицы модной рубашки, изображая пошлые движения стриптизёров.
– А ну слезай оттуда! – попыталась я перекричать музыку.
– Дык весело же, Лизка! Иди сюда! – поманила меня пальцем эта бесстыжая ско… однокурсник.
– Мишка, ты на ногах уже еле стоишь! А нам на пары завтра! У нас сначала лабораторки, которые Савиньён ведёт, а потом мадам де Грорувр.
Мишкин взгляд забегал, раз за разом сворачивая в угол, где о чём-то разговаривали наш куратор и мадам де Грорувр. Мозги заскрипели так, что слышно, подозреваю, было на всё здание – решалась тяжёлая дилемма: дурачиться хотелось, а вот из Академии из-за прогулов и опозданий вылететь не очень. Месье Савиньен задания принимал спустя рукава, и зачёты ставил также, но терпеть не мог опозданий и прогулов. Мог задержавшегося хоть на пять минут студента не пустить, а потом заставить прийти после занятий и отработать – причём только лично, под непосредственным присмотром и драл на таких вот допзанятиях по три шкуры. Мадам де Грорувр, как уже заметил наш куратор, личное и рабочее тоже разделяла – не знаю уж, зачем она явилась сегодня, но завтра на занятиях из похмельного студента вытрясет всю душу.
«Давай, не дури» – мысленно взывала я к его разуму, сверля Мишку укоризненным взглядом. И кто-то из местных божков меня, похоже, услышал.
– Лады, Орешек ты мой, твоя взяла! Я домой, народ! З-з-закончен… ось… – икнул Мишка, спрыгивая со стола. – А вы это, кто хочет – веселитесь ещё, всё оплачено уже.
В холле на первом этаже Мишка сидел уже мрачнее тучи, и это был не очень хороший признак. Вдобавок его плохое настроение явно подогревали косые взгляды швейцара. Парень, да ещё в пальто – а до стоянки такси у него бегает девушка, зимой и в одном платье. Хотя, если уж так сильно пьян, мог бы и просто заплатить монетку мальчишке из прислуги. Для Бретея, особенно среди дворян и студентов, такое поведение было настолько хамское и вызывающее, что швейцар и не пытался скрывать своё брезгливое отношение. А ведь для заведений вроде «Красной мельницы» репутация важнее любого самого денежного клиента, так что как бы Самохина не внесли в «чёрный список». Мишка всё это понимал, ещё больше злился, но я знала, что он из упрямства никуда не сдвинется и не попросит кого-нибудь помочь, а продолжит гонять меня. Ведь он же мужик, а настоящий мужик своих решений не меняет.
Как назло, стоянка была пуста, и мне пришлось бегать раза три, прежде чем там появился свободный кэб. Хорошо ещё не машина, туда бы нас точно не пустили, но возницы не так разборчивы в клиентах, как шофёры. Едва мы сели, Мишка заплетающимся языком назвал адрес. Свой, конечно. Высотка имеет отдельный «преподавательский» выход в город, но войти через него студентам можно. Ну а девушку до общежития провожать необязательно, сама дотопает, ничего с ней не случится. Всё как обычно – и хорошо. Главное сейчас доставить «тело» в целости и сохранности до кровати, а завтра обеспечить ему явку на занятия. Ибо именно завтра у нас как на подбор: сначала Савиньен с его лабораторками, затем мадам де Грорувр, а следом практика у Дюрана.
Часть пути прошла в молчании. Я как раз подумала – неужели повезёт – как у Мишке в башке что-то перемкнуло:
– А чё не машина? – и тут же сам себе ответил. – Не было, шо ли? Так бы сразу и сказала. А нверна ты пра… ик… права. Надо было валить, а то этот дядька так на тебя смотрел. А чё ему надо было?
Отвечать я не собиралась, ибо начались придирки на ровном месте. В таком состоянии с Мишкой по опыту чем меньше общаешься, тем лучше. Если хоть капельку повезёт, он весь остаток дороги сам себе будет отвечать.
