И вроде бы все было как прежде
...Но без него было совсем не так. Тоскливо.
Раньше я не боялась одиночества, спокойно обитая вместе с молчаливым мальчиком и не менее молчаливыми псами, но теперь словно чего-то не хватало.
А еще я ждала, что он вернется.
Хотя бы чтобы извиниться за свои слова. И попрощаться.
Но прошло несколько дней, а медведь не приходил.
Оказалось, что за это время я к нему на самом деле привязалась и привыкла, а он…просто использовал мои добрые побуждения. Себе в угоду.
Тяжело было с этим смириться.
Еще тяжелее принять, насколько близко я подпустила его к себе, даже не задумываясь над этим.
Черт, я всегда была настолько наивной, что теперь от этого было просто тошно!
Впрочем, после его ухода я все же изменилась, наученная горьким опытом, уже не шарахаясь от ужаса, когда вечером мои псы стали вести себя беспокойно, явно учуяв поблизости незнакомца, которого здесь никто не ждал.
Вскоре на самом деле нарисовалась небольшая фигура.
Вполне себе человеческая. И мужская.
Сложно, конечно, было назвать его незнакомцем, но и другом он точно не был совсем.
Местный участковый.
И один из униженных горе-ухажеров, которых раньше отец спускал с порога, не дожидаясь от них даже приветствия.
Жаль, что я не могла сделать так же.
Зато вышла на порог с ружьем, уже спущенным с предохранителя, и своими псами, что глухо рычали и всячески показывали, что не стоит подходить ко мне близко.
— Зачем пришел? — хмуро и сухо проговорила я первой вместо приветствия, замечая, как мужчина тут же недовольно поджал губы, окидывая меня пристальным и очень красноречивым взглядом.
— Не очень-то вежливо. Особенно в отношении представителя власти.
— Представитель власти ты с восьми утра до пяти вечера, а сейчас ты незваный гость.
Странно, но во мне ничего не дрогнуло, когда я отвечала, глядя прямо в недовольные мужские глаза и впервые испытывая не страх, а ненависть. Огромную. Обжигающую. Словно сейчас она вся заключалась в одном-единственном человеке, что стал олицетворением всего самого мерзкого и тошнотворного для меня.
— Грубишь, Иля!
— Так а я тебя на чай не звала, чтобы любезничать.
В какой-то момент мужчина просто покраснел от ярости. Это было видно даже в густых сумерках.
Странно, что он не перешел на крик или грубость, только хмыкнул мерзко и похотливо:
— Так позвала бы! Или ты предпочитаешь исключительно лесорубов? Полицейские тебя не возбуждают?
Когда мужчина сделал вдруг шаг вперед, я вскинула ружье.
И выстрелила.
Не задумываясь о том, что творю и что этот резкий оглушающий звук наверняка будет слышно даже в поселке, как бы далеко он ни находился от нас.
Я не целилась в него и не преследовала цели что-нибудь отстрелить, хотя было бы неплохо. Выстрелила под ноги, но и этого было достаточно, чтобы участковый сбросил свою маску приличия, заорав, но все-таки отшатываясь назад:
— Совсем охренела!
— Слышал что-нибудь о частной собственности? — спокойно отозвалась я, только чуть придерживая свободной рукой псов, которые уже почти было ринулись к незваному гостю, чтобы помочь ему скорее покинуть пределы ограды, постыдно сбежав, дабы остаться с целым задом.
Все-таки немецкие овчарки были грозной силой против одного человека. Даже с погонами.
— Ты уже одичала здесь одна на краю леса! Мужика тебе надо нормального! А не трахаться со всеми подряд без разбора!
В горле стало горько от желчи, что поднималась изнутри.
Никого не интересовала правда.
Достаточно было слов зачастую совершенно пьяных мужчин, которые охотно делились подробностями несуществующих свиданий со мной.
Это началось в тот момент, когда я осталась в доме одна с братом.
Сначала я пыталась бороться с этими грязными, отвратительными слухами.
Пыталась доказать, что все это обман и наговоры, но люди меня не слышали. Они говорили, раз я оправдываюсь, значит, есть за что.
Так им было проще жить.
