Я поежилась.
Стоило подумать, что я знала, насколько ужасным был Фейвальд, как он снова меня удивлял.
Если я выберусь сейчас из комнаты, и меня поймают раньше, чем я использую меч, это может ждать меня. Я осторожно вытащила его из ножен, готовая убежать в любой миг.
Вот так. Я подняла факел, взмахнула им, чтобы зажечь. Пока все шло хорошо.
Я прошла по купальне в спальню, игнорируя кровать из белых перьев и воспоминания о темной голове на мне, пока я исцелялась. Я добралась до двери, приоткрыла ее и приготовилась к скрипу петель.
Скрипа не было. Хорошо.
Я прошла в комнату и охнула.
Комната была огромной. Больше Скандтона. У дерева или деревьев, под которым был построен дом, была огромнейшая корневая система. Корни свисали, как волосы, с земляного потолка так высоко, что мое второе зрение не видело вершину. Большие корни спутались, напоминая пещеру и спиральную лестницу, вырезанную в земле по бокам. Корни были осторожно связаны узлами, которые поддерживали лестницу, а не разрушали строение, вырезанное в белом меле.
Двери открывались вдоль изогнутой лестницы — двери, как у Скувреля — лампы висели под потолком. Потолок был неправильным словом, потому что, когда я посмотрела на простор на другом конце спирали, я увидела, что лестница вела все выше и выше, и каждый слой дверей стоял на следующем витке лестницы, и лампы выглядели как тысяча светлячков.
В каждой трепетало волшебное существо, как маленький дракон. Они так ярко сияли, что я не могла смотреть на них дольше секунды. Каждое было со странным оттенком — кто-то белый, кто-то синий или лиловый, бирюзовый или желтый, другие были черными, но как-то сделанными из света. Я покачала головой. Фейвальд был полон ужасов, но и полон чудес. Между каждой дверью вдоль лестницы были вырезаны полки, и они были полными книг, которые выглядели так, словно не просто наполняли полки, а были запиханы поверх других книг, чтобы для того, чтобы вытащить книгу с полки, нужно было бороться со всеми книгами.
Ножи свисали с потолка на цепочках, острием к моей голове, были вонзены в стены между книгами и вдоль рам дверей, украшали лампы с дракончиками, формировали выступы на перилах лестницы, торчали из спутанных корней.
Я осмотрела ближайшую полку, взгляд упал на большую книгу в черном переплете. Я вытащила ее, открыла, и ярко-синий свет затопил мой взгляд. Я испуганно закрыла ее.
— Изучаешь наши грехи? — спросил изумленный голос.
Я повернулась, охнув. Меня увидели.
Проходы были полны фейри, они бродили, болтали, сидели на скамьях у перил, читали книги или потягивали горячий чай из чашек. Големы зловеще двигались между ними, носили книги на полки или доставляли чай на серебряных подносах.
Они пропустили того, кто задал мне вопрос, но не смотрели на него. И не смотрели на меня.
— Как ты меня видишь? — поразилась я.
Он был первым фейри, которого я увидела, и было бы ложью сказать, что я не ненавидела его.
Кавариэль улыбался, и улыбка показалась мне чудесной в первый раз, когда я ее увидела. Теперь от нее тошнило. Он дрогнул, и крылья стрекозы раскрылись за его спиной, стали трепетать в свете ламп.
— У меня тоже есть хитрости, — он ухмыльнулся, приподнял рукав камзола и показал мне серебряный щиток с рубинами. — Это делает меня невидимым. И, похоже, раскрывает мне других невидимок. Как удобно. Ты ведь всегда была невидимой сестрой, да? По крайней мере, так всегда говорила Хуланна.
Кровь отлила от моего лица.
— Что ты собираешься делать? — спросила я.
— Двор Ножей — хорошее место для наказаний. Уверен, Лорд Шелка поможет тебе, если ты попросишь.
Это была угроза. И мне было все равно.
— Вот уж нет, — напряженно ответила я.
Он пожал плечами.
— Может, я хочу только поговорить.
— Сомневаюсь, — сказала я. — Ты обожаешь игры власти, так что хочешь большего.
Он осторожно огляделся, но никто не обращал внимания. Фейри всегда шептались и что-то затевали, как мы. Он склонился ближе.
— А мне говорили, что смертные переживают за детей, — прошептал он, и ощущение его дыхания на моем ухе вызывало тошноту.