– Что с таким видом с-с-сидишь? – продолжил он, грозно нахмурившись. То есть ему казалось, что грозно, а на деле так комично вышло, что, не смотря на опаску, я еле сдержалась, чтобы не расхохотаться.
– Не понравилось? Чё такая хмурая сидишь, я гав… ик… рю?
– Просто плохо себя чувствую, – может, отстанет? Есть у Мишки особенность: даже пьяный в хлам бить он начинает, только если имеется повод. Пусть этот повод возник исключительно у него в голове.
– Чё, жратва в ресторане не понравилась? Или бухло? Ты чё, трезвая, да? А чё не пила?
– Не знаю.
– Ты портишь мне нас-с-строение своей кислой рожей! – он больно хватанул меня пальцами за подбородок и заглядывая в глаза. – Ты почему трезвая, а я пьяный? Ты меня не уважаешь?
Та-а-ак… Мишку понесло. Интуиция просто взревела белугой, что дело пахнет керосином и лучше завтра объясняться с Мишкой, почему он не пошёл на лабораторки, чем сейчас везти его домой.
– Остановите, пожалуйста, я выйду, – застучала я в стенку со стороны кэбмена, одновременно вся сжалась изнутри, ибо водитель, кажется, меня не услышал.
– Вообще оф-ф-фигела? – распалялся Мишка, – Да как я могу девушку посреди города из экипажа выкинуть? Нет, ты едешь со мной. Поговорим.
Здешние боги, черти и кто ещё там?! Чтоб вас всех! Мишку окончательно понесло он же пьян намного сильнее, чем думала.
– Чё, думаешь, умная нашлась? Ч-ч-чё, думаешь, если контрольные за меня пишешь, то я тупой? Это ты тупая, курица безмозглая! Не смей про меня думать п-п-плохо! И вообще, ты моя. Чё, думаешь, жопой перед Дюраном покрутила и всё? Я тебе разрешения не давал. А ты вообще шлюха. Ты меня отшила, да? А потом специально пошла и сегодня сначала с одним, потом с этим Дюраном? Смотри да, я шлюха и всем дала, а тебе обломится?
Дальше всё происходившее окуталось туманом, ну или я получила-таки сотрясение мозга. Смутно помню его налившиеся кровью и яростью глаза. Занесённый кулак с побелевшими костяшками пальцев. Встречу моей спины с противоположным диванчиком в салоне экипажа. Весь его вес, навалившийся на меня. Заледеневшие от ударов скулы. Что-то горячее и мокрое на лице. Последнее, что я смутно ощутила – короткий полёт и удар о тротуар в переулке.
***
Как дошла до своей комнаты – вообще не помню. Хорошо хоть охранник на пропускном пункте в Академгородок сличил контрольный отпечаток ауры не особо вглядываясь, к поддатым студентам-полуночникам ему не привыкать. А тут не буянит, не шумит. Остальное не его дело, тем более куратор на сегодня дал мне карт-бланш на вход и выход в обитель студентов в любое время суток. Уже на крыльце общаги, я отстранённо подумала, как встретит меня вахтёрша, ведь сегодня как раз смена той самой ведьмы, которую отчитал Дюран. Видок у меня наверняка тот ещё... ни о чём другом я не думала. Да, сегодня Мишка перешёл грань дозволенного даже в нашей с ним ситуации. Но что мне делать и как себя вести дальше – об этом я подумаю завтра. А сейчас нужно просто попасть к себе в комнату, добраться до зеркала и оценить масштаб катастрофы. Пока я не разберусь и не решу всё с Самохиным, никто не должен узнать об инциденте. Что самое поганое, после занятий я иду к Дюрану, сдавать те самые формулы. И как подсказывает интуиция, вряд ли профессор после сегодняшнего «отдыха» будет в хорошем настроении, скорее наоборот. Вот о чём нужно думать. Это – самое важное.