Наверное, даже веселее.
Всегда был повод обсудить и посудачить долгими вечерами.
— Ты зачем пришел? Предложить свою кандидатуру? — все так же холодно и спокойно отозвалась я, давая понять, что выстрелю еще раз, если понадобится. И в этот раз уже не в землю.
— А что? Не подхожу? — тут же злобно сощурились глаза мужчины.— Слишком плох для такой красотки, как ты?
— Так чем ты лучше других? Пришел и заговорил с порога о сексе.
— А тебе нужны цветы и ухаживания, дура? Ты не думай, что я с тобой сюсюкаться буду! Если нужно, я тебе и ноги прострелю, чтобы ты на колени встала!
Он снова дернулся вперед, в этот раз выхватывая откуда-то из-под засаленной короткой форменной куртки свое табельное оружие и направляя его не на меня, а на собак.
— Сначала их пристрелю, а потом решу, что с тобой делать!
— Разве еще не решил?
Не знаю, кто из нас с участковым вздрогнул первым от услышанного голоса, который раздался ясно и слишком близко, чтобы быть всего лишь эхом.
Медведь!
Сердце заколотилось так, что в какой-то момент мне показалось, что я оглохла!
И такой реакции я от себя совсем не ожидала, в первую секунду растерявшись и едва не выронив ружье.
Я увидела его спустя минуту, спокойно и размеренно шагающего со стороны леса с какой-то тушей в руках, которую он благополучно кинул за дом, двинувшись к нам.
Слава богу, в штанах!
В полумраке позднего вечера, к счастью, не было видно ни его поразительных глаз, ни кончиков клыков, которые можно было бы заметить, если подойти к нему близко.
— Разве ты сюда шел не ради собственного удовлетворения? — протянул медведь своим странным низким голосом, по которому я, оказывается, успела соскучиться, а потому постыдно покрылась мурашками, услышав его сейчас.
— А ты кто такой, чтобы говорить со мной так?!
Участковый повысил голос и старался выпрямить спину, но даже я видела, что он струхнул. Определенно.
И в чем-то его, конечно, можно было понять.
Ведь медведь не останавливался, а продолжал идти прямо на него, настолько мощный и высокий, что любой мужчина из поселка, даже самый сильный и большой, почувствовал бы себя неловко рядом с этим великаном.
— Ты кто такой, я тебя спрашиваю?! — рявкнул мужчина, показывая оружие в своих руках, а медведь остановился в десятке шагов от него, ответив резко и твердо:
— Я ее муж.
Меня просто оглушило!
Я больше не слышала, о чем еще говорили мужчины, и не попыталась даже остановить медведя, когда тот схватил ошалевшего участкового с перекошенным лицом буквально за шкирку и просто выбросил за ограду. Как мешок с мусором.
Он даже не оглянулся на мужчину, который шлепнулся в грязную жижу с весьма характерным шлепком, взвыв от брани и пытаясь подскочить, но безуспешно.
А я смотрела распахнутыми глазами на приближающуюся теперь ко мне мощную фигуру, даже не моргая, слыша только, как продолжает колотиться сердце. От его неожиданного появления.
И слов.
— …Какой еще муж? — только и смогла хрипло выдохнуть я, когда он встал напротив, широко улыбнувшись и не скрывая того, что активно втягивает в себя воздух, прощупывая мои эмоции своим чутким звериным нюхом.
— Большой, волосатый, грязный, очень голодный и очень больной.
Я не смогла сдержать нервный смешок, весьма скептически осматривая медведя и не пытаясь отшатнуться назад, как бы близко он ни стоял.
По поводу большого, волосатого и грязного сомнений не возникало ни капли.
А про голодного и тем более очень больного я бы поспорила, потому что при том, что медведь скитался где-то эти дни, оставшись без медицинского вмешательства с моей весьма скромной стороны, выглядел он, прямо скажем, хорошо.
Я бы даже сказала — куда лучше, чем когда он уходил.
Нашел где-то волшебную пилюлю?
Все это время, что я рассматривала его, медведь молчал и не торопился отходить, словно давал мне время снова свыкнуться с тем, что он рядом.
