Горгульи мгновенно восстанавливались и снова нападали на него: ещё больше царапая, больше пихая рогами.
Они замедлили его, но не остановили.
Парис был слаб и становился ещё слабее с каждой минутой, потому что не занимался сексом весь день.
И вчера секса не было. Он уже и забыл... да и какая разница. Сиенна находилась в этом замке, и лишь от одного взгляда на неё член Париса затвердел.
Он мог снова заполучить её. Сейчас в этом не было сомнений.
Парису просто нужно добраться до Сиенны.
Когда в нём поднялась тьма, наводняя разум мыслями о разрушении и смерти, Парис не стал ей сопротивляться, позволяя ей увлечь его ещё глубже в состояние, при котором важно лишь одно – устранение помех на своём пути.
Эти горгульи пытались удержать Париса вдали от его женщины. Они не заслуживали жизни.
Он сделал шаг, затем ещё и ещё. Горгульи вонзали когти в его бедра, голени, хватали за лодыжки, пока Парис наращивал темп, продвигаясь через бальную залу.
А по пути он ударял кулаками в головы горгулий, пинал и вонзал в сердца нож. Каменные тела раскалывались, по полу разлетались куски.
– Сиенна! Где...
Она вывернула из-за угла в дальней части помещения. Её волосы развевались за спиной, глаза расширились и ярко блестели.
В один миг мир замедлился, и Парис заметил детали, которые пропустил ранее.
Ее губы были более пухлыми, чем обычно, а в уголках засохли капельки крови.
На щеке был синяк – сине-чёрное доказательство боли, которую она вынуждена была испытать.
Одно из обсидиановых крыльев Сиенны согнулось под странным углом, и вероятно, было сломано.
Её ранили. Кто-то причинил ей боль.
Красная дымка смешалась с чёрной, и эта смесь густо обволокла разум Париса и застелила его зрение.
Искры ярости вспыхнули тысячью должен-убить-должен-защитить огней, противоречащих друг другу.
Кровь огненной лавой потекла по жилам, превращая судорожные движения воина в плавное, наполненное смертоносной грацией, скольжение.
Зарычав, он отбросил от себя ещё двух горгулий.
Следующую Парис схватил за шею и ударял, ударял, ударял, пробив кулаком в шее существа дыру, и остальная каменная часть начала разрушаться кусок за кусочком, но все же существо боролось за освобождение из хватки Париса, вгрызаясь зубами в его кулак.
– Позволь им заковать себя в цепи! – Крикнула Сиенна. – Пожалуйста, просто позволь им это сделать.
Она хотела, чтобы горгульи связали его? Ненавидела его так сильно, как он того боялся? Не важно. Парис отверг команду и мольбу Сиенны, ведь его решимость была непоколебима.
"Должен убивать..." Удар, ещё удар. "Враг должен умереть". Удар, удар, удар. Парис вонзил кинжал. "Препятствия необходимо устранить". Удар кулаком, удар кинжалом. Во всех направлениях разлетались обломки. Горгульи забыли о своей жажде наслаждения – или что они там испытывали, когда тёрлись об него – и перешли в наступление, больше не давая Парису поблажек.
Сиенна приблизилась к нему. Она пахла полевыми цветами и... амброзией? Парис сделал глубокий вдох.
О, да. Сладкий-сладкий аромат амброзии проникал в его кожу, затмевая всё остальное, включая и жажду убийства, и теперь Парис хотел лишь вдыхать его.
Должен был вдыхать. Рот наполнился слюной, и Парис задался вопросом, почему от Сиенны пахло наркотиком бессмертных, от которого ему пришлось не так давно отказаться, когда его ранили в бою, который с ясным умом он мог бы выиграть.
Эти раны едва не стоили ему свидания с богиней, у которой Парис хотел заполучить кристаллические клинки, и тогда там он решил завязать с амброзией.
К счастью, Парис прошёл через самую страшную ломку, и не мог позволить себе ещё раз допустить подобное. Он всё выбросит из головы, за исключением своей следующей цели.
"Хочу её". Так как сейчас Сиенна оказалась так близко, демон Разврата оживился, наполняя тело Париса силой и меняя ход его мыслей. "Должен коснуться её... должен поиметь её..."
На этот раз они достигли соглашения.
– Позволь им связать себя. – Когда Сиенна попыталась отпихнуть от Париса двух горгулий, они переключились на неё: кто-то кусал, кто-то царапал когтями, кто-то бодал рогами. У неё подогнулись колени под тяжестью этих созданий.
Из горла Париса вырвалось ещё одно рычание. Сиенна пыталась спасти его? Сама мысль об этом казалась дикой. Игнорируя чудовищ, которые по-прежнему пытались усмирить его, Парис сосредоточился на тварях, которые повалили Сиенну на пол. Он схватил одну и отбросил её. Схватил другую, и также отшвырнул в сторону.
– Беги! – Приказал Парис Сиенне.
В мгновение ока чудовища накинулись на него. Парис пытался отбиться, расчистить путь для неё, но Сиенна не убежала. Она лежала, тяжело дыша и не двигаясь, и даже не пытаясь защитить себя.
Сиенна взглянула на Париса с мольбой в наполненных слезами глазах.
– Пожалуйста, Парис. Успокойся. Не борись с ними.
У него перехватило дыхание, и, несмотря на то, что все инстинкты кричали о продолжении схватки, продолжении уничтожения всея и всех на его пути, воин остановился, убрал клинки в ножны и опустил руки. Сиенна пыталась спасти его. Парис должен ей довериться.
Он сдастся.
В мгновение ока твари сполна воспользовались своим преимуществом и слетелись к нему, как пчёлы на мёд. "Успокойся". Как и Сиенна, Парис оставался недвижим. Удивительно, но жажда битвы вскоре ослабла.
Горгульи вцепились в его руки и снова потащили в тюрьму, где уже был заперт Уильям.
Сиенна с трудом поднялась на ноги, и, не прерывая зрительного контакта с Парисом, последовала за ними. Отличный ход. Отвернись она, и воин снова бы взорвался. Он не мог лишиться и этого.
– Горгульи оставят тебя в покое после того, как закуют тебя в цепи. – Её голос дрожал, чувствовалась скрытая боль. – Они просто должны выполнить своё задание, а потом ты сможешь делать все, что захочешь.
"Хочу её..."
Несмотря на свои раны, Парис затвердел во второй раз. Внутренний демон источал аромат: шоколад, смешанный с самым дорогим шампанским.
Если Парис и нуждался в подтверждении того, что он мог снова быть с Сиенной, то вот оно. Он мог быть с ней столько раз, сколько пожелает. Точнее, столько, сколько она позволит ему. Парис был напуган. Он получил доказательство.
Парис прошёл через это.
Наконец он был с женщиной, которую жаждал больше всех на свете.
Горгульи, не державшие его за конечности, облепили Париса, отвратительнейшим образом толкаясь и потираясь о него.
