— Полезай быстрее, Америка, — торопил меня Максон.
«Полезать — куда?» — подумала я про себя; от ужаса сердце бухало как сумасшедшее.
Я посмотрела на Максона и увидела, что он сцепил руки в замок и подставляет их мне под ногу. Внезапно поняв его замысел, я уперлась подошвой в его ладони, и он вытолкнул меня вверх. Уцепившись за край стены, я с грехом пополам подтянулась и принялась карабкаться. Я была уже наверху, когда почувствовала, что с плечом произошло что-то странное.
Отмахнувшись от непонятного ощущения, я перевалилась через край и постаралась опуститься на вытянутых руках как можно ниже, прежде чем шлепнуться на асфальт. Упала я на бок, совершенно уверенная, что повредила бедро или ногу, но Максон велел мне в случае опасности спасаться бегством, поэтому я бросилась бежать.
Не знаю, с чего я решила, что он бежит следом. Лишь очутившись в конце улицы, я поняла, что рядом никого нет, и тут до меня дошло, что Максона подсадить было некому. Странное ощущение в руке усилилось, превратившись в жжение. Я опустила взгляд и в слабом свете фонаря увидела, что из разодранного рукава что-то течет.
Меня ранили.
Меня ранили?
Я видела пистолеты и присутствовала при перестрелке, но все это происходило словно не наяву. И тем не менее жгучая боль с каждой секундой становилась все сильней. Я зажала рану ладонью, но стало только хуже.
Я принялась озираться по сторонам. Вокруг не было ни души.
Ну разумеется. В городе действовал комендантский час. Я слишком долго прожила во дворце и напрочь забыла, что после одиннадцати часов вечера за его стенами жизнь замирает.
Если сейчас мимо пройдет полицейский, меня отправят в тюрьму. И как я тогда буду оправдываться перед королем? Чем ты объяснишь пулевое ранение, Америка?
Я побрела вперед, стараясь держаться в тени. Куда идти, я понятия не имела. И не была уверена, что стоило возвращаться во дворец. А даже если бы и стоило, я не знала, куда идти.
Боже, до чего же больно! В голове от боли все путалось. Я стояла в узком переулке между двумя многоквартирными домами. Из этого следовало, что я нахожусь не в самом благополучном районе. Обыкновенно тесниться в квартирах были вынуждены только Шестерки и Семерки.
Но больше идти все равно было некуда, так что я продолжила пробираться по слабоосвещенному переулку, прячась за рядами мусорных бачков. Стояла ночная прохлада, но день был по-анджелесски жарким, и от металлических бачков исходила вонь. Я боялась, что от этого запаха и боли меня вот-вот вырвет.
Я вытащила руку из рукава, стараясь не разбередить рану еще больше. Руки тряслись — то ли от страха, то ли от адреналина, а попытка согнуть локоть отозвалась адской болью. Я крепко закусила губу, чтобы не закричать, но приглушенный стон все равно вырвался у меня из груди.
— Что случилось? — послышался тоненький голосок.
Я подняла голову, пытаясь определить его источник. В темном закоулке блеснули два глаза.
— Кто здесь? — дрожащим голосом спросила я.
— Я тебя не обижу, — произнесла обладательница голоса, выходя на свет. — Мне сегодня тоже несладко пришлось.
Девушка, на вид лет пятнадцати, вышла из темноты и приблизилась ко мне, чтобы взглянуть на мою руку. При виде раны она ахнула.
— Тебе, наверное, очень больно, — сочувственно произнесла она.
— Меня подстрелили, — буркнула я, готовая расплакаться, так сильно дергала рана.
— Подстрелили?
Я кивнула.
Она опасливо поглядела на меня, как будто решала, не сбежать ли.
— Не знаю, кто ты такая и что натворила, но не советую тебе связываться с повстанцами.
— Что?
— Я на улицах совсем недавно, но знаю, что оружие есть только у повстанцев. Чем бы ты им ни насолила, не делай так больше.
За все время атак эта мысль ни разу не приходила мне в голову. Оружие полагалось иметь только солдатам и полицейским. Обойти этот запрет могли лишь повстанцы. Даже Август признался, что северяне были в массе своей безоружны. Интересно, а у него сегодня при себе было оружие?
— Как тебя зовут? — спросила девушка. — Я догадалась, что ты не парень.
— Мер, — ответила я.
— А меня Пейдж. Похоже, ты тоже в Восьмерках недавно. Одежда у тебя слишком чистая.
Она бережно повернула мою руку, глядя на кровоточащую рану, как будто могла мне чем-то помочь, хотя мы обе понимали, что это не так.
— Что-то вроде того, — уклончиво отозвалась я.
— В одиночку ты умрешь с голоду. Тебе есть куда пойти?
Я содрогнулась от накатившей боли.
— Вообще-то, нет.
Пейдж кивнула:
— Мы с папой жили вдвоем. Я была Четверкой. У нас был ресторан, но бабка составила завещание таким образом, что после папиной смерти он должен был достаться моей тетке, а не мне. Наверное, боялась, что тетка останется ни с чем. Ну а тетка меня просто ненавидит. Всегда ненавидела. Ресторан достался ей, а я к нему в придачу. Ей это не понравилось. Через две недели после папиной смерти она начала меня поколачивать. Мне приходилось воровать еду, потому что она заявила, что я пухну как на дрожжах, и отказалась меня кормить. Я хотела уйти жить к подруге, но тетка не оставила бы меня в покое, поэтому я просто сбежала из дома. Прихватила с собой кое-какие деньги, но их надолго бы не хватило. Тем более что на вторую же ночь меня все равно ограбили.
Пока Пейдж рассказывала о себе, я наблюдала за ней и видела, что она говорит правду. Под слоем грязи скрывалась девушка, привыкшая к хорошей жизни. Она изо всех сил старалась держаться. У нее не было другого выхода. Что еще ей оставалось?
— Только на этой неделе я прибилась к компании девушек. Мы работаем вместе, а заработки делим поровну. Если не слишком сильно задумываться, чем ты занимаешься, жить можно. Но все равно я потом пла́чу. Поэтому я тут и пряталась. Если увидят, что ты плачешь, жизнь у тетки раем покажется. Джей-Джей говорит, они просто пытаются закалить меня, и чем быстрее я пройду этот путь, тем лучше, но мне все равно тошно. В общем, ты симпатичная. Они с радостью возьмут тебя к себе.
Когда до меня дошло, что она имеет в виду, меня затошнило. Всего за несколько недель она потеряла отца, дом и саму себя.
И несмотря на все это, она сидела передо мной — девушкой, которую преследовала шайка повстанцев и общество которой не сулило ничего, кроме неприятностей, — и предлагала свою помощь.
— Врача мы тебе найти не сможем, но что-нибудь от боли тебе дадут. И швы наложат. У них есть один знакомый парень, который это умеет. Только потом тебе придется за это отработать.
Я сосредоточенно дышала. Хотя разговор помогал отвлечься от мыслей, прекратить боль он не мог.
