Глава 17. Второе свидание
Поскольку посланный герцогом солдат вызвался ночевать в прихожей, Баффо одолжил ему соломенный тюфяк, а Вероника принесла одеяла, нисколько не заботясь о том, что молоденькие ученицы могут всему городу разболтать о странном постояльце одинокой швеи. Самое грустное, что бабушка Марлен все еще пребывала в странном полусне, путая грезы с явью. Ни растительные капли, ни более дорогое лекарство важного аптекаря с соседней улицы не просветлили ее угасающий разум.
Покончив с вечерними хлопотами по дому, Вероника прошла к себе и начала припоминать подробности жуткой встречи на площади. Теперь страх, что она отчаянно скрывала перед Бертаном, снова выполз наружу и заявил о себе дрожью в коленях. И в то же время Вероника иcкала повод для горько-шутливых упреков самой себе:
«Ты же всегда мечтала повидать чудо, а не могла угадать, что иные чудеса отвратительно пахнут и мерзко выглядят… Брр! Холод по ногам. Этак будешь бояться выйти одна из дома. Может, мне только померещилось страшное дело в сумерках, — бедняга был просто изуродован болезнью, а пес… Мало ли по городу болтается голодных собак. Да еще долгие и темные ночи наводят тоску. Скорее бы пробудилось милое солнце, а год повернул к весне!»
Вероника даже не удивилась, когда в двери комнаты тихо постучали. Сердце рванулось навстречу тайному гостю и не ошиблось.
— Я знала, что ты придешь!
Конта порывисто обнял ее и прошептал:
— Считаю дни до нашего отъезда.
— Хочешь скорее вернуться в столицу, исполнив поручение короля?
— Хочу знать, что больше не один. Но ты права, меня ждут в Гальсбурге с хорошими новостями. Мой господин тяжко болен, я должен быть рядом в случае его смерти.
Вероника отстранилась, не скрывая своего удивления:
— А как же Ламарк? Разве не удел доброго сына и наследника трона спешить к своему королю?
— Если пустишь в комнату, я расскажу. О, вижу, ты осталась довольна моим подарком! Что тебе больше поглянулось — миндальное пирожное или хрустящие шарики, осыпанные белыми хлопьями из волокон заморских плодов?
— Внутри шариков прячется сладкий орешек в густом креме, — улыбнулась Вероника, бросая взгляд на корзиночку, украшавшую стол, — благодарю, это одно из самых дорогих лакомств в Тарлинге.
Очевидно, герцог хотел избежать неудобных тем, и она не стала настаивать на политических разговорах, а просто позволила войти в спальню. Конта сразу по-хозяйски направился к окну и принялся вглядываться во мрак, пальцем рисуя замысловатые надписи по мутному стеклу.
— Как прошел твой день? Накануне праздника некоторые горожане особенно суеверны, не было ли дурных примет?
«Если я расскажу ему про торговца с обликом мертвеца и злобную псину, утром заставит покинуть дом и перебраться к д, Эберви. Нет, я должна молчать, надеюсь, Бертан не проговорится…».
Бесшумно ступая по циновке, Вероника приблизилась к герцогу и осторожно коснулась пальцами металлических перекладин рамы.
— Я давно решила верить только в хорошее и остерегаться плохого.
— Иногда их трудно различить, добро и зло умеют искусно маскироваться. Или опять скажешь обратиться к сердцу, чтобы отличить одно от другого?
— Сердце или голос совести… Ты позволишь спросить?
— Дай угадаю, — Конта провел холодным от стекла указательным пальцем по ее высокому лбу, — тебе хочется знать, за что меня прозвали Бессердечным?
Вероника только прикрыла глаза, давая понять, что он прав.
— Не стоило бы пугать тебя на ночь, но слушай. Наш конный отряд продвигался к реке Мейне, чтобы встретиться с воинством Капи-Литтов. Мы разбили лагерь на берегу, выслав парламентеров с предложением мирных переговоров. По приказу короля среди делегации было семеро мальчиков в праздничных одеяниях, их чистые голоса могли растрогать даже волосатые души троллей. Условия сдачи Капии были просты, в любом случае, наши люди должны были вернуться невредимыми, и лишь потом назначена дата решающего сражения.
— Что же произошло?
