свое предплечье, которое уже начало неметь от сильного захвата.
— Ага, ты еще ударь меня! Давай, прямо при всех! Тебе же плевать на то, что столько людей слышат, как ты орешь на меня, так почему бы и не пойти дальше? — изо всех сил стараюсь говорить спокойно, но обида и боль в руке делают свое дело. И вот уже слезы снова катятся у меня по щекам.
Дин разжал пальцы и опустил взгляд на мою руку. У меня по всему предплечью расплывались красные пятна. Очевидно, он даже не почувствовал, с какой силой сжимал свою кисть!
— Девочка моя, прости!…
Дин снова попытался взять меня за руку, только я спрятала ее себе за спину. Он тяжело вздохнул и с силой провел по своему лицу несколько раз ладонями, как будто пытался что-то стереть с него. Потом снова посмотрел на меня.
— Ты уже высказал все свои пожелания? — спрашиваю, зло смахнув слезы с глаз. — Я могу быть свободна?
— Наташа, послушай меня…
— Я уже послушала. Я только то и делаю, что слушаю. Про мое недостойное поведение, про мои чувства и моих любовников.
— Наташа…
— Ты даже на мгновение не допустил, что я могу совсем не знать этого мужчину. Что видела его один раз и то издалека. Да я даже имени его не знала бы, если бы Робин мне его не сообщил. Теперь я хочу уйти. Или мне и этого не позволено?
Дин отступил, пропуская меня вперед, а сам пошел следом.
Я дошла до крыльца, на котором четыре охранника делали вид, что они тут ничего не видели, не слышали и вообще никаким боком не причастны. Там же стояла и Терри. Вот она как раз ничего не изображала. Ее костлявые ручки были прижаты к месту, где у нее, по идее, должна быть грудь, а челюсть самым натуральным образом отвисла. Я оглянулась назад.
— Если ты еще не придумал никакого нового приказа, то я пойду к себе. В соответствии с твоим пожеланием сразу ставлю тебя в известность, что выходить оттуда не собираюсь. Так что искать меня тебе не придется, — отвернулась и шагнула на первую ступеньку: — Терри, проводи меня!
Больше я не оглядывалась до самой спальни. Проверять, идет ли кто за мной или нет, было бесполезно. И так понятно, что я здесь в настоящем заключении. Даже пожалела, что не получилось подольше погостить у Ронибура и Фанни. Вряд ли теперь Кордэвидион допустит, чтобы я оказалась за пределами дворца. Все равно, с ним или без него…
Дорога до моих покоев мне показалась длиною в километр. Я шла, не обращая никакого внимания на предметы роскоши, окружающие меня со всех сторон. Изысканная роспись на стенах и вазах, изящная вышивка на шторах, прекрасные картины в резных золоченых рамах воспринимались сейчас, как стены тюремной камеры. Обида непосильным грузом лежала у меня на душе.
У своей двери остановилась и оглянулась:
— Терри, я хочу побыть одна, — обратилась к горничной, застывшей в трех шагах от меня. — Останься, пожалуйста, снаружи.
— Госпожа, я помогу Вам переодеться.
— Нет, не нужно. У меня тоже руки есть, и я в состоянии сама снять с себя платье. Шкаф тоже знаю, как открывается.
— Но, госпожа, — попыталась протестовать служанка. — Его величество…
— Его величество велел тебе охранять меня. Ты и охраняешь. Здесь, перед входом в мою спальню.
Оставила недовольную горничную снаружи и закрыла за собой дверь. Не спеша разделась. Другое платье надевать не стала, накинула на себя халат. Перед кем мне тут красоваться?
Вытащила из волос все шпильки и ленточки, разрушая заботливо сделанную Диэриной прическу, которую никто так и не оценил. Посмотрела на сеточку, украшавшую мою голову, и с трудом обуздав огромное желание разорвать эту бесценную вещицу на сотню маленьких медвежат, аккуратно сложила ее и пристроила на стол. Сверху положила диадему.
Вот и все. Оценила себя в зеркале. Отражение показало простую девушку, которой я, собственно, и являюсь. Какая королева? Я тут меньше, чем никто! Грустно улыбнулась девушке в зеркале и направилась в гостиную.
Нужно срочно отвлечься хоть чем-нибудь! Я даже согласна сейчас про индюшечку почитать, иначе просто волком завою от горечи. А если это случится, даже не удивлюсь! Вдруг Оливия неправильно разгадала то, что запланировала Судьба? Возможно, я не для Дина сюда перенеслась, а для желтоглазого волка. Ведь, как говорится, по- волчьи выть — с волками жить. Ну, или как-то так…
Прошла в дверь, оглядела зал, именуемый гостиной, и задумалась. Куда бы мне приложить свое паршивое настроение? Надо бы чем-то заняться, только что тут найдешь? Дома я бы уже сбегала в библиотеку, набрала книг про любовь и уже читала бы давно с упоением, а здесь?
Вздохнула и направилась-таки к книжному шкафу. Авось повезет, и на этот раз найду что-нибудь подходящее!
Не повезло, к сожалению. Открыла первую попавшуюся книгу и, просмотрев пару страниц, положила назад.
Что же делать? Не валяться же целыми днями в постели!? Снова осмотрелась. И тут мой взгляд упал на кресло, которое со стороны двери не было видно. На нем лежала гитара! Как же я забыть могла, что она тут есть? Ведь видела же ее!
Метнулась к креслу и подхватила любимый инструмент. Поражаюсь, как я до него раньше не добралась? Все время мне что-то препятствовало. А сейчас я одна, Терри не в счет. Она не войдет, пока я не позову и не впустит никого. Значит, никто мне не помешает!
Легонько погладила блестящую лаковую поверхность гитары. Провела ладонью по ее струнам. Гитара тихонько отозвалась. Я поставила стул у окна, уселась поудобнее, опустила гитару на колено и тихонько сидела, выбирая, что лучше подойдет для моего нынешнего состояния духа.
И нужная песня всплыла в моей памяти, а пальцы привычно начали перебирать струны. Внучка нашей нянечки-украинки Мирославы Остаповны — Яринка — была без ума от одной песни Алисы Милош и меня научила. Потом мы вместе с Яринкой перевели эти замечательные слова на русский язык. А сейчас эта песня просто рвется из моей души на волю. Поэтому и пою…
Я тебя искала в темноте,
Среди ярких звезд укрылся ты.
Наяву искала и во сне,
Ты укрылся посреди мечты.
До последнего твоей была,
Жизни каждый миг и каждый час.
То я весела, а то грустна.
То любима, то ничья подчас.
Плачь сердце, горько плачь,
Пока есть, еще есть слезы.
Плачь сердце, горько плачь,
Снова мы