— Нравится?
— Ммм, просто амброзия, мэм, - признался Джейс, пройдясь по нижней губе кончиком языка.
— Ну вот, а еще сопротивлялся! - улыбнулась Джессика. - Доктор плохого не предложит. Бери еще!
Прародительница Ева не предлагала Адаму запретный плод с такими горящими глазами. Змей-искуситель не пожирал так взглядом свою доверчивую жертву. И даже наркодилер, дающий первую "бесплатную" дозу какому-нибудь наивному недоумку, не смотрел на своего клиента так жадно, как Джессика смотрела сейчас на сидящего перед ней мужчину. Джейс, однако, не заметил взгляда этой чудачки. Фрукты ему перепадали не часто, и сейчас он понял, как ему их не хватало. Если их разрешали брать еще, надо было пользоваться шансом, а о цене думать потом.
Когда его, наконец, отпустили, он ушел, весьма довольный визитом в медчасть, немного отдохнувший и наевшийся фруктов. Чтобы не бесить охрану своим цветущим видом пришлось сделать морду топором, но в общем и целом день можно было считать удачным. По крайней мере, так думал Джейс, но его мнение переменилось сразу бы, знай он, что после его ухода Джессика ястребом бросилась к телефону и стала названивать отцу.
— Папа, на следующей неделе я планирую выезд в город и я хочу, чтобы в охрану включили четыреста пятьдесят четвертого, - потребовала она после коротенького приветствия.
— Это же тот самый, с забарахлившим ошейником, да? - уточнил полковник. - Джесси, а почему вдруг именно его?
— Ошейник уже не забарахлит, я сама проверяла, - резко ответила Джессика, нервно дернув ртом. - Это во-первых, а во-вторых, я хочу в этот раз прогуляться и не желаю, чтобы за мной ходила горилла, от которой встречные дети начинают плакать.
— Джесси, все равно было бы разумней взять проверенных покладистых заслоновцев...
— Он проверен лично мной, ты мне не доверяешь? - градус истеричности в голосе начал нарастать. - Я видела в его деле его распределение, он по определению благонадежен. Так еще и вид имеет презентабельный. Мне надоело ходить с уродами! Я дочь важного человека, мне по статусу положено сопровождение такого уровня! А ты мне вечно даешь каких-то уродов, на которых смотреть противно! Мне стыдно с такими появляться на людях! Я из-за этого не могу никуда выйти!
— Джесси, не преувеличивай, - попытался говорить спокойно отец. - В охране важно не лицо, а именно навыки и благонадежность....
— Не важно?! - взорвалась Джессика, голос срывался на слезы. - О, конечно, не важно! И то, что я, получается, дальше нашей территории выйти не могу, потому что стыдно, - это тоже не важно! Ты что, меня тут заживо хочешь похоронить?!
Психологическая обработка отца продолжалась еще минут десять, пока измученный полковник не согласился обдумать этот вопрос. Джессика по такому ответу знала, что своего она добилась. Дочь была единственным слабым местом полковника О'Коннелла, в других сферах жизни бывшего человеком жестким и непреклонным. Если бы жена родила ему мальчишку, Пирс О'Коннелл хотя бы понимал, что он должен делать. Но девочка, особенно совсем малышка, казалась ему существом неземным, эфирным и не вполне понятным. Тем более, что он все время ощущал собственную вину перед дочерью за то, что так мало участвует в ее жизни.
Он любил ее баловать, и во многом бремя воспитания Джессики ложилось на ее мать. Именно поэтому, когда Пирс О'Коннелл получил от жены документы о разводе и согласие на передачу полной опеки над двенадцатилетней дочерью, он оказался в очень сложном положении. Ему было жалко свою дочурку, бесконечно горько за то время, которое он не мог с ней проводить, но воспитывать и держать ее в рамках он не умел.
Внезапный интерес дочери к конкретному рабу полковнику, конечно, не понравился. Он открыл базу данных и быстро нашел личное дело MFS 113-02 454. С фотографии, прилагаемой к делу, на полковника смотрел модельной внешности сукин сын. Да, с такой мордой он вполне подходил на роль дорогого аксессуара для выхода в свет. А также на роль соблазнителя хозяйских жен и дочерей!
