уже пойду, меня дядюшка ждет.
Невольно я покраснела, как спелая земляника. Хозяин хмыкнул.
– Боюсь даже представить, что у вас в голове. Мариэлла, послушайте меня: еда в кухне. Я принес готовое. Разбираться со всем будем потом. Вот тут, – он наклонился и поднял с пола сверток, который я выбила из его рук, и сама этого не заметила, – платье, в котором вы можете убирать в доме. Пожалуйста, не портьте больше чехлы для мебели. Меня не будет допоздна. В дом без меня никого не пускать, вам понятно? И заказы от моего имени тоже не брать!
Я кивнула и пожала плечами:
– Да как я могу от вашего имени брать заказы? Я ж понятия не имею, что и к чему!
Хозяин пристально посмотрел мне в глаза. А потом пригладил взъерошенные волосы:
– Радует, что вы это понимаете. Хорошо. Я надеюсь на ваше благоразумие.
Спустя минуту в комнате и в доме я осталась одна. Постояла немного на месте, прислушиваясь к воцарившейся тишине. А потом со вздохом поплелась на кухню. Есть хотелось так, что думать об уборке не получалось. А еще я малодушно решила перевести дух где-то в другом месте, подальше от огромного говорящего паука. И заодно придумать, как буду действовать дальше.
События неслись вскачь. И совершенно куда-то не туда, куда планировалось. Я всего лишь хотела добыть еды себе и мелким. Мелкие вообще не знали про проказу с панталонами. И несправедливо было лишать их каши на воде, которой нас обычно кормили в приюте. Но матушке-настоятельнице было плевать. Для нее мы были виноваты все. Поголовно. У-у-у-у!
С такими невеселыми мыслями я вошла в тихую и пыльную кухню. Паучьи конечности по-прежнему торчали из-под крышки ларя. Только уже не дергались. Я стыдливо отвела в сторону взгляд. Я ведь не специально! Я просто очень сильно испугалась.
Еда нашлась на столе: полкаравая простого деревенского хлеба из печи, кусок острого овечьего сыра, кувшин, в котором обнаружилось кислое молоко, и горшочек, распространяющий вокруг себя одуряющий запах. Рядом на столе лежали три крупных краснобоких яблока. При виде них у меня побежали слюнки. Но начала я с горшочка.
В горшочке оказалось жаркое. Я такого ни разу в жизни не ела. Наваристое, ароматное, с пряными травками и кусочками мяса. От его запаха у меня кружилась голова и рот наполнялся слюной. Я хотела только немножечко попробовать непривычную для меня пищу, а остальное отнести мелким в приют, побаловать на прощанье. Ведь я теперь уже вроде как взрослая, работаю и живу у хозяина. И себе еще заработаю на такое жаркое. Но… Набирая жаркое в ложку в самый последний раз, я вдруг услышала неприятный скребущий звук. Это ложка скребла по донышку горшочка. По донышку пустого горшочка.
Я расстроилась почти до слез. Вот и сходила в гости, побаловала. Яблоки и сыр были не частыми гостями в приюте. Но мы все их вкус знали. Изредка нам перепадала и такая роскошь. А вот жаркое…
Расстроенно шмыгнув носом, я потянулась за яблоком. Чего уж там теперь, хоть сама наемся разочек.
– Не смей меня трогать, негодница!
Меня так и подбросило на табурете на полметра вверх, и я застыла с протянутой над столом рукой. Среди яблок удобно расположился тот, кто в кабинете давал мне советы, как соблазнять хозяина.
От ужаса в легких почему-то закончился кислород. Я хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. А мой оппонент с любопытством таращился на меня всеми восемью глазами.
Так прошло секунд десять. А потом пауку надоело, и он не слишком дипломатично проскрежетал:
– Ну что ты на меня уставилась, милочка? На мне бриллиантов нет! И не надейся! Бери свое яблоко, что ли. Я не претендую. А вот мяска бы могла и оставить. Чай, не одна в этом доме. – Он сдвинулся в сторону, всей своей мохнатой и упитанной тушей демонстрируя неодобрение, а потом припечатал меня: – Единоличница алчная! Моришь ребенка голодом!
Вот тут у меня весь испуг и прошел. Я выпрямилась и возмутилась:
– Это ты-то ребенок?! Как по мне, так больше на старого лешего, поросшего мхом, похож. И вообще, если ты ребенок, то питайся вон, – я кивнула на кувшин, – молочком. Нечего на взрослую пищу заглядываться! А не нравится – иди сплети сеть и лови мух!
На меня уставились восемь предельно недовольных глаз:
– Ты в своем уме?! Я зомбями не питаюсь! А тут других мух давно нет! Даже сушеные в пыль рассыпались!
Я хмыкнула:
– Так вот кто тут намусорил в доме! Надо хозяину подсказать, чтоб купил магической отравы от насекомых, вытравил некоторых чрезмерно глазастых и чрезмерно болтливых!
Паучище презрительно оттопырил жвала:
– Ты еще дустом пороги помой! Дура-девка! Сначала сама собеседника пожелала себе, магией наделила. А теперь травит! Ну и демоны с тобой!
Он важно и не торопясь сполз с яблок и направился к краю стола. А я ошарашенно хлопала глазами, сидя на своем месте. Это я его магией наделила?! Что за ерунда? У меня у самой ее крохи, чтобы разбрасываться.
Пока я пыталась осознать услышанное, паук уже забрался на потолок у входа в кухню, и перед тем, как окончательно исчезнуть, обернулся ко мне:
– Ты это, мириться когда пойдешь, с десяток свежих мух прихвати. Желательно, живых. Тогда я подумаю. Прощать тебя или нет.
Паучище исчез. А я принялась медленно жевать яблоко, обдумывая, что делать дальше. С одной стороны – остаться в этом доме в качестве помощницы для меня было просто ожившей мечтой. С другой, мне необходимо было как можно скорее приниматься за поиски зелья. Пока остроухая гадина не активировала на моей ладони Печать обязательств. Хотя… Откуда у артефактора зелья? По-моему, эльфийка тут что-то напутала. Я, конечно, в магических науках не понимаю вообще ничего. Но, когда все население королевства поголовно в той или иной степени владеет магией, сложно оставаться в полном неведении. А следовательно, тут точно что-то не так. Либо зелье было всего лишь предлогом. Либо мой хозяин только притворяется артефактором. У меня по спине пробежал холодок. А что, если и в самом деле притворяется? Ну мало ли
