Надо подняться.
Я пытаюсь, но меня снова валят на асфальт. На этот раз из меня выходит весь воздух, я чувствую чей-то вес на спине. И вдруг страх возвращает мне способность четко мыслить. Я должна встать на ноги.
Одна секция полицейских заграждений уже повалена на асфальт, напротив меня лежит острый обломок доски. Я хватаю его и выставляю за спину. Я чувствую, как дерево входит в контакт с ногами, мышцами, кожей. На секунду груз на моей спине смещается, давление ослабевает, и я вскакиваю на ноги и бегу к помосту.
Джулиан исчез. Я должна была наблюдать за ним. Что бы ни случилось.
Пронзительные крики людей. Запах дыма.
А потом я замечаю его слева от себя. Телохранители ведут его сквозь толпу к одному из старых спусков в метро. Вход, как и все остальные, заколочен фанерными щитами. Но когда они добираются до цели, один из телохранителей делает шаг вперед и толкает фанерный щит от себя.
Это не препятствие. Это дверь.
А потом они исчезают, и фанерная дверь закрывается.
Еще выстрелы. Очередная волна криков. Одного стервятника подстрелили в самом начале спуска. Пуля сбивает его с перил балкона, и он летит вниз, в толпу. Люди, как одна волна,— головы, руки, искаженные от ужаса лица.
Я бегу к входу в метро, где исчез Джулиан. Над входом поблекшие от времени буквы и цифры: N, R, Q, 1, 2,3,7[1]. Посреди царящего вокруг хаоса есть в этих символах старого мира, в этом коде из другой жизни что-то успокаивающее. Мог ли тот мир быть хуже, чем этот? Люди, которые жили во времена ярких огней и открыто любили друг друга, тоже вопили от ужаса, топтали друг друга ногами, целились из ружей?
А потом из меня снова выбивают весь воздух, я лечу вперед и приземляюсь на левый локоть. Я слышу, как хрустнула кость, острая боль пронзает меня насквозь.
Надо мной нависает стервятник. Определить, какого он пола, невозможно. Все стервятники одеты в черное и в черных лыжных шапочках, которые натянуты так, что даже шеи не видно.
— Отдай мне сумку,— рычит стервятник.
Рычанием меня не обманешь. Это девушка. Она пытается говорить басом, но все равно слышно, что голос у нее мелодичный.
То, что стервятник оказался девушкой, злит меня еще больше.
Мысленно я плюю этой стервятнице в лицо: «Да как ты смеешь? Вы все испортили!»
Но я послушно сажусь и начинаю стаскивать с плеч рюкзак. Боль яркими вспышками распространяется от локтя к плечу.
— Давай, давай, шевелись.
Девушка пританцовывает на месте и одновременно ощупывает длинный острый нож за поясом.
Мысленно я взвешиваю все, что есть у меня в рюкзаке: пустая банка из-под воды, зонтик Тэка, ключи, руководство «Ббс» в твердой обложке. Тэк настоял, чтобы я взяла эту книгу с собой, и теперь я ему за это благодарна. В ней около шестисот страниц.
Достаточно тяжело. Я беру лямки рюкзака в правую руку и крепко сжимаю их в кулаке.
— Я сказала — шевелись.
Стервятница в нетерпении наклоняется за рюкзаком, а я, преодолевая боль, наношу удар. Рюкзак бьет ее в висок с достаточной силой, чтобы сбить с ног. Она валится на бок. Я вскакиваю на ноги. Стервятница хватает меня за лодыжки, и я дважды со всей силы бью ее ногой под ребра.
Священники и ученые правы в одном: глубоко в душе мы все ничуть не лучше диких зверей.
Девушка складывается пополам, я перепрыгиваю через нее и, петляя, бегу через поваленные полицейские заграждения. Вокруг продолжают кричать люди, их крики превратились в жуткий вой, похожий на усиленный динамиками вой сирены.
Добегаю до входа в метро, кладу ладонь на лист фанеры и на секунду замираю в нерешительности. Согретая солнцем, шершавая поверхность вносит частичку нормальности в творящееся вокруг безумие.
Еще один выстрел. Я слышу за спиной глухой звук от удара тела о землю. Снова крики.
Я подаюсь вперед и толкаю дверь из фанеры. За дверью полумрак и резко пахнет плесенью.
Назад я не оглядываюсь.
Закрыв за собой дверь, я какое-то время стою, чтобы привыкнуть к темноте, и прислушиваюсь. Ни шагов, ни голосов не слышно. Тишина. Запах здесь еще хуже, пахнет смертью, костями животных, гнилью. Я закрываю нос рукавом куртки и делаю глубокий вдох. Слева размеренно капает вода. Больше никаких звуков.
Прямо передо мной — широкие ступеньки, на ступеньках разбросаны скомканные газеты, мятые пластиковые стаканчики, окурки. Все это освещает тусклый электрический фонарь, такими же мы пользовались в Дикой местности. Должно быть, кто-то поставил его здесь раньше.
Я очень осторожно подхожу к ступенькам. Телохранители Джулиана могли слышать, как я открывала дверь. Они могли затаиться и теперь ждут, когда я покажусь. Мысленно я проклинаю металлодетекторы и все сканеры на свете. Сейчас я бы все отдала за нож, отвертку или что-нибудь в этом роде.
Тут я вспоминаю о ключах от квартиры. Приходится снова снять рюкзак. Когда я стягиваю лямку с левой руки, боль стреляет от локтя в плечо. Чтобы не закричать, я втягиваю воздух сквозь зубы. Хорошо хоть упала на левую руку — если бы пострадала правая, я бы мало на что была способна. Я вставляю ключи между пальцев, Тэк показал мне, как это делается. Оружием не назовешь, но хоть что-то. После этого я, внимательно вглядываясь в полумрак, начинаю спускаться по ступенькам.
Ничего. Никакого движения, никаких звуков.
В конце лестницы стоит замызганная будка, на стеклянных стенках до сих пор сохранились смазанные отпечатки ладоней. За будкой — ржавые турникеты перекрывают вход в туннель. Их целая дюжина, они похожи на остановившиеся ветряные мельницы. Я перелезаю через один и мягко приземляюсь на другой стороне. С этого места туннель разветвляется на несколько, каждый отмечен своими буквами и цифрами. Джулиана могли увести в любой из них. Все туннели уходят в темноту, свет от фонаря сюда не доходит. Я прикидываю, не вернуться ли к фонарю, но тогда я совсем отстану от Джулиана.
Я снова замираю на месте и прислушиваюсь. Сначала — ничего, а потом мне кажется, что я слышу тихий топот в туннеле слева. Но как только я начинаю движение в эту сторону, снова воцаряется тишина. Я уверена, что топот мне показался. Не знаю, что теперь делать. Я провалила задание — это ясно. Но с другой стороны, Рейвэн и Тэк не могут винить меня в том, что я потеряла Джулиана во время атаки стервятников. Я не могла ни предвидеть такое, ни подготовиться. Никто не смог бы.
Выходит, единственное, что мне остается,— это отсидеться здесь, пока полицейские не восстановят порядок наверху. А они восстановят, в этом я не сомневаюсь. Если придется, я могу устроиться здесь на ночлег. А завтра подумаю, как добраться обратно в Бруклин.