— Мужчин они убили и пустили тела по воде, над детьми жестоко надругались, оставив живым только одного. Мальчику помогли переправиться через реку, чтобы он принес нам мешок с головами остальных, по росистой траве от берега до нашего обоза далеко протянулся кровавый след. Я выскочил из палатки и увидел безумие в детских глазах. Тогда я поклялся, что ни один из Капи-Литтов не уйдет от возмездия.
— О небеса! — воскликнула Вероника.
— Крепость мы взяли в кольцо уже через неделю, а спустя месяц осады после удачного штурма проникли внутрь. Там было много родовитых горцев, чванливых и гордых, — часть их налакалась вина, осознав, что битва проиграна. Гальбо велел доставить пленников в столицу, кто-то еще мог присягнуть нам, но я не стал нарушить собственной клятвы. Их всех казнили по моему распоряжению. Сорок семь человек. Три клана за вечер лишились своих предводителей.
— И что же король? — тихо спросила Вероника
— Сказал, что за ослушание я должен быть сурово наказан, а за победу щедро вознагражден. В итоге получил лишь прозвище — Бессердечный. Но скажу больше… в чем-то они правы, все эти шуты, скоморохи и рыночные торговцы, передающие слухи из города в город. Мне нравилось ощущать себя орудием мести, нравилось видеть, как головы врагов летят в корзину, прежде чем быть наколотыми на пики. И так было не раз. Не стал ли я тебе неприятен, Вероника?
Она постаралась ответить быстро, хотя слова давались нелегко после такого признания.
— Не знаю, смогла бы я полюбить человека без сердца, может, твое лишь спит и нужно разбудить его. О войне мне известно из книг и рассказов тех, кто вернулся, но ясно одно, жестокость поражает жестокость в ответ. Как я могу осудить тебя? Я выросла среди мирных людей, мне не приходилось видеть растерзанных детей.
Вероника остановилась, чувствуя, что горло сжимают слезы. Понимая ее волнение, Конта растроганно проговорил:
— Ты невинное, чистое создание, и я обещаю беречь тебя даже … " от себя самого".
Он оборвал фразу на полуслове и круто повернулся к окну.
— Мне тоже знаком страх, хоть ты и почитаешь меня за героя.
— Истинное мужество в том, чтобы побеждать его и смело ступать вперед во благо правому делу. Скажи, почему ты не хочешь восстановить замок Снегирей? Нужно лишь приказать, горожане с радостью исполнят твою волю. И прекрасный сад, окруживший часовню, где нашли покой твои родные, и обветшавшие стены — все можно привести в порядок. Считаю, что следует изгнать тьму из сердца Тарлинга, довольно воспоминаниям нагонять тоску! Прошу, возроди былое величие дома предков и твое имя прославится на века!
— Похоже, ты самый смелый солдат, что вставал под мои знамена.
Конта развел руки в приглашающем жесте, Вероника тотчас прильнула к его груди, чтобы через краткое время с облегчением расслышать биение сердца герцога. Ровное, далекое, но как будто вполне живое… Впрочем, какие бы чувства не обуревали де Маликора, сердце его не меняло ритм вот уже много лет.
С большой радостью он выполнил бы просьбу Вероники, так созвучную его личным порывам. Но как признать, что силы оставляют, стоит лишь коснуться замшелых камней родной ограды, ступить на знакомое старое крыльцо. Во всем королевстве был лишь один кусочек земли, приводивший его в трепет, сковывающий тело смертным ужасом.
Чудовище с ликом Кайро сумело достичь своего — заставило жертву скулить от боли, как жалкого ободранного пса. Кажется, холод подземелья так глубоко проник в плоть, что сердце оледенело и с тех пор еле толкает кровь. Или взамен остановившегося сердца добрая Фея вставила часовой механизм… Конта не помнил подробностей своего спасения, но замок Снегирей стал его вечным проклятием и позором. Открыться в том дорогой невесте? И что он получит в ответ? Жалость или презрение. Нет, никогда. Лучше скорее покинуть Маликорию.
Конечно, можно восстановить замок. А можно разрушить его. Но удастся ли тем самым победить зло, охватившее это место? Двадцать лет назад Конта не сумел даже перешагнуть порог родного дома, тщетно он бродил по двору, тщетно молился в часовне над плитами, скрывавшими прах самых близких и неимоверно далеких людей.
