обижали никогда, да и вообще слабого всегда защищали. Да и не бывало у них сирот. Родителей нет? Так остаются тетки, дядья, двоюродные братья и еще куча родственников. А если и нет никого, то женщина может прийти в любой шатер и стать членом рода.
Велеслава и Дарена, несмотря на то, что в княжеских палатах жили и считались почти что воспитанницами Вольского, все равно оставались сиротами. Когда князь дома был, они чувствовали себя в совершенной безопасности, у Матвея Всеславовича не забалуешь. Слуги по струнке ходили, домочадцы лишнее слово произнести боялись. А девок он привечал, сажал за свой стол, беседы с ними вел. Но стоило князю за ворота выехать, как все менялось…
Листян от подобного двуличия просто трясло, но изменить это она была не в силах.
Вымученно улыбнувшись перепуганным девушкам, она взмахнула рукой.
— Данила Матвеевич пришел. Пьяный. Спать его уложили на лавку.
Девки задрожали еще больше:
— Матвей Всеславович сынов своих любит очень. Все им прощает. — Матвей Всеславович сынов своих любит очень. Все им прощает. Неждан да Радим, они хорошие, спокойные, а Данила…
— Когда с нами еще Любомила была… — начала было Дарька, — Данила ее…
Велеслава зашипела и толкнула подругу в бок, но та глазами сверкнула и упрямо продолжила:
— Надругался над ней Данила, не поглядел, что она под защитой княжеского имени была. Так Матвей Всеславович сказал, что все, что его — и сынам его принадлежит. А Любаня сама, знать, виновна, раз мужику отдалась. А что она сделать могла? Он же такой здоровый!
— И что было с Любомилой? — похолодев, спросила Листян. В голове картинки одна другой страшнее вставали.
— Да ничего не было с ней, — строго ответила Велька. — Приданое дали, замуж пошла быстренько. Потом ребеночка родила… рыженького. У Вольских всегда детки рыжие рождаются. Живет сейчас припеваючи.
Листян хмыкнула. Все же некрасивая история закончилась благополучно. Это не могло не радовать.
В дверь нетерпеливо стукнули раз, другой. Девушки вздрогнули дружно.
— Листян, открой, это Ольг, — раздалось из-за двери.
Велеслава бросилась открывать.
Юный мор был хмур и мрачен, хотя и улыбался криво. В руках у него был кинжал.
— Листян, это тебе. Мало ли, — он протянул степнячке оружие рукояткой вперед.
Сердце вдруг пропустило удар. Кинжал был ей знаком: узкий, длинный, с рукояткой, украшенной мелким речным жемчугом. Кинжал Нарана. Видимо, он подарил его своему ученику на память — а теперь ученик передавал его любимой женщине тысячника.
Дрожащими пальцами приняла подарок, опустила ресницы. Про Нарана Лис не вспомнила в землях мора ни разу, а теперь вдруг словно встрепенулось все внутри. Наверное, ему было бы приятно, что его оружие досталось Листян. Ей — точно приятно.
— Будь с Данилой осторожна, он глуп и горд, — наставлял степнячку Ольг. — Наедине с ним не оставайся.
— Спасибо тебе, — запоздало вспомнила девушка. — Ты один за меня заступился.
— Баяр и Дженна мне жизнь подарили и род вернули, — пожал плечами парень. — Меньшее, чем я могу оплатить.
Листян насупилась. Выходит, юноша защищал ее из благодарности брату?
— Спросить хочу, княгиня, — продолжал мор строго. — Для чего тебе полусотня кохтская, я не увидел? Али думаешь, в княжеском тереме обидчиков не найдется? Пусть женский десяток рядом с тобою будет, прикажи им. Они — твои. Никто не посмеет запретить, даже сам князь.
Листян широко раскрыла глаза: а ведь он прав! Непременно распорядиться нужно будет! Ай да Ольг, сами Великие Предки его в нужную минуту к Листян позвали, видимо. Уж со своими личными охранницами никакой Данила ей не страшен, и челядь хамить и обращаться свысока не посмеет.
14. Новое положение
Степняки, несмотря на улыбчивость и дружелюбие, люди обычно очень закрытые. Прищурятся, губы сомкнут, замолчат — и не отличишь от медной статуи. Так и Сельва, которая теперь всегда за спиной Листян ходила, никаких эмоций не показывала: страж и страж. О чем думала, о чем мечтала, чего от жизни ждала — непонятно. Красавицей ее было не назвать: ростом не выше юной княгини, была она старше на добрый десяток лет. Юношеская свежесть и округлость щек уже ушли, под вечно прищуренными глазами — морщинки. Черные волосы коротко, почти по-мужски острижены. Движения резкие, быстрые, речь скупая. Может десятница и выругаться непотребно, и ударить первой.
И все же на нее мужчины заглядываются – Листян это видела точно. Слишком уж необычна была Сельва — словно орлица среди куриц. Может, и найдёт эта израненная душа своё счастье тут? Только б не сейчас, не скоро. Пока десятница ой как нужна самой Листян!
С четырьмя молчаливыми стражницами за спиной было жить куда проще. И «распоряжений не было» княгиня слышала все реже. Оказывается, когда тебя слушают и слышат, и дрова быстро находятся, и в столовой обед сам собой накрывается, и портниха местная с образцами ткани самым магическим образом появляется в горнице. И даже с крыльца спускаться можно (но это она рискнула сделать, когда синяк на лице уже пожелтел и стал на смуглой коже лишь тенью) — а кто княгиню обидеть посмеет, если вокруг полсотни ее личной охраны? Впору ей уследить, чтобы кохтэ кого ненароком не обидели.
За внутреннюю, первую стену, впрочем, Листян выйти не рискнула: что-то ей подсказывало, что князь
