Лидас боялся показаться смешным, но сумрак опустившейся ночи скрыл его ласковое благодарное движение, с каким он прикоснулся к шершавой тёплой коре. Живое. Выросло, считай, на голых камнях. Как оно попало сюда, крошечное семеч-ко, давшее жизнь этому дереву и всем другим здесь, в такой глуши? Может, мы — первые люди, увиденные этими соснами? Появится здесь ещё хоть кто-то после нас?
Тоска и боль на душе навевали странные мысли, устало глядя из-под прикрытых век, Лидас наблюдал за тем, как споро управляется с костром мараг. Живые деревья он тоже не тронул, собрал горкой сухие шишки, обсыпавшуюся хвою, чиркал креса-лом, стоя коленями на земле. Трут из мякоти гриба-трутовика взялся лишь после третьего удара, потянулся сладкий дымок. Отлично! Просто отлично!
Айвар подкармливал крошечные язычки огня сухими смолистыми веточками, опе-кал пламя, заботливо прикрывая ладонями от ночного ветерка. Костерок разгорался всё сильнее, можно и воду нести, греть чай.
Голову вскинул подняться и встретился с Кэйдаром глазами. Тот уже держал пол-ный котелок, протянул молча. Айвар тоже ничего не сказал, хоть и удивился немно-го. Надо же. Может, всему причиной усталость и голод? Все хотят побыстрее попить горяченького, хоть так успокоить изголодавшиеся желудки.
Сам он приберёг к такому случаю последний сухарь, зажаренный до коричневого, вкусный-вкусный. Аромат от него показался таким сильным, что аж в животе заур-чало. Айвар мог бы съесть его один, никто не знал про эту его заначку, но он сделал по-другому: завернув сухарь в кусок тряпки, раскрошил его куском камня, высыпал в кипяток всё до последней крошки. Мешал ложкой и чувствовал на себе оба взгляда.
При том же полном молчании они все трое медленно тянули пахнущий хлебом ки-пяток. Каждый пил из своей чашки, но черпали из общего котелка. Оставшуюся на дне гущу с разбухшими крошками Лидас разделил поровну, со вздохом сказал:
— А какой вкусный хлеб пекла Марика… Лучшего в жизни не пробовал… А бульон с куриными потрохами?
— Так уж часто тебя и кормили курицей! — усмехнулся Кэйдар, грея ладони о глиня-ную чашку. То, что Лидас наконец-то заговорил, указывало на многое. Простил или просто смирился? Не зная ответа, он всё же поддержал своего родственника. — Араны нас не слишком баловали… Хотя, конечно, хлеб она и вправду пекла отменный… Несмотря на то, что сама из вайдаров…
— А Даида пекла лучшие в мире оладьи, — заметил вдруг Айвар. Они оба посмотрели на него так, будто до сих пор считали его немым. Кэйдар рот уже открыл, хотел съязвить по поводу, но не успел — Лидас помешал.
— Она так умеет запекать цыплят на вертеле и в тесте тоже… Вот это да, это стоит попробовать! — добавил он с мечтательной улыбкой, ставя свою пустую чашку на согнутую в колене ногу. — А рыба в пряном соусе? Да-а, — протянул со вздохом.
— Рыба?! — Кэйдар фыркнул. — То ли дело заливное с языками… Или булочки с абри-косами…
Они все снова помолчали. Что ещё они могли? Только вспоминать и мучиться от голода.
— Это всё, конечно, да, — произнёс Кэйдар в заключение, — но мне бы сейчас и хлеба с молоком хватило… Горячего, только что из печки… А молоко из ледника. Чтоб аж зубы ломило…
Мысли о еде — мысли приятные, но не тогда, когда есть нечего. А эти воспоми-нания лишь аппетит растравливают. Чтоб хоть немного успокоиться, Айвар пошёл собирать ветки для костра. Обломал сухие нижние сучки с двух деревьев, когда вернулся, и аэл, и идан уже спать улеглись, завернулись с головами кто в плащ, кто в одеяло. Айвар тоже спать хотел, тоже устал сильно, но перед сном ещё принёс коте-лок воды. Вроде бы и напился до одури, но после двух дней всего на одной фляжке, пить может захотеться и среди ночи.
Всё, вот теперь точно всё.
Как-то однажды аранский жрец Айнур говорил о разных способах узнать о жизни родных и близких. Айвар знал только один — сон. Сон может показать любого, как далеко бы тот ни находился. Но сны надо ещё уметь понимать правильно.
В этом сне Айвар видел Айну, его поразило её озабоченное серьёзное лицо. И ещё этот золотой венец на голове. Она никогда не носила такого.
А ещё ему приснилась мама. Она ждала, она звала. Наверное, чувствовала, что сын её рядом, близок к дому, как никогда ещё до этого.
Айвар аж проснулся, не сразу понял, что плакал во сне, но щека и мешок под голо-вой были мокрые, и глаза. Мать Милосердная! Как же это так? Расплакался, как мальчишка.
Глянул туда-сюда — нет, они ещё спят, никто не проснулся, хотя ты и звал её гром-ко, ты поэтому сам и проснулся, от своего же голоса.
А после уснуть так и не получилось, а потом и светать начало.
Кэйдар проснулся последним. Прекраснейший в мире запах — запах жарящегося мяса — разбудил его.
Мараг и Лидас пекли на прутьях тонкими пластиками нарезанное мясо.
Откуда? Что за чудо?
Подставляя лопаточкой раскрытую ладонь, Лидас поднёс Кэйдару один из кусков:
— Я немного подсолил его, — сообщил с радостным смехом, — попробуй, как вкусно.
— Откуда это? — Первый кусочек Кэйдар откусил осторожно, но не потому, что бо-ялся обжечься, нет, просто никуда не хотелось спешить. Предстоящее удовольствие, если бы была такая возможность, хотелось растянуть до бесконечности. Есть, насла-ждаясь запахом и вкусом, и никуда не спешить.
— Мараг с утра пораньше выследил диких коз, — вполголоса рассказал Лидас, стоя перед Кэйдаром на корточках. — Да разве ж их поймаешь? Был бы лук да стрелы…
Лидас говорил, а Кэйдар глядел на него исподлобья, будто подвох какой чувство-вал. — А потом ещё и на горного барса наткнулся… Но тому-то больше нашего повез-ло… Короче, пришлось добычей поделиться…
Кэйдар не понял ничего, перевёл взгляд на марага, сидящего к ним боком, снова посмотрел на Лидаса.
— В смысле? Так эту козу задавил барс? Мы едим придавленную кошкой дохляти-ну?
Даже Лидас при этом слове поморщился, немудрено, что и мараг не выдержал:
— Это не дохлятина! Он задавил её на моих глазах! Это свежайшее мясо… Я выре-зал лучший кусок… Ещё раньше барса…
— Наверно, он твоего меча испугался, не иначе? — усмехнулся Кэйдар, продолжая глядеть марагу прямо в глаза. — Так и подпустил бы он тебя к своей добыче… Чего уж тут болтать?
— Барс никогда не трогает человека, у нас это каждый знает, — Айвар не отвёл взгля-да, тоже смотрел Кэйдару в глаза. И взгляд его, и весь вид были открытый вызов. — Он лучше добудет себе другую козу, чем ссориться с человеком из-за добычи…
— Ссориться? — Кэйдар ухмыльнулся. — Ты говоришь о животном, — о звере! — как о человеке. Это смешно… Это глупо!
— Некоторые люди бывают тупее зверей, а звери — благодарней человека… — Мараг Кэйдара смерил взглядом, не добавил больше ни слова, но намёк и так был понят.