В части провенанса* значилось всего два имени, причем одно принадлежало крупному торговцу контрабандным живым товаром, а второе - сотруднику Разведуправления, дочери Конгрессмена Хименес. Это был не просто скачок из грязи в князи, это был какой-то немыслимый финт судьбы. Причем, именно по протекции семейства Хименес этот парень получил шанс на манумиссию. Полковник О'Коннелл потер подбородок, задумавшись, за какие заслуги раб-пожизненник с самого дна вознесся так высоко, да еще и получил шанс на свободу. Не за красивые глаза же! Полковник сомневался, что в доме последних владельцев царила анархия, не того полета птицы. Абы за кого такие люди не станут впрягаться, а тут явно должно было произойти что-то важное.
Самым неприятным фактором оставалась эта история с ошейником и дракой. Рабам случалось грызться в те моменты, когда по тем или иным причинам режим контроля ослабляли. Обычно такие эпизоды случались во время обучения рукопашному бою. Это как раз никого не удивляло, хотя, понятное дело, преследовалось и наказывалось. В инциденте с последней дракой было два возможных варианта: либо ошейник забыли перевести в максимальный режим после занятий, а раб заметил и воспользовался, либо ошейник был неисправен. Неисправности обнаружено не было, поэтому полковник склонялся к первой версии. Все равно получалось, что этот раб не просто смазливый кобель, а хитрый смазливый кобель.
Полковник нажал на кнопку внутренней связи и коротко приказал:
— Найдите мне Брайсона. Пусть приведет четыреста пятьдесят четвертого.
Через десять минут помощник уже докладывал, что Брайсон и четыреста пятьдесят четвертый ожидают в приемной. Роберта Брайсона полковник считал хорошим и ценным сотрудником. Его безжалостность к подопечным и автоматическое выполнение приказов начальства делали Брайсона идеальным исполнителем, так что место куратора он занимал вполне по праву. Как раз такой человек и нужен был, чтобы поддерживать дисциплину и вселять страх божий в тех опасных зверей в человеческом обличьи, которых свозили в Накопительно-распределительный центр, в народе именуемого "отстойником". При этом исполнительность Брайсона удерживала его от нанесения непоправимого ущерба государственному имуществу, чем, бывало, грешили менее опытные сотрудники.
— Брайсон, проходите, присаживайтесь, - коротко кивнул подчиненному полковник.
— Спасибо, сэр.
В каждом движении невысокого старшего сержанта-инструктора сквозила сдерживаемая энергия, будто сжатая пружина готова была в любой момент сорваться. Даже сидя на стуле для посетителей он казался напряженным и готовым к действию.
— Какова ситуация с четыреста пятьдесят четвертым?
— Проведена воспитательная работа и тестирование ошейника, - мгновенно отчеканил Брайсон. - В максимально жесткой форме. Рецидивов быть не должно, сэр.
Полковник лишь кивнул, иного он и не ожидал.
— Что можете сказать о его подготовке?
— Физическая и профессиональная подготовка - высокого уровня, - это Брайсон признал с некой неохотой, как показалось полковнику. - Психологическая подготовка требует серьезной доработки.
— Вот как? - с интересом произнес О'Коннелл. - Изложите подробнее, в чем вы заметили недоработки?
— Четыреста пятьдесят четвертый - очень хитрый раб и умелый притворщик, - охотно начал Брайсон. - Он понимает, каких реакций от него ждут и умеет их изобразить. Он может прикидываться покорным, но на самом деле до конца он не сломлен. Он затаивается, притворяется в надежде, что его оставят в покое. Подлинной покорности в нем нет. Я полагаю, что его недоломали. Если вы дадите согласие, это можно исправить.
Полковник взвесил услышанное. Если бы речь шла о невольнике с другими условиями контракта, то, конечно, рекомендации Брайсона незамедлительно были бы исполнены. В НРЦ находилось несколько сотен рабов, приписанных разным родам войск. Многие из них не имели никакого шанса дожить до окончания срока службы. Кого-то уже никогда не могли передать в частные руки и им была обеспечена долгая "карьера" в стенах режимных учреждений. Силовиков это, впрочем, не касалось. Они как раз приносили хороший доход в казну уже после службы, если только сохраняли товарный вид.