И все же.
— Ты знаешь, где тут смертные дети? — прошептала я в ответ.
От его улыбки все во мне сжалось.
— Заключи сделку, и я покажу, где они. Один разговор для меня. Один шанс узнать друг друга. Мы же все-таки семья.
— Разве? — парировала я. — Моя сестра закрепила ваш брак?
— Годы назад, — сказал он нараспев. — И то было чудесное время для нас, но я устаю от ее беспощадных амбиций и сосредоточенности на одном.
— Приведи меня к детям немедленно, не раскрывая меня никому, не вредя и не убивая их, когда мы прибудем, не вредя и не убивая меня по пути, и я буду говорить с тобой по пути, — предложила я.
— Договорились, — прошептал он, в его улыбке была капля безумия, и от волнения я уже жалела, что предложила это. — За мной.
Глава двадцать пятая
Я спускалась за Кавариэлем по спирали все ниже мимо множества фейри. Рога и яркие глаза, мрачные оскалы и хитрые гримасы. Мы миновали белого тигра в клетке, который вытянул лапу между прутьев и попытался схватить меня. Я отбила его лапу ржавым мечом.
— Мышки, мышки, — сухо сказал Кавариэль. — Много мышек под холмом.
— Мышки? — мой тон тоже стал сухим.
— Кто, кроме мышек, прячется в холме? Прячется под Лордом Шелка, забирает крошки, когда остальной Фейвальд готовится к войне?
— Кто? — спросила я.
Это загадка, — насмешливо сказал он. Он был не таким, как я ожидала. Он украл кубок вина со стола рядом с чьим-то локтем, осушил его, вытащил из камзола маленькую серебряную пудреницу, взял оттуда шепотку синей пыли и понюхал ее.
Я старалась игнорировать его странное поведение. Как долго моя сестра привыкала к этим странностям? Может, они нравились ей с самого начала.
Я старалась игнорировать другие странности по пути ко дну пещеры — русалки плавали в соленой воде, оттуда големы на спинах вытаскивали огромных моллюсков. Птицы без крыльев ехали на крылатом фейри, который вопил, как олень. Единорог гарцевал, словно танцевал.
Я задрожала от вида единорогов. Я знала их тайну. Но старалась игнорировать их, чтобы понять загадку Кавариэля. Он хотел сказать, что тут собрались те, кто не хотел воевать с Двором смертных, и Лорд Шелка правил ими?
— Почему Лорд Шелка правит Двором Ножей? — шепнула я, когда рядом были только големы.
— Вжих-вжих, он перерезал глотки другим. Мешок из шелка, долгое падение, и они покидают жизнь навсегда!
Это было интересно.
— А те, кого тут нет, собираются воевать? — спросила я.
— Я тут, и я точно собираюсь воевать. Снаружи ревут львы, их время воевать настает. Мышки прячутся внутри. Они не любят веселье.
Я кивнула. Тут были все, кто не хотел биться с моим народом. Тут было много фейри, но Скуврель называл количество, и это была, наверное, одна десятая их народа. Холодный пот выступил на теле. Остальные собирались растоптать Скандтон.
И я не знала уже, было это плохо или хорошо.
Это точно плохо, Элли. Ты не хочешь, чтобы фейри и их жестокость пролились в мир смертных.
Но как это отличалось от Олэна и сэра Экельмейера? Никак.
И все же смертные должны были заниматься делами смертных. Вторжение фейри в качестве решения было как нанять льва сторожить овец от волков. Все было хорошо, пока он охотился на волков, но стоит им уйти, и он порвет овец на куски.
— Скажи, смертная сестра, — спросил Кавариэль, — твой муж уже признался тебе в своих преступлениях? Он сказал, что это он подал Лорду Шелка идею о свободе, а потом убил его предшественника и зарезал половину его двора, связал тех, кто был против, в мешки шелка и повесил их на скалах?
— Он этого не делал, — холодно сказала я. Скуврель стоял за этим?
— Он сказал тебе, что он первым пришел ко мне со словами Истины, и вместе за щепоткой Чернильной смерти мы придумали, как пройти в мир смертных и заманить смертного? Что твоя сестра не попала бы сюда, если бы не он? Что я остался бы при Дворе Кубков, наслаждаясь вином, пиром и искусством, а не женился бы на кровожадной смертной, в глазах которой горит вызов?
