все одноликие братья, со скрещенными на груди руками и стеклянными, лишенными воли глазами. Я смотрела на него снизу вверх и чувствовала, как ненависть скапливается ледяным комом в горле, заставляя слезы все больше заливать мое саднящее лицо.
– Какое правило ты нарушила, Арния?!
Всю дорогу до Лаира он ежеминутно задавал мне этот вопрос, но я ни разу не ответила, за что получала унизительные оплеухи. Вот и сейчас не собиралась отвечать. Отныне для меня не существовало его дурацких правил! Я больше не часть клана безликих! Я – истинная пара вожака Патория! Метка на плече без слов говорила об этом.
Цэп выпустил из рук мои несчастные волосы, и я невольно кончиками пальцев провела по краям метки, наслаждаясь тем, что теперь никогда не буду принадлежать колдуну.
Он не мог не уловить мою легкую полуулыбку, что родилась от воспоминаний о Миране. Я даже не успела ничего понять, как получила удар по лицу и ощутила солоноватый вкус крови во рту. Слизнула вязкую каплю с губы и гордо вскинула подбородок, не побоявшись с вызовом посмотреть на тряпичную маску отца.
Это я ее заставила! – не унималась моя несчастная мама, от чего мое сердце сжалось в тугой комок и затарахтело так громко, что я ощутила его пульсацию в висках. Мне хотелось закричать во всю глотку и возразить, переключить внимание отца обратно на себя, но будто в вязком страшном сне я была способна лишь хватать ртом воздух и издавать еле слышные хрипы.
– Какое правило ты нарушила, Селеста? – обратился он к матери ровным стальным и дико холодным голосом, от которого кровь стыла в жилах.
– Я не явила истинный лик. Я открыла дочери правду и заставила ее бежать, – захлебываясь слезами, прерывисто отвечала мать. – Пощади Арнию и я сделаю все, что скажешь.
Я хотела опустить взгляд, чтобы не видеть унижений родного сердцу человека и краем глаза заметила, что Дагаш поменялся в лице, что его нижняя губа задрожала, а на скулах заходили желваки. Он смотрел на Цэпа отнюдь не так, как остальные одноликие. Я увидела в его глазах огонь ненависти и ревности. Но мгновение спустя все та же безразличная маска вернула ему прежний образ.
Я обомлела, не осознавая, как правильно воспринять увиденное. И с каждой секундой мне все больше казалось, что я ошиблась, что не правильно уловила его мимику.
– Что ж, – шепнул отец, словно змея перед броском. – Если явишь мне истинный лик, я подарю Арнии жизнь, но ты сама на рассвете будешь казнена на глазах всего клана, – вынес он вердикт и впервые за время пребывания в цитадели, я почувствовала в себе силы, чтобы произнести слова.
– Даже не думай! – крикнула матери и тут же получила удар по ребрам. Свернулась в тугой комок, лелея новую острую боль, прижимая ладони к животу, до дрожи обнимая саму себя руками.
– Я согласна, – послышался тонкий голосок матери и лязгнули цепи, когда она, шатаясь, поднялась с пола.
Цэп подошел к ней медленно, и теперь я видела его только со спины. Тряпичная маска опустилась на пол и Селеста застыла с ужасом в глазах. Ее лик медленно менялся. Волосы подскочили до плеч спиралями ярко-каштановых прядей. Губы приобрели более четкий контур, а глаза стали серыми и пустыми, как весь наш Лаир. Она упала на колени перед отцом и с трепетом коснулась его штанины. Я впервые видела, как безликая женщина отдает свою душу и подчиняется колдуну. За считанные секунды я потеряла мать, и ряды глупых овец пополнились. Хотелось кричать от боли, которая даже на толику не сравнится с физической, но вместо бессмысленной истерики, я взглянула на Дагаша, который опустил голову и задрожал.
– Прикажи подготовить два столба для распятия на аллее и отведи Арнию в темницу цитадели. Охраняй лично и следи за тем, чтобы никто нас не беспокоил. У Селесты сегодня последняя ночь и она будет для нее незабываемой, – отдал Дагашу приказ отец, нарушая обещание, данное матери. Уж лучше бы мы умерли вместе не в забвении, а в реальности!
Одноликий в почтении приклонился перед колдуном и резко поднял меня с пола за шкирку. Толкнул в сторону выхода и захлопнул за собой дверь. Грубо схватил за руку и повел вниз по лестнице, изредка придерживая, чтобы не упала. Я валилась с ног от боли и усталости, от истощенного состояния души, в которой надежда на освобождение умерла окончательно. Я стала никчемной и безвольной оболочкой, которой было наплевать, что будет дальше. Скорее бы состоялась казнь, и закончились мучения. Вот и все. Я подошла к своему концу в тот самый день, когда почувствовала истинную любовь. Жаль, что так скоро меня не станет и сердце, в котором навек отпечатался образ Мирана, перестанет биться. Жаль, что безликие женщины никогда не освободятся от оков колдуна. Я думала об этом отрешенно где-то на границах подсознания, даже не слыша, как Дагаш отдает приказы одноликим.
Только ощутив сырость просторной темницы и холод стены, к которой прильнула спиной, вернулась в реальность. Ключ прокрутился замке решеток и Дагаш застыл в коридоре, буравя меня пустым взглядом. Я скатилась на ледяной пол и задрожала от холода. Смотрела на брата и молчала, потому что знала, нет смысла говорить с тем, кто беспрекословно подчиняется отцу. Вот бы еще хотя бы раз перед смертью увидеть своего белокурого оборотня! Даже просто издалека, даже не прикасаясь к его крепкому телу, даже не чувствуя запаха его кожи, не слыша голоса. Надеюсь, что мы встретимся во сне в последний раз, но как уснуть в эту роковую ночь? На счету каждая секунда последних часов перед рассветом. Селеста их мне подарила, пожертвовав собой. И я боялась представить, что делает с ней сейчас отец…
– Что означает эта метка? – вдруг спросил Дагаш, силуэт которого утопал во мраке коридора.
Я прикоснулась к шероховатой поверхности предплечья и невольно улыбнулась, удивляясь тому, что брат со мной заговорил.
– Я принадлежу вожаку Патория. Она означает, что я самка Мирана. Я явила ему истинный лик, и теперь отец никогда не сможет погрузить меня в забвение, как остальных безликих, – я говорила это с гордостью и чувством крохотной, но победы.
– Значит, он придет за тобой?
По телу поползли колючие
