Не удостоив его больше ни словом, ни взглядом, Зарек двинулся к машине. На губах его, словно высеченная в камне, застыла злобная ухмылка. Вот он открыл дверь, бросил сумку на пол и уселся на пассажирское сиденье.
На секунду Ник всерьез пожалел о том, что купил двухместный автомобиль.
Впрочем, учитывая злобный и непредсказуемый нрав его пассажира, — лучше уж пусть будет на виду. Зарек — определенно не тот человек, к которому стоит поворачиваться спиной.
Майк облегченно вздохнул и хлопнул Ника по спине.
— Бог тебе в помощь, сынок. Не хотел бы я сегодня оказаться на твоем месте!
Ник редко обращался за помощью к высшим силам, но сейчас, шагая к антрацитовому «ягуару», поймал себя на остром желании помолиться.
Он сел за руль и завел мотор. Через полчаса на Джексон-сквер у них назначена встреча с Тейлоном, Валерием и Ашероном. Похоже, эти полчаса станут самыми долгими в его жизни.
Ник вдавил акселератор в пол: чем быстрее поедут, тем лучше.
Как ни старался он глядеть только на дорогу, взгляд его то и дело возвращался к когтистой лапе Зарека, небрежно лежащей на колене. Время от времени Охотник шевелил пальцами, и томительное молчание нарушалось позвякиванием серебряных когтей. Через несколько минут, не в силах больше выносить эти звуки, Ник включил радио.
— Как вы относитесь к року? — поинтересовался он.
Радио тут же смолкло.
Ник судорожно сглотнул, сообразив, что Зарек владеет телекинезом.
— Послушай, мальчик. Ты не мой Оруженосец. Я тебе не хозяин, не приятель и уж точно не подружка. Говорить можешь, когда я задам тебе вопрос. А так — держи рот на замке и прекрати на меня пялиться. Тогда, может быть, доедешь до Французского квартала живым.
Ник крепче сжал руль. Он был смелым парнем, но не самоубийцей — так что предпочел промолчать.
Открыв сумку, Зарек извлек оттуда темные очки и МР3-плеер размером с кредитную карточку. Надел очки и наушники, откинул голову на подголовник. Из наушников донеслось «Hair of the dog» группы «Nazareth»[1]. Прекрасно! Антисоциальная песенка для антисоциального типа.
Надо поскорее довезти этого психованного сукина сына до Джексон-сквер и сдать его с рук на руки Ашерону!
Пересекая Пешеходную Аллею, Тейлон по-прежнему думал только о Саншайн. Вон та темная улочка, где они встретились сутки назад... при этой мысли у него перехватило дыхание.
Не успел расстаться — и уже тоскует по ней. Вот это удивительнее всего. Он ведь совсем ее не знает. Она ворвалась в его жизнь, как ураган, сея хаос и разрушение, — и все же...
Тейлон вздохнул. Ладно, хватит. Делу время, потехе час.
Короткий роман закончен: они никогда больше не встретятся.
Конец. Финиш. С этой минуты Саншайн Раннинвулф для него больше не существует.
Ага, как же!
Тейлон не стал прислушиваться к насмешливому внутреннему голосу. У него нет выбора: он должен ее забыть. Много столетий назад он заключил договор сроком на вечность. Согласно этому договору, у него нет и не будет ни дома, ни семьи, ни — разумеется! — жены или возлюбленной. Но дело даже не в клятвах: не будь присяги Артемиде — для Тейлона ничего бы не изменилось.
И потом, нынешняя жизнь его вполне устраивает. Ему нравится свобода. Делай что хочешь, покупай все, что приглянулось...
Чем плохо быть Темным Охотником?
Да любой смертный ему только позавидует!
Ашерона Партенопея он заметил сразу, едва вышел на площадь, — и не только потому, что алантиец на две головы возвышался над прохожими. Древний воин стоял, прислонившись к стене дома и скрестив руки на груди, чуть в стороне от уличного музыканта и его слушателей.
Трудно сказать, что сильнее всего выделяло его из толпы — то ли рост в шесть футов и восемь дюймов, то ли длинные развевающиеся волосы пурпурного цвета, то ли солнцезащитные очки в вечерний час.
Тейлон прозвал Ашерона Ящером — не с только за допотопное происхождение, сколько за внешний вид, величественный и несколько устрашающий.
Впрочем, дело было не только во внешности. Ашерона окружала мощная аура, насыщенная опасностью и тайной. Казалось, сам воздух вокруг него дрожит и потрескивает, заряженный магической энергией, — и трудно было представить, что кто-то может стоять с ним рядом, не ощущая, как шевелит волосы на затылке предупреждающий холодок.
Судя по тому, как опасливо обтекала Ящера гуляющая толпа, не один Тейлон испытывал такие чувства.
Свою лепту, конечно, вносила и манера одеваться. Ашерон всегда любил эксцентрику: сегодня он был в черной мотоциклетной куртке с серебряной цепочкой на рукаве, кожаных штанах на шнуровке и остроносых «чопперах».
Так или иначе, Ашерон — из тех людей, у которых стараешься не вставать на пути и даже не встречаться с ними взглядом.
Словно прочтя эти его мысли, Ашерон повернул голову в сторону Тейлона. Темные очки надежно скрывали его глаза, но Тейлон почувствовал: Ашерон смотрит прямо на него.
Он невольно улыбнулся, заметив у наставника новое украшение: серебряный гвоздик в ноздре.
Ящер обладал двумя необычными привычками: любовью к пирсингу в неожиданных местах и способностью менять цвет волос быстрее, чем меняется непредсказуемая луизианская погода.
Впрочем, нет: странностей у него намного больше. Взять хотя бы шрам на шее в виде отпечатка ладони, который то появляется, то исчезает. Настоящий это шрам или какой-то магический трюк — кто знает? Или акцент. Порой Ашерон говорит со странным мелодичным акцентом, должно быть атлантийским, — а порой выговаривает английские слова четко и ясно, как диктор американского телевидения.
Сам атлантиец никогда никому ничего не объяснял. Должно быть, ему нравилось создавать вокруг себя ореол загадочности. О себе он рассказывал еще меньше, чем Тейлон, — а это о многом говорит.
Ашерон закинул за плечо черный замшевый рюкзак, украшенный символом анархии[14], бросил в шляпу музыканта несколько купюр и двинулся к Тейлону.
Прохожие спешили посторониться, когда мимо них проходил атлантиец пружинистой походкой хищника. Те немногие, кто осмеливался поднять на него глаза, поспешно отводили взгляд.
Была в этом горькая ирония судьбы: ведь уже много тысячелетий Ашерон не причинял вреда ни одному смертному. Он — не враг человечества, а его древнейший защитник.
Несколько тысяч лет, до появления первых Темных Охотников, он сражался с даймонами в одиночку.
