– У меня больше нет работы, а надо оплачивать счета доктора, покупать еду… для брата и сестры. Я в отчаянии.
И все равно Блейд ничего не сказал. В его глазах блеснуло раздражение. Господин отступил от нее, сделал еще шаг, повернулся и уставился в камин.
– Черт побери!
Онорию охватил страх, она считала, что Блейд с радостью ухватится за возможность ее унизить. Ведь не скрывал, что хочет ею завладеть. Но теперь он вовсе не горел желанием заключить сделку. Наоборот, вел себя, будто она ударила его под дых.
Онория встала, цепляясь за юбки. Он не может отказаться, потому что других вариантов у нее нет.
– Я умоляю вас, – прошептала она. И как бы ни было трудно, но удушающая волна страха, что он откажет ей, оказалась сильнее гордости. Ведь самолюбие ее не накормит, не оплатит Чарли лекарства, а Лене – новую, такую необходимую ей шаль.
Блейд оглянулся на нее через плечо горящими от гнева глазами и воскликнул:
– Черт бы вас побрал!
– Хотите, чтобы я встала на колени? – не поняла Онория.
Похоже, ему все же нравятся ее мольбы. Она подобрала юбки и опустилась вниз, как всегда перед представителем Эшелона.
Онория и глазом моргнуть не успела, как Блейд быстро схватил ее за руки и поднял с пола. В смятении она втянула воздух и посмотрела на него.
– Какого вы тут чертову драму ломаете! – рявкнул он, сердито пробуравив ее взглядом, и слегка встряхнул просительницу.
Онория сжала его запястья.
– Я… думала, вы хотите, чтобы я умоляла. Прекратите, вы делаете мне больно!
Блейд отпустил ее и с ворчанием отвернулся. Онория, шатаясь, отступила, глядя, как он прижал ладони к глазам.
Повисла тишина. Мисс Тодд не осмеливалась шевелиться. Она все еще чувствовала фантомное ощущение его рук, давление пальцев и потерла ноющие места.
– Вы не хотите меня? – прошептала она. – А я думала…
– Я хочу вас. – Блейд опустил руки, но все равно не повернулся к ней лицом и тихо вздохнул. – Не сумлевайтесь, милашка. – И тут Онория увидела его почерневшие глаза и застыла.
Она видела такую же реакцию у Викерса, когда тот злился или был голоден. И узнав этот взгляд, научилась вести себя тихо, как мышка.
Блейд опустился в кресло.
– Больше не смейте мя умолять.
Надо же!
– Но ведь вы этого хотели!
– Ага, по правде-то я пошутил. Иногда страдаю гордыней. – Он вдруг усмехнулся. – Скажем, я такой же упрямец, как и вы.
Онория не сводила с него взгляда. Чернота понемногу пропала из глаз, и насыщенно-изумрудный оттенок вернулся.
Блейд сложил руки на животе.
– Скока вам нужно?
Онория прикинула. Лучше начать с высокой ставки, если вдруг он решит сбивать цену, и выпалила:
– Триста фунтов ежемесячно.
Слишком большая цена только за кровь, да и за тело тоже. Хотя, может, ее душа столько и стоит.
– Договорились! – согласился Блейд, встал и подошел к картине, за которой находился сейф с разбросанными как попало стопками монет. Любой другой не осмелился бы держать столько денег в одном месте, но никто в Уайтчепеле не был настолько глуп, чтобы воровать у самого дьявола.
– Вот и все? Я думала… – Онория замолчала. Не стоит сбивать цену. – Сколько раз в неделю вам нужны мои услуги? – И тут же запоздало добавила: – Я только про кровь.
Господин отсчитал деньги. Онория облизнула губы, пытаясь не пялиться на них. Стоит взять монеты, как она окажется у него в долгу, но в голове мысли уже сменяли одна другую. Триста фунтов. Рента, лекарства, плата хорошему доктору и еда… Много еды! Новые перчатки для Лены, нитки для чулок – а, если осмелится, то и новые чулки, – а также теплое зимнее пальто для Чарли, хоть мальчик и не выходит на улицу.
Как быстро она стала такой меркантильной! Всего год назад свысока смотрела на женщин, продававших себя на улицах. А теперь сама не лучше. Голод и бедность способны заставить человека отказаться от моральных принципов.
– Знаю. – Блейд повернулся и протянул мешочек, который упал Онории в руки с тяжелым перезвоном. Господин сел в кресло и вытащил из кармана золотой портсигар. – Мы эт потом обсудим.
Она оторвала взгляд от мешочка с деньгами и возразила:
– Нет, я предпочитаю выяснить все сейчас. Или не возьму деньги и не буду у вас в долгу.
Блейд поиграл сигарой, перекатывая её между пальцами, словно жонглер.
– Раз в три недели.
– Так редко? – Онория удивленно подняла брови. Это, конечно, разумно. Она опустила тяжелый мешочек на стол и стала снимать шаль одеревенелыми пальцами.
Блейд пожал плечами.
– Телу надобно время, чтоб восполнить запас крови. За много лет я многое выяснил. – Господин, прищурившись, посмотрел на ее руки. – Че вы делаете?
– Я все еще намереваюсь найти работу, поэтому прошу оставить следы где-нибудь под одеждой. – Она знала, что нужно сделать. На ее теле всего пара вен, из которых Блейд мог получить необходимое. А рукава и воротник не особо скрывали порезы. Наконец она сняла шаль, аккуратно свернула ее дрожащими руками и отложила.
– Онория, посмотри на меня.
Если она его послушается, то потеряет самообладание. Онория сняла туфли и подошла к нему, утопая в толстых коврах. Прикосновение его губ к ее коже… При этой мысли новоявленную трэль охватывала дрожь, так как она никогда не испытывала подобной близости. Низ живота запылал.
– Че ты творишь? – спросил Блейд хриплым низким голосом.
Он скрестил ноги, так что кожаные штаны натянулись на бедрах, и впился пальцами в подлокотники, словно сдерживая себя.
– Мы заключили сделку, – напомнила ему Онория, изящно приподняв юбки и положив ногу на подушечку так, что его твердое мускулистое бедро прижалось к ее лодыжке. Пальцы Блейда побелели от усилившегося напряжения.
– Онория.
Она приподняла юбки еще выше, в горле встал ком. Руки дрожали, но подчинились ее воле. Показалась лодыжка в изношенном шерстяном чулке, а потом икра, колено. Дойдя до ленточек подвязок блеклого розового цвета, Онория покраснела. Неужели от стыда, что у нее нет белья и аксессуаров получше, например, красиво расписанных шелковых чулок, как прежде?
Блейд судорожно вздохнул:
– Опусти юбки.
– Я заключила сделку, – упрямо повторила Онория и принялась развязывать ленточки, удерживающие чулок.
Господин схватил ее за руку, кончиками холодных пальцев коснувшись внутренней стороны бедра.
Она машинально посмотрела на него и едва не утонула в горящих глубинах его черного взгляда. В нем бушевал голод, бездонная пропасть, которую никогда не заполнить.